Подбежавшие на подмогу десяток воинов набросились на отчаянно отбивающегося рыцаря и, заломив ему руки за спину, заставили подняться на ноги. Разоружив, они связали ему руки и под конвоем повели в конец колонны: путь до первой остановки ему предстояло проделать пешком.

  - Что ты намерен с ним сделать? - спросил Анри д"Эно, провожая взглядом ковыляющую в пыли грузную фигуру Ренье, все еще облаченную в доспехи, правда, без шлема и перчаток.

  - Что делают с предателями и убийцами?

  Анри пожал плечами.

  - Не стоит так сурово к нему относиться. Я начинаю думать, что у тебя личное предубеждение против него. Он рыцарь...

  - Пока еще, - ледяным тоном вставил Бодуэн.

  - Тебе известно, что в армии зреет недовольство, и если в ближайшее время мы не захватим Константинополь, нам придется умереть с голоду. Маркиз Монферратский говорит, что изгнанный наследник трона обещал заплатить нам золотом... но для этого необходимо вначале вернуть ему трон. Нам понадобятся воины, а ты хочешь расправиться с этим человеком ради мести!

  - Он предал меня, и предаст еще не раз, если я оставлю его безнаказанным.

  - Суд рыцарей не обвинит его.

  - Значит, это не рыцари, а подонки, ничуть не лучше его самого. Вспомни, какую клятву приносит рыцарь при посвящении: быть верным Богу и государю, хранить честь, защищать тех, кто не может защитить себя сам.

  Анри с сомнением покачал головой.

  - Эти люди видели слишком много крови. Они не осудят Ренье только потому, что убийство стало для них привычным делом. Хочешь мой совет? Убей его сам, если хочешь его смерти, или пошли в бой на верную погибель.

  Бодуэн пристально посмотрел на него, но ничего не ответил.

  Константинополь был осажден после праздника святого Иоанна Крестителя, когда венецианские корабли захватили гавань, а войско французов и германцев двинулось с суши на приступ. Боевые отряды рыцарей в полном вооружении наводили на греков ужас, но особенный страх вызывал предводитель французов, граф Бодуэн Фландрский - статный воин с красивым бесстрастным лицом и холодным взглядом пронзительно-синих глаз. Он всегда был впереди, словно искал смерти, но оставался невредимым в самой яростной схватке. Говорили, что он благороден и справедлив: в войске его уважали, хоть и побаивались, хорошо помня тот день, когда судом графа Фландрского рыцарь Ренье де Карэ был приговорен к разжалованию и отпеванию заживо. Когда привязанный к позорному столбу рыцарь, склонив голову, слушал приговор, Бодуэн равнодушно смотрел вдаль, казалось, вовсе не воспринимая происходящее; однако чуть позже, когда хор клириков затянул реквием, его лицо побледнело и напряглось. Закрыв глаза, граф одними губами повторял за певцами Requiem, requiem aeternam dona eis, Domini, и стоявший возле него Анри д"Эно заметил одинокую слезу, сбежавшую по его щеке. Застывший и отрешенный, Бодуэн молился за другую душу, давно ушедшую в вечность, но никто не знал, кого он оплакивал...

  Ренье де Карэ провел два дня под стражей, и граф Анри предложил ему выбор: остаться в войске простым солдатом или быть изгнанным без щита и оружия. Размышления Ренье были недолгими; он решил участвовать в битве вместе с французами, однако судьба не была к нему благосклонна, и в схватке у барбакана он был убит. Очевидцы утверждали, что он обратился в бегство, едва завидев врагов, да так неудачно, что наткнулся на мечи своих же товарищей. После боя граф Бодуэн лично наградил двоих отличившихся у барбакана солдат, выдав им по десять марок серебром; поговаривали, что это была заранее оговоренная плата за убийство предателя и дезертира. Впрочем, никто о смерти Ренье де Карэ особенно не сожалел, даже его бывшие оруженосцы и слуги. В ночь после штурма граф Фландрский долго беседовал с епископом Суассонским и до утра молился в своей палатке, отослав всех своих людей. С того дня он еще больше замкнулся в себе, но, казалось, обрел успокоение.

