- А как у вас показывали на сцене половой акт? – выехал снова на волновавшую его тему мой собеседник.

Я элегически рассмеялся.

- По-разному... Один, например, был помешан на сексе. Как его этюд, все знали, что сейчас он кого-нибудь трахать будет. Было любопытно, кого. Кто его новая жертва, - тут я рассмеялся. - И потом, он всегда играл этюды в одних и тех же трусах, и девчонки над этим зло шутили. Он, например, заводил девочку в комнату, - ну, этюд у него был такой, например, - разыгрывал обманутого мужа, давал ей пощёчину, потом заваливал её на кровать, заставлял раздеться до трусов и лифчика, потом сам раздевался до трусов своих знаменитых, ложился рядом с нею, и тут гас свет, - выключал кто-то из студентов. В темноте мы слышали скрип кровати, возню, стоны...

Мне ужасно показалось смешным всё, что являлось моему воображению, поэтому я стал смеяться. Ваня улыбался, но слушал внимательно.

- Потом становилось тихо, свет включался, они лежали на кровати умиротворённые, довольные друг другом... Вот такой, например, этюд... Или этюд с раздеванием... масса была у нас этюдов. Все и не вспомнишь.

- И как педагоги у вас относились к таким этюдам?

Я помолчал и, коротко засмеявшись, сказал:

- С пониманием.

Ваня улыбнулся, но, кажется, не понял моей иронии, он серьёзно продолжил:

- Я вот не знаю, как показать половой акт... тоже, что ли, свет погасить?

- Там у тебя кто?.. Брат ещё? Немой который, - я стал, наконец, вдумываться в его этюд.

- Да.

- А почему он немой, кстати?

- Ну так... От рождения немой.

- Ну ладно, это твоё дело... А слышит?

- Да.

- Так. Надо, знаешь, что? - уже несколько увлёкшись, начал я. - Надо половой акт за сцену вынести, а брат пусть отыгрывает. Он же подслушивает около стены? Так?

- Да.

- Вот пускай зритель видит, как он подслушивает, как возбуждается, мучается, дрочит, в конце концов, - я опять стал смеяться, - а те, двое, пускай за кулисами постонут немножко...

- Точно. Так и сделаю. Гениально! – радостно сообщил Ваня.

- Само собой, - весело ответил я ему, хотя ненавидел эту институтскую привычку говорить о всяком дерьме «гениально».

2.

В этот момент появился Олег. Он вернулся из института, сбежав с какой-то «пары». Я его познакомил с Ваней, объяснил, зачем он здесь.

- У кого на курсе? – спросил Олег у парня, отщипнув кусок чёрного хлеба, лежащего на столе.

- У Гончарова.

- У-у... Не повезло тебе, да?

- Почему? – напрягся Ваня.

- Ну, он же выгоняет многих. К четвёртому курсу половина студентов остаётся, - легкомысленно сказал Олег, намазывая кусок хлеба маргарином.

- Я слышал об этом, - задумчиво сказал парень.

- Ладно, что ты пугаешь человека, - сказал я Олегу, мне не хотелось, чтобы сознание Вани было омрачено, и поэтому решил его ободрить: - Всё будет нормально. Ты, главное, учись.

- Ладно, я пойду, - ответил он.

- Давай. Заходи. Если что надо будет, Олег тебе поможет.

- Хорошо. Спасибо.

Ваня ушёл. Олег заговорщицки потёр руки, весело глядя на меня:

- Знаешь, у меня есть бутылочка водки. Давай выпьем?

- Давай. А что ж ты молчишь?

- Я не молчу.

Олег встал с табурета и достал бутылку водки из кармана куртки.

- А закусить у тебя есть чем? – спросил я, хотя уже примерно представлял возможности товарища.

- Найдём. Хлеба у меня есть немного и три картофелины варёных.

Мы занялись подготовкой к выпивке.

- Да! Выскочило из головы совсем, - неожиданно воскликнул Олег, разливая водку в два стакана. - Хочешь девочку?

- В смысле? – я прекратил чистить картофелину и посмотрел на друга.

- Там, внизу, у телефона я встретил одну подругу. Пригласил её к нам, она согласна, я обещал зайти к ней позже.

- А кто она?

- Да не знаю... Она здесь недели две. В общаге. Живёт у тех, кто пригреет, по-видимому. Сейчас у Игоря, театроведа живёт.

- Какого Игоря?

- Ну, такого... с бородой.

- Ладно, неважно. Не надо. Ещё заразимся. Она грязная, наверное. Впрочем, как хочешь. Но это уже без меня.

- Как хочешь. А ты что, не останешься?

- А что, будет свободная койка?

- Вообще-то нет. Но мы тебе матрас найдём, на полу переночуешь.

- Да нет, я в театр поеду.

Мы подняли свои стаканы.

- За что пьём? – спросил Олег.

- За Рождество.

- Рождество через месяц.

- Ну и что?

- Логично.

Мы выпили.

3.

Чёрный хлеб и три картофелины не такой сытный ужин, поэтому мы с товарищем быстро охмелели. Во всяком случае, я.

- О какой ты там девочке речь вёл? – спросил я.

- В смысле?

- Ну, та, которая с театроведом живёт.

- А! Ну, да... Что, вести её сюда? – обрадовался Олег.

- Да! Давай, тащи её сюда!

- Что, прямо сейчас?

- Да.

- А, может, когда всё допьём? Чтобы на неё не тратиться.

Предложение Олега было разумным, но мне представилась одна опасность:

- Давай, тащи её сюда, пока её не перехватил кто-нибудь.

- Ладно. Я быстро, - сообразил товарищ.

Едва Олег ушёл, как в комнату вошли два его однокурсника, которые вернулись из института, так как у них отменилась вечерняя репетиция. Они спорили о парне с эстрадного отделения, которого только что повстречали на одном из этажей общаги. Тот пел под гитару голосом Высоцкого, собрав вокруг себя группку студентов. Один из вошедших, которого все называли Толстый, возмущённо кричал, что за подражание надо морду бить, другой, у которого не было прозвища, был настроен более благодушно. «Всё ништяк, - говорил он смеясь. – Это даже прикольно».