С недавних пор в школах стало весьма важным военное образование. Физические нагрузки, владение оружием, конференции, экзамены… Фатима с головой в него погрузилась, убежденная в том, что таким образом участвует в программе «вооруженный народ», о которой говорил Каддафи. Ее родители были возмущены тем, что учениц лицея просили носить мужские униформы. Это казалось неприемлемым.

— Ливийское общество не было готово, — говорила она. — Но мы, молодежь, — мы попались на крючок. И потом, когда военная служба снова стала обязательной и каждый ливийский гражданин должен был посвятить несколько недель в год тренировкам, мы все были вынуждены вступить в проект. Каждый ливиец имел удостоверение военнослужащего запаса.

Продажа карт фактически позволяла богачам уклоняться от тренировок, но тогда она еще об этом не знала.

Итак, в 1980 году Фатима поступила в Женскую военную академию в Триполи, которую тогда закончили только два потока выпускниц. Она встретила там девушек из Египта, Ливана, Алжира, Судана. Преподавали тогда в основном мужчины, а занятия были изматывающими: азбука Морзе, картография, делопроизводство, военная тактика, обращение с оружием, маневры, включая ночные и во время штормов.

— Но это стоило того! Мы были приманкой для всего мира. Отовсюду приезжали телевизионщики. Мы словно летали на крыльях. Мы были будущим. Мы были современными!

Разумеется, каждое выступление Каддафи еще больше зажигало женщин. Он был их кумиром, и они не сомневались в его намерении изменить жизнь ливиек и в один прекрасный день возвести некоторых из них в ранг генералов.

А потом состоялась церемония вручения дипломов и парад с прозвучавшим тысячу раз маршем.

— Я была слишком усталой, чтобы до конца дослушать речь Вождя!

Но не прошло и месяца, как Фатима разочаровалась.

— Нас просто использовали. Обещания были лишь враньем. Каддафи презирал свою собственную армию. И конечно же, ничего не ожидал от женщин. Если только все это не затевалось лишь ради его имиджа… и создания резерва любовниц.

Фатиму назначили офицером в одной школе неподалеку от Баб-аль-Азизии. Официально она отвечала за ежедневную военную подготовку, но «девушки из клики Каддафи» относились к этому презрительно.

— Я носила униформу и титул, лишенный всякой власти.

Потом ее перевели в здание штаба армии. По утрам за ней заезжал шофер, но у нее не было никакой роли, и ей платили меньше обычного.

— Тогда понемногу мои сокурсницы стали испытывать горечь. Наше обучение было ни чем иным, как мошенничеством, любовь к нации умерла. Мы говорили себе: «Мы испортили себе жизнь!» Я перестала носить униформу, потом потеряла ее, забыла свой регистрационный номер, забросила все, чему меня учили в школе. Я даже не смогу разобрать автомат Калашникова!

Ах, конечно, если бы ее приняли в ряды телохранительниц, она наверняка получила бы некоторые преимущества, в частности, возможность путешествовать и весомый оклад. Но для этого следовало быть высокой, красивой, иметь длинные волосы… и попасть на глаза ближайшему окружению Каддафи и самому Вождю, как это случилось с Сальмой Милад, так часто встречающейся в истории Сораи. Она была замечена во время визита в город Злитен.

— Телохранительницы Каддафи не представляли собой настоящего отряда. Это была всего лишь компания девушек, вышедших из спецслужб, полицейской и военной академий, бывших «стражей революции», «религиозных революционерок» и… его любовниц. Каддафи пользовался ими, как хотел, и ни одна из них не имела возможности сопротивляться, тем более жаловаться. Самые хитрые смогли извлечь от этого выгоду и получили в подарок машины и дома. Но сделайте одолжение, забудьте об имидже элитного отряда! Это было невесть что! Простой декор, куда Каддафи позаботился включить несколько черных женщин, дабы показать, что он не расист, обеспечив тем самым путь в Африку. Настоящие телохранители, которые занимались делом, не показывались на первом плане. Это были мужчины из его родного города Сирта.

