Все остальное Гальгано вспоминал уже в бреду. И всюду, всюду участвовал его меч. И всюду, всюду текли реки крови, вплоть до сегодняшнего дня.

— Нет! — очнулся рыцарь и понял, что все эти образы пробежали мимо него ровно за то время, пока он кричал это свое «нет», шарахнувшись прочь от зловещего Габриелло.

Пес монаха пристально глядел на рыцаря человеческим взглядом. И рука сама отбросила проклятый меч.

— Этого мало, синьор Гвидотти, — смиренно сказал Габриелло. — Меч должен перестать убивать.

И рыцарь увидел, как монах вытягивает руки над вросшей в землю базальтовой глыбой и как камень теряет свои свойства, будто в реторте еретика-алхимика. Он вдруг забулькал, словно расплавленный, однако никакого пара не шло от каменной лужи. Повинуясь взгляду пса, Гальгано поднял свой меч и, размахнувшись изо всех сил, всадил зеркальное лезвие в базальт. Тотчас же камень снова стал камнем. Он намертво сковал кровожадный клинок, став для него последними ножнами.

— Я не желаю больше убивать! — прошептал Гальгано, истово крестясь, а когда поднял голову, то увидел лишь собаку, а самого Габриелло уже не было на холме.

«Он будет хранить этот меч, пока здесь не возведут капеллу. И ты не будешь больше убивать, Гальгано!»

И понял бывший воин веры Гальгано Гвидотти: в ту ночь на вершину холма Монтесьепи к нему являлся сам архангел Гавриил и говорил с ним из его же собственного сердца…

Февраль 1405 года от Р. Х., низовья реки Арысь, город Отрар.

Тяжкими, ох тяжкими были последние дни эмира! Так и не добравшись до границы Поднебесной, армия Железного Хромца встала меж двух рек, скованных небывалыми морозами. Что только ни противилось Теймер-ленгу в его жизни — ничто не могло удержать полководца, а вот холод и болезнь — удержали…

В страхе твердили лекари, что выживет владыка мира, поднимется, а все хуже и хуже было ему. Во сне видел он прежние походы, и радовалась душа завоевателя, если она у него была. Все его соратники, что уже оставили бренный мир и наслаждались в райских садах вечности обществом полупрозрачных гурий, приходили к нему в сновидениях и звали с собой. Являлся и учитель, Мир Саид, долго говорил с ним, поминая нефритовый гроб. Но не спешил Хромой Тимур, не торопился во дворцы из жемчуга к волооким прелестницам в яхонтово-изумрудных комнатах. Не все еще решил он здесь, на земле, и не должна была смерть вставать на пути эмира!

«Почему ты не помогаешь мне?» — спрашивал Теймер-ленг свою смерть.

«Если бы я тебе не помогала, ты уже кувыркался бы со своими гуриями, старый ты пень! — ворчала его смерть. — Надо же такое придумать! Прозрачные бабы!»

«Ну так поспеши, родная, поспеши. Срок человеческой жизни короток, а я не был, как ты знаешь, праведником и основательно поизносил это одеяние!»

«Нечего было в семьдесят лет геройствовать! Кто надоумил тебя обливаться на морозе? Какой кретин посоветовал у всех на виду обрить голову, когда на ней волосы превращались в лед? Так помирают владыки мира, по-твоему, полоумный старикан?»

И если бы хоть один его воин смог подслушать этот разговор, то сошел бы с ума, так и не поверив, что кто-то смеет подобным образом отвечать самому грозному из всех завоевателей.

Вот наконец дела пошли на поправку. Февраль близился к середине, морозы ослабли, а эмир, напротив, окреп и стал медленно выздоравливать, о чем не преминули объявить во всеуслышание обрадованные лекари. Дух учителя Барака перестал навещать Тимура, да и прежние друзья пригорюнились, уж не надеясь встретиться с ним в Раю.

Но однажды под утро услышал эмир щебет соловья. Соловьиные трели несказанно хороши накануне рассвета, но, помилуйте, откуда взялся соловей посреди зимы?!

Теймер-ленг раскрыл глаза и сел, худой, слабый, но еще полный жизни. Полог дернулся.

— Кто?.. — каркнул эмир, но голос сорвался, и слова «посмел» не получилось.

— Прости, повелитель, — внутрь шагнул личный телохранитель Хромца, молчаливый уйгур из гвардии Тимура.

— А, ты, Таир… С какими вестями ты ко мне?

Это было много лет назад. Небольшой отряд Тимура был зажат в тиски огромной армией противника. Тогда еще победоносная тактика боя на открытом пространстве не была отточена им до мелочей, и на них насело войско, вдесятеро превышавшее численностью его людей.

Но свершилось чудо: каким-то немыслимым образом к ним в кольцо проникли шестьдесят человек воинов Кулси-Нат во главе с Таиром. Это была элитная гвардия завоевателя. Немногословный и мрачный, будто волк-одиночка, уйгур коротко рассказал будущему эмиру и его военачальникам, как все они будут выходить из окружения, объяснил, кто и что должен делать, показал действия каждого вплоть до постановки ног и положения тела во время этой операции. И свершилось второе чудо: они вырвались из тисков, не потеряв ни одного человека! С тех пор никому, кроме как Таиру, не доверял более полководец.

— Что ты принес? — спросил Теймер-ленг, замечая в руках воина Кулси-Нат какой-то сосуд ярко-синего цвета.

— Это ваза из Пакистана, повелитель. Тот, кто передал ее для тебя, сказал, что ее цвет сейчас таков, как твои глаза, а вот каким он станет — зависит от твоей души, эмир.

«Проклятие! Нет, только не это! Зови, зови на помощь, эмир!» — только и успела прокричать смерть.

И хотел бы крикнуть Теймер-ленг, да голос его пресекся. И успел он лишь прошептать:

— Вот и ты, атмереро… Я не желаю! Только не это… Пусть лучше окончательная смерть, чем то, что ты уготовила мне… И как только я не распознал тебя еще тогда, под Сеистаном…

Забормотал Таир что-то, на неведомом языке забормотал, и потянуло эмира прочь из тела, и увидел он собственный труп на ложе — увидел сквозь синее стекло вазы, созданной пакистанскими стеклодувами. И это было последнее, что видели они со смертью: стекло помутнело, стало черным.

— Иначе вас не остановить, коэразиоре и моэнарториито, — со вздохом пробормотал Таир, унося с собой проклятую вазу.

Он стоял одним из первых возле гроба повелителя — гроба, высеченного из цельного куска нефрита. Саркофаг был установлен в ногах давно умершего Мир Саида Барака, духовного учителя Тимура: так пожелал когда-то сам полководец. И вязь предостережений была охраной покою эмира, ибо люди легковерны, и вздрагивали только от одной мысли о том, что если потревожить дух бога войны, то начнется страшное сражение и на небе, и на земле. Только не было уже никакого духа в усыпальнице Тимуридов, и бояться надо было отныне за судьбу неприметной черной вазы, странным образом кочевавшей из одного царского рода в другой…

И это было все, что смог сделать для новой цивилизации немой защитник, предсказанный когда-то в сердцах Ормоной.

Перед каждым из них лежал еще длинный, до бесконечности длинный путь.

Путь к самому себе.

КОНЕЦ РОМАНА

(Октябрь 2010 г. — 06.06.2011 года, 6 часов утра по новосибирскому времени)

Приключения героев продолжатся в наше время в романе «Душехранитель» http://samlib.ru/g/gomonow_s_j/1soulguard.shtml%22=%22