- Письмо для Спаноччи?

  - Нет, для графа Орети, любезность которого позволила мне встретиться с синьором Риньяно. Я обещал послать ему весточку. Ты уже разобралась с вещами?

  - Твои инструменты и все картины наверху, в отдельной комнате. Там же твоя рабочая одежда, я думаю, она тебе понадобится.

  - Будь я проклят, если не буду носить ее теперь постоянно! - засмеялся Фабио. - Мне предстоит большая работа. Ну, покажи мне, как ты устроилась, потому что у меня не часто будет возможность навещать тебя.

  Тереза отвела его в комнаты второго этажа, одна из которых была спальней, а вторая предназначалась под рабочий кабинет, но там пока были сложены вещи художника - краски, холсты, кисти и шпатели, отдельной стопкой лежали старые наброски, в углу, накрытые полотном, были составлены готовые картины. Фабио бросил взгляд на наброски и увидел лежащий сверху кусок пергамента с рисунком головы апостола Иоанна, сделанный им в последний день в Сиене. Сходство с герцогом Лодовико определенно было, и художник вновь удивился судьбе и пророческим снам. Он заколебался, не сказать ли об этом Терезе, но передумал. Собрав нужные ему вещи, он связал их в узел и хотел унести вниз, но Тереза, подкравшись к нему сзади, шаловливо обхватила руками его талию.

  - Неужели ты собираешься уехать прямо сейчас? - вкрадчиво спросила она.

  - Вообще-то герцог платит мне за работу, а не за прогулки по окрестностям. Что он скажет, если не найдет меня в замке после полудня?

  - Ну, еще есть немного времени. - Ее пальцы забрались под рубашку Фабио и стали поглаживать его грудь. - Тебе не помешало бы отдохнуть и привести себя в порядок. Что скажешь?

  Засмеявшись, Фабио повернулся и крепко поцеловал жену.

  - Наверное, было бы неплохо.

  - О, боже, какой ты колючий! - пожаловалась Тереза, распахнув ворот его рубашки. Он потянул с ее плеч платье, обнажая грудь.

  - Ничего страшного. - Взяв ее на руки, он отнес ее в спальню и уложил на кровать, а затем принялся покрывать ее тело поцелуями. Она стонала, обнимая его за шею, и помогала ему раздеться, пока он ласкал ее. Фабио хотел, чтобы все было как всегда - неторопливо, нежно и страстно, чтобы обладанию предшествовала долгая игра, а потом Тереза впустила бы его, сдаваясь на милость своего победителя и прижимая его к себе в порыве сладостного нетерпения, а он пронзал бы ее медленно и глубоко... Но получилось как-то слишком торопливо; он никак не мог сосредоточиться, в голове отчего-то вертелся вопрос Лодовико: "Вы очень ее любите?", и он чувствовал непонятное беспокойство. Он ласкал груди Терезы, целовал ее губы и ощущал ее пальчики на своем члене, но прежней страсти не ощущал. Овладев ею, он задвигался, понемногу распаляясь, и, когда она стиснула ногами его поясницу, неистово прижимаясь к нему в судорогах наслаждения, закрыл глаза и постарался выбросить из головы смущавшие его мысли. Тереза билась и стонала, стискивая его в своем лоне мягкой пульсацией мышц, и он, закричав от не сдерживаемого более удовольствия, излился, прижимая к себе ее гибкое тело.

  - Мне так этого не хватало, - выдохнул он, и она счастливо улыбнулась.

   Вымывшись, побрившись и переодевшись, Фабио нагрузил на лошадь картины и вещи, которые могли понадобиться ему в замке, и, простившись с женой, направился вверх по дороге, ведущей к Монте Кастелло. Солнце уже миновало зенит, когда он пересек подъемный мост. Во дворе замка его ждал Пьетро Риньяно, который сказал, что герцог принимает посланцев из Флоренции и поэтому велел проводить художника в галерею второго этажа, откуда он планировал начать роспись.

   Фабио вспомнил, что накануне герцог Лодовико говорил, что в галерее не требуется много фресок, разве что немного цветочных мотивов, а потолок должен быть расписан в виде небесного свода. Вызвав плотника, Фабио объяснил ему, как нужно соорудить леса, и для начала попросил принести ему приставную лестницу. Он начал быстро набрасывать на стене контуры рисунков, и вскоре настолько увлекся, что перестал замечать проходящих мимо слуг, которые, останавливаясь, с интересом смотрели за его работой.

   - Наверное, вам не помешал бы мальчишка, чтобы переносить лестницу, - глубокомысленно заметил старый плотник, стоявший все это время у каменной балюстрады. - Мои внуки целыми днями бездельничают, а тут могли бы пособить. Что вы думаете, мэтр?

   - Думаю, их помощь действительно пригодилась бы. Если они окажутся работящими и толковыми, я мог бы поучить их и рисовать.

   - Не думаю, что из них выйдет толк. - Плотник покачал головой. - В любом случае, они займутся делом, это порадует их отца.

   Он удалился, и Фабио продолжал работать в одиночестве. Разметив рисунок на торцевой стене и в начале галереи, он решил, что дальше будет повторять цветочный орнамент вокруг проемов, а стену напротив каждого из них украсит гербовая виньетка. Мысленно он уже видел законченную роспись, и теперь словно воссоздавал ее по памяти. Время летело незаметно, и только остановившись, чтобы оценить композицию, Фабио понял, как он устал. Руки затекли, спину ломило, мышцы ног болели от напряжения. Опершись о парапет, художник вдохнул пахнущий сыростью воздух и стал смотреть во двор, где слуги заводили в конюшню лошадей, чистили сбрую и таскали в поилки воду из большого каменного колодца.