  Когда крестоносцы взяли город, на трон взошел законный император, но обещанного золота рыцари так и не получили. До осени новый император выжидал, оправдываясь необходимостью собрать налоги, а затем заявил, что не сумеет расплатиться с армией по уговору, и потребовал, чтобы рыцари продолжили свой поход в Сирию. Ответом ему были ярость и возмущение; завязалась новая война. Горел флот венецианцев, горел и город. Греки и французы истребляли друг друга, христианская кровь лилась рекой, немало пало в бою рыцарей и защитников Константинополя. Император константинопольский был низложен и убит, и на престол взошел очередной узурпатор. Весной предводители армии - старый венецианский дож Дандоло, маркиз Бонифаций Монферратский, граф Бодуэн Фландрский и граф Луи Блуаский приняли решение окончательно захватить город. Ожесточенный приступ длился три дня, а на четвертый, в понедельник за две недели до Пасхи, рыцари ворвались в Константинополь, грабя, сжигая, убивая и насилуя, и греки в ужасе спешили скрыться от их бесчинства.

  К вечеру, пробираясь по заваленным трупами улицам к центральной площади, граф Бодуэн Фландрский и д"Эно, посмотрев на свои забрызганные кровью руки и окровавленный, зазубренный от многочисленных ударов меч, сказал своему брату: "Я устал убивать, Анри. Никакое золото не искупит этих жертв. Если ад существует, нам предстоит гореть в нем вечно". Анри мрачно посмотрел на него, но ничего не сказал. Ехавший рядом епископ Нивелон Суассонский, в рваном плаще поверх поцарапанных и погнутых доспехов, покачал головой: "Мы сражаемся за правое дело, монсеньор. Отошлите посланника в Рим, и пусть папа рассудит нас. Я сам готов доставить послание. А убийство предателей... что ж, это угодно Господу".

  Легендарные богатства древнего города были разграблены, осквернены церкви и величественные дворцы, и знатные вожди рыцарей разделили несметные сокровища. На руинах сожженного и разоренного Константинополя по благословению епископов должна была возродиться новая империя, подвластная католическому Риму...

  В мае по решению совета знатных баронов и епископов Бодуэн, граф Фландрии и Эно, был избран императором Константинопольским. Так было положено начало объединению византийских земель под властью новой Латинской империи крестоносцев.

  Император делил земли между вассалами, подчиняя греков мечом и огнем, и римский понтифик благословил его власть. Отряды рыцарей захватывали города, занимали земли; знатные вельможи наперебой стремились завоевать доверие императора Бодуэна, чтобы получить владения побольше и побогаче. Борьба за власть породила недовольство, ненависть и предательство, и вскоре император выступил против бывшего соратника - маркиза Бонифация Монферратского. Лишь вмешательство баронов и епископов спасло их от роковой битвы, и маркиз признал власть императора, однако червоточина измены уже точила империю изнутри, а под внешней покорностью греков тлели искры неистребимой ярости. Рыцари гибли в сражениях, от жестокой болотной лихорадки, от рук убийц, подосланных завистниками. Почти два года император с верными ему вассалами пытался подавить мятежи, вспыхивавшие в городах, редко бывая в Константинополе; его жизнь и правление стали бесконечной битвой. Его лицо, опаленное солнцем, прорезали морщины, а в густых каштановых волосах засеребрилась седина. Из-за моря начали к тому времени прибывать новые отряды крестоносцев: те, кто в поисках славы пытались поначалу добраться до Сирии, те, кто зимовали в Италии, те, кто рассеялись по южной Франции, Италии, Германии.

  Супруга Бодуэна, графиня Мари, приехавшая в Марсель с отрядом верных людей, тоже переправилась через море, чтобы воссоединиться с мужем, но бог не был к ней благосклонен: сраженная лихорадкой, она мучилась два дня и скончалась, так и не сумев продолжить путешествие. Весть о ее смерти тяжким грузом обрушилась на императора: он рыдал, как ребенок, уткнувшись лицом в плечо графа Луи Блуаского; Анри д"Эно сидел рядом, обхватив руками голову и мрачно глядя на безутешного брата. Три дня Бодуэн напивался в своих покоях, не желая никого видеть, и слуги боялись, что император не доживет до конца недели. По прошествии трех дней, однако, он появился в дверях комнаты, в грязной, залитой вином рубашке, исхудавший, с налитыми кровью глазами и щетиной на впалых щеках, и приказал собрать баронов на совет. Спустя еще два дня он стал прежним императором, разве что еще более молчаливым.