Фатима утверждала, что она с восторгом наблюдала за продвижением восстания против Каддафи в начале 2011 года. Официально она присоединилась к нему 20 марта, предложив свой автомат Калашникова повстанцам. Но она оставалась внутри системы, добывая максимум сведений и распространяя листовки по армейским офисам.

— Дезертирство не было выбором, в противном случае я сегодня очутилась бы с родителями в общей могиле.

В дальнейшем она состояла в военном отряде под руководством Абдельхакима Бельхаджа, командующего военным советом Триполи; она утверждала, что снова почувствовала увлеченность и обрела веру в свою профессию. Но она знала, что потребуется время для возмещения ущерба и возвращения доверия к женщинам в униформе.

***

Со второй полковницей я встретилась в небольшом прибрежном городке Эз-Завия, в пятидесяти километрах от Триполи. В самом начале она отказывалась называть мне свое имя, но потом, в конце беседы, весьма неожиданно, бросила мне его, словно в знак доверия. Подарок.

— Ладно! Меня зовут Аиша Абдусалам Милад. Прощайте!

В глубине небольшого двора находилась выкрашенная в желтый цвет камера с забитым окном, с железной дверью с массивным засовом; здесь было два спальных места: прямо на полу лежал матрас, стояла также убогая железная кровать. Сбоку со стены на проводе свисала тусклая лампочка, в углу виднелся электрический радиатор, а также чайник. Я сначала удивилась, обнаружив в таком крохотном помещении двух человек, и подумала, что они обе заключенные. Но свернувшаяся калачиком на кровати женщина, которая казалась намного более несчастной, с запавшими глазами и измученным лицом, объяснила мне, что она — охранница и что после того, как она прожила пять лет в своей машине — «никто не хотел сдавать комнату одинокой и бедной женщине!», — впредь она предпочитала делить камеру с заключенной.

Последняя же, наоборот, была в отличной форме. Высокая, худощавая, волосы уложены тюрбаном, тонкое лицо, на левой щеке родинка, в полосатом свитере, поверх которого она носила черный бархатный костюм. Сидя по-турецки на матрасе, она согласилась вспомнить свой жизненный путь, но настаивала, чтобы все сразу стало ясно: она была военнослужащей по профессии — «и по призванию» — но никогда не принадлежала к «клике» Каддафи и к его телохранительницам. Сделав это уточнение, она смогла описать свою любовь к армии, зародившуюся еще в молодости, роковую встречу с вербовщиками, которые посетили ее школу в пустынном сахарском городке Себха, вотчине племени Каддафи, и свое поступление в Женскую военную академию в конце 1983 года. Как и многие ученицы, она была из многодетной семьи (девять детей) со скромными доходами, которая весьма недоверчиво отнеслась к тому, чтобы их дочь надела униформу.

— Мы все были вынуждены выламывать двери. Но какое это было счастье! Вооруженный народ должен был наполовину состоять из женщин, иначе теория Вождя не имела бы смысла. Наконец-то Каддафи доверял девушкам и вытаскивал их из дома!

Параллельно ей удалось получить диплом медсестры, и по окончании академии, в 1985 году, ее откомандировали на родной Юг обучать других девушек; вскоре она получила повышение в чине. Вернувшись в Триполи двадцать лет спустя, она влилась в высшие руководящие органы «стражей революции» — структуры, на которую возлагалось обеспечение охраны Вождя, где в ее функции входил регулярный отбор… его телохранительниц.

— Вы говорите об ответственности? Именно они должны были показать всему миру, что ливийская женщина вооружена и почитаема. Эти девушки играли роль послов. Я не имела права ошибиться!

Поэтому она подбирала «эффектных». Что это значит? «С харизмой». Хорошеньких?

— Безусловно. Я хотела, чтобы они были привлекательными и впечатляющими. И я предпочитала высоких, в противном случае я заставляла их носить обувь на каблуке.

Все девушки мечтали быть избранными и умоляли Аишу позволить им когда-нибудь выйти в свет.