– О-о, мама, а вы рискните, попробуйте! – посоветовала Сашенька, с облегчением услышав шаги мадам Анжу на лестнице. Своевременное появление модистки избавит её от ответа. – Только не удивляйтесь потом, если моего жениха в первую брачную ночь будет ждать сюрприз! И не говорите, что я не предупреждала! Но это всё, конечно, при условии, что я не покончу с собой от горя, когда вы решите выдать меня замуж против моей воли. Хотя и на это, я уверена, твой Гордеев не будет возражать!
Алёна хотела сказать что-то в ответ, но вернувшаяся мадам Анжу помешала ей.
– Я принесла целых две шляпки! Обе подходят одна лучше другой, давайте посмотрим, какая больше приглянется!
Разговор прекратился сам собой.
"Вот так-то!" – с самодовольным видом подумала Александра, глядя на Алёну, хмурую и помрачневшую. А потом ещё усмехнулась ей, демонстративно и нахально, как обычно это делал Мишель.
Попытка повлиять на очередной план матушки насчёт её дальнейшего будущего была, безусловно, неплохая, но Сашу не покидало неприятное ощущение, что она с треском провалилась. Это наводило на мысли, ничуть не улучшающие настроения, но Саша старалась убеждать себя, что всё это не всерьёз.
Не могла же Алёна и впрямь принудить дочь к замужеству с кем-нибудь из своих новых знакомых дворянского сословия? Или могла?
И вот, этот мучительный вечер настал. Собственно, мучительным он стал только для Александры, не испытывающей ни малейшего желания веселиться среди молодёжи иного круга. Алёна оказалась менее щепетильной и прямо с порога принялась осыпать графиню Авдееву любезностями, в общем и целом ведя себя довольно непринуждённо, словно они по-прежнему были наедине в их глухой провинции, а не посреди богатого особняка в центре столицы, в кругу великосветских гостей.
"Я никогда не научусь так, как она!" – в который раз подумала Александра, наблюдая за матушкой, по-сестрински целующей в щёку Софью Владимировну. Последняя, впрочем, ничуть не возражала против такой вольности – к чести графини, классовые предрассудки для неё особой роли не играли.
Чего, увы, нельзя сказать об остальных гостях.
Александре не хотелось в присутствии матери говорить Авдеевой о своих волнениях, а ведь участливая графиня, несомненно, спросит! А уж врать такой хорошей женщине не хотелось тем более, поэтому Саша решила избежать этого разговора и решительно зашагала в главную залу в поисках Сергея. С ним, Саша была уверена, ей непременно станет легче, в его обществе и Алёна не посмеет к ней приставать.
Но сбегая от расспросов хозяйки, Александра сделала ещё хуже, угодив из огня да в полымя. Как только она оказалась на пороге широкой залы – а тут ещё и негромко играющая музыка стихла как по волшебству – все взгляды неминуемо обратились к ней.
Девушка почувствовала, как неприятный, холодный страх сковал душу, как противно вспотели ладони в лайковых тёмно-синих перчатках, как затрепетало сердце в груди. Саше казалось, что все они, такие безупречные и утончённые аристократы, смотрели на неё с презрением и ненавистью. Они будто знали, кто она, знали, что она не их круга. Но с этим Саша, определённо, преувеличила – на неё и впрямь обернулись все, как обернулись бы на любого другого вновь пришедшего гостя, из одного лишь любопытства. А что касается презрения – было оно, разве что, лишь в глазах Ксении Митрофановой, которая удивлённо вскинула брови и перехватила взгляд Сергея в поисках объяснений. Авдеев, отдадим ему должное, не счёл нужным ничего объяснять.
"Они ни за что не примут меня!" – с безграничным отчаянием сказала себе Александра, чувствуя, как страх сменяется чувством панической неуверенности в себе, а сердце начинает биться всё чаще.
Ещё бы ей не стушеваться, бедняжке, под этим взглядом черноглазой Ксении! А что касается бешено застучавшего сердца – скажем вам совершенно точно, эти метаморфозы происходили с Сашей исключительно потому, что она увидела Мишеля Волконского.
Да-да, именно его. Искала взглядом Сергея, единственное родное лицо среди толпы любопытных незнакомцев, а нашла совершенно другого. Того, кого вообще никогда предпочла бы в своей жизни не встречать.
