— И все-таки ты достоин большего, нежели фальшивка… — грустно сказала мать, снова запирая сейф.

— Значит, мой дожидается меня в другом месте. Если суждено — он найдется и будет моим. Я даже не сомневаюсь.

И она еще долго смотрела из окна вслед уходящему в неизвестность сыну.

Восемнадцатый корпус находился недалеко от Самьенского моста. Глухой стороной здание выходило на обрыв над Ассуриа, а окна фасада подслеповато таращились в сторону Объединенного Ведомства, возвышавшегося вдалеке. Это была, пожалуй, самая некрасивая постройка в Эйсетти — если не считать других корпусов с прилежащими казармами, которые словно в насмешку называли интернатами. Если бы не колоннада фронтона, украшавшая вход в безрадостное заведение, и не большой парк, разбитый перед входом, сфероид можно было бы принять за оружейный склад военного крыла Ведомства, расположенного через дорогу от территории восемнадцатого корпуса.

Поправив на плечах лямки рюкзака, Фирэ стал подниматься по ступенькам фронтона.

— Кулаптру незачем быть громилой, — пояснил приписной целитель корпуса.

Фирэ стоял в исподнем перед несколькими военными из комиссии посреди огромного зала, выхваченный светом слепящих прожекторов, и апатично ждал, когда они придут к единому мнению насчет его дальнейшей судьбы. Да, он не мог похвастать мощным телосложением, мышцы его, развитые сообразно возрасту, не выпирали, как у многих сверстников-переростков. Он был сложен идеально — но только не в понимании военных. И то верно: что способен сделать стек в руках созидателя против лопаты, роющей окопы на поле боя?

Он уже принял судьбу, перестав ориентироваться в том, что происходит вокруг. Единственным его желанием было узнать конечный пункт своего назначения и сообщить близким.

Занимались им пять человек: два кулаптра и трое старших гвардейцев. Кто-то выразил недовольство по поводу его «хлипкости», кто-то засомневался в его профессиональных навыках — больно уж молод.

Помощник приписного, господин Диусоэро, кулаптр лет сорока с одутловатым измученным лицом и отвисшей нижней губой, заступался за Фирэ, утверждая, что его «куарт» достаточно зрел, чтобы ощутимо помочь ори в военной мясорубке.

— Я готов взять его в помощники.

Гвардейцы перебросились несколькими фразами, и самый старший сказал:

— Если он зрел, то сможет пройти проверку.

Фирэ очнулся. Фраза скрывала под собой что-то нехорошее, и недаром комиссия стала отступать в темноту, а свет прожекторов усилился, ослепляя новобранца.

Юноша не стал ждать дальше и сразу же вошел в состояние готовности к «тонкому» бою. Для этого он первым делом защитил себя невидимым полем, воззвав к собственному духу, единому со стихиями и способному взаимодействовать с каждой из них. Это было почти забытое искусство ори, воскрешенное в новом воплощении Фирэ уроками старого Паскома. Вопреки расхожему мнению, утвердившемуся в обывателя благодаря деятельности шарлатанов-чародеев, которые творили свои фокусы на потребу толпе, картинно размахивая руками и выкрикивая какую-то чушь, двигаться физически для «тонких» действий было совсем не нужно. И даже наоборот: большинство стадий проходило чище, если тело было полностью обездвижено и лежало в расслабленном виде, как при вождении полумеханических рабов — диппендеоре. Только «куарт» был свободен и передвигался без преград в любом измерении, с любой скоростью. И еще на всякий случай Фирэ приготовился войти в свой морок, чтобы действовать эффективнее, чем в обычной физической ипостаси.

За спиной лязгнуло, и звук улетел эхом под своды высоченного потолка. Фирэ обернулся. На стальных плитах пола лежал двусторонний топор, и на нем, как и на мечах аллийцев, не было никаких примет времени или клейма изготовителя.

Топор лег в ладонь, достаточно весомый, чтобы быть надежной защитой в умелых руках, но и не столь тяжелый, чтобы утомить хозяина прежде времени.

В темноте застучали шаги, да так звонко, словно обувь неизвестного была окована железом. Фирэ подобрался, пытаясь определить, откуда на него нападут. Обманное эхо не давало понять, откуда исходит противный, бьющий по барабанным перепонкам звук ударов металла о металл. Когда на него напали сзади, юноша увернулся лишь благодаря своему круговому внутреннему зрению, которое включалось, если глаза были закрыты — а он догадался зажмуриться за несколько мгновений до атаки.