   - Я просто потрясен, синьор Сальвиати, - услышал он знакомый голос и, повернувшись, увидел перед собой герцога Лодовико. - Картины, которые вы привезли, просто великолепны, я уже выбрал кое-что для своего кабинета и для столовой, остальные непременно должны быть в зале... А вы, оказывается, уже принялись за дело! Вот уж не думал, что вы так быстро работаете!

   - Это лишь наброски, ваше сиятельство, - проговорил Фабио смущенно. - Я стараюсь оправдать ваше доверие и теперь прошу вас оценить исполнение ваших планов.

   Он объяснил герцогу свой замысел, и тот заявил, что вполне им доволен.

   - Я хотел бы присутствовать, когда вы начнете расписывать стены, - сказал он. - Если я могу еще хоть чем-то помочь, только скажите. В Остии я мог бы заказать отличные квасцы, а во Флоренции - любые краски...

   Его синие глаза сияли неподдельным воодушевлением; Фабио не мог отделаться от чувства восхищения, глядя на юного герцога, но при этом ему отчего-то было не по себе.

   - Мне так не хватало вас сегодня, - признался Лодовико. - Моя жизнь была ужасно скучна, пока не появились вы. Стефано не знает иных забот, кроме своего гардероба да поиска развлечений, а матушка... немного не в себе с тех пор, как умерли отец и Паоло. Они не понимают меня, а я не желаю жить их жизнью.

   - Ваш брат мог бы составить вам компанию, ваше сиятельство. У него, как я заметил, легкий характер.

   - Наверное, слишком легкий, поэтому мы не уживаемся. Его хватает лишь на то, чтобы меня дразнить. Очень скоро он намерен отправиться в Пезаро, чтобы вести жизнь сибарита и быть ближе к самым роскошным дворам Италии. Ну, это его дело, только добра от этого, думаю, не будет. - Он помолчал. - Скажите, вы были сегодня в городе?

   - Да, ваше сиятельство. Моя жена устроилась как нельзя лучше, и ей помогают двое слуг.

   - А, хорошо. - Он посмотрел на Фабио, словно не решаясь о чем-то спросить, потом проговорил. - Ей придется уступить вас мне на довольно долгое время.

   Фабио не нашелся с ответом, и герцог улыбнулся.

   - Я сохранил ваш рисунок, - сказал он вполголоса. - Это настоящее чудо.

   "Это вы чудо, Лодовико, - подумал Фабио. - Я мог бы рисовать вас без конца. Ваши глаза, вашу улыбку, ваше лицо..."

   - Если у вас будет время, напишите мой портрет, - попросил герцог.

   - Для меня это честь и удовольствие, - отозвался Фабио. - К тому же я сам хотел просить вас послужить моделью.

   - Прекрасно, мой друг. А теперь пойдемте, сегодня вы заслужили отдых.

   В последующие дни Фабио увлеченно работал в галерее, и герцог приходил к нему посмотреть и побеседовать. Лодовико вставал поздно, и часть работы Фабио успевал завершить в его отсутствие. Внуки плотника, двенадцатилетние шустрые близнецы, оказались хорошими помощниками, к тому же работа мастера Сальвиати их сильно впечатлила, и помимо обязанности, для них это было просто интересным занятием. Они растирали краски, наносили покрытие на штукатурку, с легкостью делали всю подсобную работу, которую поручал им Фабио. Галерея была закончена в течение недели, и прибывшие из Флоренции скульпторы и архитекторы взялись за оформление лепнины. Герцог Лодовико, казалось, намеревался полностью переделать замок; большой холл был украшен фризами античных колонн, потолок заменили сводом, подготовленным под роспись. Из Каррары по заказу молодого скульптора Джанфранко привезли глыбы белого мрамора, и Фабио вместе с архитектором делал наброски интерьеров. Для художника и его помощников были сооружены леса, на которых Фабио проводил почти целые дни. Его руки покрылись разноцветными пятнами и позолотой, одежда напоминала пестрый бесформенный балахон, первоначального цвета которого не мог бы вспомнить и он сам. Лодовико проводил с художником все свободное время, обсуждая темы фресок и давая довольно толковые советы по композиции. У юного герцога, несомненно, был великолепный вкус и чувство цвета, и Фабио находил его присутствие не только полезным, но и вдохновляющим. Никогда в жизни ему не работалось так легко, как в Монте Кастелло. Он почти не вспоминал о жене, лишь иногда посылал ей весточку и просил сообщить, не нужно ли ей чего-нибудь. Работа захватила его целиком, он находил радость в возможности реализовать свои способности и был в восторге оттого, что герцог хвалил его. Лодовико всячески подчеркивал свое особое отношение к художнику, став Фабио настоящим другом. Они часто разговаривали на разные темы, в том числе и не связанные с искусством. Герцог много читал и был непревзойденным рассказчиком. После наступления темноты они шли в комнату Лодовико и там неторопливо беседовали; иногда герцог читал вслух, пока Фабио набрасывал эскизы росписей. Больше всего Лодовико любил старые хроники и рыцарские романы, его занимали английские легенды о короле Артуре и романы о Роланде.