– Та-ак… – недовольно протянул Мишель тем временем, резко повернувшись к Сергею, который стоял рядом и как ни в чём не бывало попивал прохладный яблочный пунш, мечтательно улыбаясь своим мыслям. Впрочем, от явно недружелюбного тона Мишеля улыбка в тот же миг исчезла с его лица. – Признавайся, твоя идея – пригласить её?
Авдеев медлил с ответом. Во-первых, он не знал, что на это сказать, а во-вторых, пытался обдумать, насколько безопасно будет намекнуть сейчас заносчивому Волконскому, что он пока ещё хозяин в собственном доме, и это ему решать, кого приглашать, а кого нет. Разрешения он спрашивать не обязан и уж тем более не обязан отчитываться, а если кого-то что-то не устраивает, то…
– А что, это она, да?! Она?! – бесцеремонно влез в их беседу некто Антон Голицын, весёлый двадцатипятилетний парень, который слыл жутким сплетником и всегда старался быть в курсе всех дел. Так же он славился феноменальным успехом у женщин, но куда более знаменит был своей роковой и безответной влюблённостью в Ксению Митрофанову. Это не мешало ему, однако, заводить интрижки налево и направо, а потому новенькой барышней он весьма заинтересовался.
– Даже не думай, – предупредительно сказал Сергей, заметив, что Голицын прямо-таки пожирает взглядом вновь пришедшую, старательно тараща глаза, чтобы всем вокруг было видно, как он заинтересован.
– М-м, а почему нет? – то ли в шутку, то ли всерьёз, сказал Антон, не соизволив даже повернуться к Авдееву. – Вы ведь ещё не помолвлены официально?
– Голицын! – с похвальной твёрдостью в голосе изрёк Сергей.
– Ну будет, будет, не кипятись! Но идея хороша! Породниться с нашим Мишелем через его новоиспечённую сестру, хе-хе!
Волконский никак не отреагировал на ядовитое замечание, лишь нервно дёрнул щекой. Он уже поклялся себе не распускать руки, однако врезать Голицыну по его смазливой ухмыляющейся физиономии страсть как хотелось. И Авдееву заодно.
– Не буди лихо, пока оно тихо, – посоветовал Сергей, и непонятно, Мишеля он имел в виду или себя самого. Но Антон, будучи по природе своей весьма бесстрашным малым, пропустил предупреждение мимо ушей и, по-прежнему не сводя взгляда с Александры, дружески положил руку на плечо Волконскому и сказал:
– Нехорошо, Мишель! Ты не предупреждал, что она красавица!
– Серьёзно? – Волконский перевёл взгляд на Александру, раз уж все смотрели только на неё, но лицо его осталось бесстрастным, в отличие от Голицына, в чьих глазах прямо-таки зажглись два огромных розовых сердечка. – Знаешь, а я за своим презрением этого как-то и не заметил!
С этими словами он снял со своего плеча руку Голицына, при этом вид имея такой, словно это и не рука была вовсе, а нечто ужасно неприятное, и, развернувшись, направился к выходу. А так как выход – он же вход – в главную залу особняка начинался узким коридором прямо у Александры за спиной, то, получалось, направился он прямо к ней.
Что ничуть не добавило Саше уверенности.
"Подорвался-то, как ужаленный! – преисполненная ехидством, думала она. – Что же это, дорогой братец, ниже вашего дворянского достоинства находиться под одной крышей с такой, как я?"
И всё бы ничего, если бы Мишель проявил хоть какую-то учтивость… Глядишь, и обошлось бы ещё – Саша так и осталась бы в своём странном, нерешительном состоянии, дожидаться спасительных утешений Сергея Авдеева, на которые так рассчитывала.
Но у Мишеля получилось во сто крат лучше, ибо там, где есть гнев – нет места страху. Самой большой его ошибкой стало то, что он всерьёз вознамерился пройти мимо, не снизойдя даже до элементарного приветствия. Ни в коем случае не остановиться, дабы любезно спросить, как она поживает или, чего доброго, поцеловать ручку или поклониться – этого-то от него никто и не ждал.
Раз уж он куда-то резко заторопился, мог хотя бы кивнуть, или удостоить её своим царственным взглядом – да что угодно, но только не делать вид, что она пустое место! Какой отвратительный пример он подавал остальным!