Скиапарелли, а за ним целый ряд других ученых наблюдали на Марсе длинные, прямые полосы — „каналы“. Иногда они вдруг раздваивались, и тогда вместо одного оказывалось рядом два параллельных канала. Природа этих таинственных явлений, столь похожих на результат деятельности разумных и могущественных существ (некоторые каналы оказываются величиной с Адриатическое море), окончательно пока не выяснена, и некоторые ученые считали даже каналы и, особенно их раздвоения, оптическим обманом. Однако, например, проф. Ловелл в своем труде „Марс и жизнь на нем“ убедительно доказывает „разумное“ происхождение каналов.
По его мнению сеть каналов Марса, действительно, искусственного происхождения и представляет собою целую сложную систему, регулирующую правильное распределение воды по всей планете. В виду того, что моря Марса сосредоточены в северных и южных близполюсных пространствах, а материк сплошным экваториальным поясом охватывает вокруг всю планету, во время весеннего таяния полярных снегов грандиозные наводнения должны бы были затоплять материк. Но прекрасная система каналов регулирует напор воды и, вместо бедствия, несет собою весеннее пробуждение жизни на материке, который представляет собою безграничную мертвую пустыню. Приток воды в каналах развивает быстро растительную жизнь по их берегам. Вот почему с наступлением таяния полярного пятна в каком-либо полушарии Марса, постепенно от полюса к экватору сеть каналов делается более явственной для земных астрономов и наоборот — с наступлением зимы каналы становятся почти невидимыми. Таким образом то, что мы называем каналами, в сущности не только русла водной сети, но и берега их, на далекое пространство по сторонам покрытые растительным покровом, представляющим собою резкий контраст с красноватой пустыней материка.
Посмотрим теперь, что ожидает нашу экспедицию, для которой мы нарисовали такую мрачную картину на Венере, — что ее ожидает на поверхности Марса? Воздух его, вероятно, слишком редок для наших легких, но это затруднение легко устраняется респираторами, в роде тех, которыми запасаются наши водолазы. В случае чрезвычайного холода, аппарат, пользуясь светом Солнца, не закрытого постоянными облаками, как на Венере, всегда может умчаться в пространство и вернуться на Землю. Если же, — а это мы считаем самым верным, — экспедиция встретит на Марсе условия, близкие к земным, то изучение этого мира при полной безопасности представит колоссальный интерес, ибо какие широкие перспективы открываются нашей цивилизации, если мы найдем там разумных существ с своеобразной культурой, быть может, во многих отношениях превосходящей нашу?!
Нет, разобрав все доводы pro et contra, мы остаемся при нашем прежнем мнении: небесные экспедиции следует начать с Марса, а не с Венеры, так как это интереснее и безопаснее.
Профессор Московского Университета Ц.»
Подобная же полемика возникла между учеными всего мира, при чем, кроме Венеры и Марса, защит-ников нашли еще только три небесных тела: Луна и самые большие из спутников Юпитера и Сатурна — Ганимед и Титан. Сторонники Луны говорили, что хотя атмосфера ее и разрежена, она все же, вероятно, сохранилась, как доказывает это проф. Ловелл, в небольшом количестве в долинах и ущельях. Там же, может быть, есть своеобразная органическая жизнь. Поэтому прежде, чем удаляться куда-то за миллионы верст, лучше изучить ближайшее небесное тело, Луну, отделенную от нас всего 384,000 килом., и с которого, поэтому, всегда легко будет вернуться.