Звон клинка о плиты — аллийский меч странного человека в длинном желтом плаще высекает сноп искр. Фирэ ужаснулся: он будто увидел свое отражение в зеркале, только не такого себя, каким был сейчас, а гораздо старше. Лицо было серым и больным, как у кулаптра Диусоэро, улыбка змеилась на губах. Он двинулся так, словно собрался нырнуть, и пропал из виду.

Фирэ, оторопев, стал озираться, попеременно пользуясь то обычным, то внутренним зрением, но ни то, ни другое врага не обнаруживало.

— Что вы делаете?! — разнесся по залу молодой женский голос. — Вы сошли с ума!

Это была Саэти, и с ее появлением часть комнаты осветилась, проявив то, что прежде было скрыто в тенях.

— Как ты сюда попала? — Фирэ опустил топор и пошел ей навстречу.

— Фирэ!

В последний миг, уже почти коснувшись попутчицы, он почуял сигнал опасности и отпрыгнул в сторону. На то место, где юноша был мгновение назад, с оглушительным звоном опустился меч незнакомца в желтом, и Саэти перестала быть собой, молниеносно перелившись в его образ.

Фирэ был разъярен. Как они посмели пойти на такое вероломство? Такое можно применять лишь на объявленном Поединке! Он облекся своим мороком и в зверином виде кинулся на врага. Теперь для наблюдателей он был черным волком, а на самом деле по-прежнему держал в руке подброшенный невесть кем топор и дрался, как обычный человек.

Отбив его атаку, желтый незнакомец вновь на миг исчез, а потом выпрыгнул из тьмы в точности таким же черным зверем. Остервенело рыча и щелкая оскаленными зубами, волки сцепились в единый черный клубок. Ни один не собирался падать, в покорности поджимая хвост — это был бой насмерть, бой равных.

Понимая, что простой физической силой тут не обойтись, Фирэ на мгновение выкатился из собственного тела, заставив физическую оболочку продолжать оборону. Сгусток энергии ушел на иной пласт мироздания, нащупал там структуру врага и присосался к его клеткам, как пиявка, перекачивая его силы в себя. Но желтый незнакомец быстро распознал вмешательство, а следом проделал то же самое с сущностью Фирэ, отбирая все назад и даже с лихвой. Юноша тут же вернулся, вернул себе защитную оболочку, оторвав от себя все связующие их с незнакомцем нити, и, распяв себя на струнах сил неба и земли, создал невидимую глазом смертоносную волну. Противник не успел сделать то же самое. Увидев то, что катится на него, второй черный волк истошно заверещал и ринулся наутек. Волна догнала его, смяла, спутала все молекулярные соединения в его организме, и по полу растеклось нечто бесформенное, стремящееся принять хоть какой-то вид, но не в состоянии ни думать, ни говорить что-то осмысленное. Оно выкрикивало какие-то звуки, переходящие в животный визг и стрекот, из биомассы то проступало подобие глаз, то, лопаясь, вздувшийся пузырь вдруг выбрасывал некий отросток, похожий на конечность, все еще пытавшуюся нащупать и ухватить врага. В этой конечности явственно угадывался слитый с нею воедино меч.

— Ну убей же меня! — наконец прошелестело нечто, и подобие глаз стало затягиваться белесой мертвецкой пеленой.

Фирэ опустил свой топор лезвием вниз. В тот же миг биомасса исчезла.

— А что я говорил! — послышался голос кулаптра Диусоэро.

Юноша завертел головой, ища источник звука, потом мучительно, состязаясь с той реальностью, где находился, начал внушать себе пробуждение. Несколько рывков из мира в мир — и он с трудом раскрыл тяжелые веки.

Гвардейцы и кулаптры по-прежнему сидели перед ним за столом, а он, бессильно свесившись, валялся на стуле, все так же — в одном нижнем белье, как и в начале проверки. А он ведь даже не заметил перехода, в который повергли его опытные кулаптры! Не обратил внимания, что на нем внезапно появилась одежда, когда он нырнул «туда»! Не насторожился внезапному появлению и исчезновению предметов и живых существ, их перевоплощениям! Позволил гипнотическому сну обмануть себя, словно никогда и не учился управлять сновидениями! Фирэ подумал, что это его полный провал…