За Венеру стояли Петербург, Гринвич, Чикаго, Потсдам и другие обсерватории. Воинственный Марс соединил под своими знаменами Москву, Париж, Страсбург, Ареквипскую обсерваторию в Перу, Ликскую в Калифорнии и проч. Партия Луны была значительно слабее; из больших обсерваторий к ней примкнули только Берлинская Урания и Петербургская Обсерватория Русского Общества Любителей Мироведения. Венские астрономы предлагали целью первого небесного путешествия Ганимед или Титан. Хотя про этих спутников нам почти ничего неизвестно, зато как великолепно оттуда можно изучить Юпитер и Сатурн, — эти еще не вполне остывшие планеты, более похожие на Солнце, чем на Землю, которую они превосходят в 1280 и 719 раз. А грандиозные кольца Сатурна, а пятна Юпитера?! Для разрешения этих задач стоит пожертвовать изучением таких, сравнительно ничтожных миров, как Луна, Марс и Венера. К Вене присоединился Капштадт и Одесская Университетская Обсерватория.
Часто ученый спор переходил в ссору, и астрономы обратились в настоящих парламентских бойцов. Примирить все мнения попробовали миланцы. Они предложили, не спускаясь ни на одну планету, приблизиться, насколько возможно, поочередно ко всем, начиная с Меркурия, и затем вернуться на Землю с большим запасом наблюдений. После их обработки можно будет окончательно решить, которые из планет наиболее удобны для человека, и на них отправиться. Несмотря на благоразумие этого совета, он не имел никакого успеха: слишком сильно было желание спуститься на почву нового мира и водрузить там флаг, подобно Колумбу в Америке.
Члены клуба «Наука и Прогресс» тщательно следили за полемикой, так как разрешить спор зависело от них: 15 декабря они выберут планету и членов экспедиции. Они ответят на вопросы: «кто и куда?»
Если второй его частью, «куда?», интересовался весь мир, то первая — «кто?» касалась исключительно самих прогрессистов. Два имени были у всех на устах и назывались всегда в первую голову — это Имеретинский и Аракчеев; оба имели неоспоримое право быть выбранными и несомненно пройдут единогласно. Но третий член экспедиции только намечался, и кто из кандидатов выйдет из борьбы победителем, было очень сомнительно. Называли Гольцова, Штернцеллера, зоолога Флигенфенгера, Невельского и других.
Два жгучих вопроса в одно заседание! День 15 декабря обещал быть бурным, а прения сильно затянуться. Поэтому открытие собрания было назначено, вместо обыкновенных восьми часов, в пять.
Имеретинский, задержанный делами, несколько запоздал и когда вошел в залу, прения уже начались. Спорили о том, что нужно выбрать раньше: участников экспедиции или планету, на которую они должны отправиться? Защитники первого справедливо указывали, что прежде, чем соглашаться принять участие в экспедиции, необходимо знать его цель, и, в виду очевидной справедливости такого мнения, оно победило. Собрание приступило к обсуждению во-проса о планете, а корреспонденты стали торопливо записывать содержание речей в свои книжечки. Из 28 астрономов, членов клуба, 13 приготовили доклады, к счастью небольшие; 10 из них были прочтены всего в 2 ½ часа, причем по партиям они делились следующим образом: за Венеру — три, за Марса — три, за Луну — два, за Ганимеда — один, за Титана — один.
Настроение членов клуба продолжало оставаться неопределенным; каждая партия аплодировала своим докладчикам, но общего энтузиазма не сумел вызвать никто из них. Собрание, утомленное долгим вниманием, потребовало перерыва, и прогрессисты рассыпались по залам своего клуба. Повсюду можно было видеть оживленные группы, спорящие о климате или составе атмосферы какой-либо планеты. Люди, никогда прежде не бравшие в руки астрономической книги и ничуть не интересовавшиеся царицей наук, горячо доказывали преимущество Луны перед Ганимедом, или Венеры перед Марсом. Еще за несколько дней до 15-го декабря все имевшиеся на складах петербургских книгопродавцев сочинения по астрономии были раскуплены; букинисты брали за них втридорога и все-таки желающих оказывалось больше, чем нужно. Небольшая обсерватория Русской Урании на Марсовом поле в десять раз повысила цену, так как право хоть мельком взглянуть в ее телескоп брали с бою, и по всему Марсову полю тянулась длинная очередь, как перед Мариинским театром.