Он склонился, и его сомкнутые губы прижались к губам художника. Повинуясь внезапному порыву, Фабио подался вперед и слегка коснулся своими бедрами бедер юноши. Лодовико прерывисто вздохнул и отстранился, покачав головой.

   - Идите, дорогой друг, пусть ваши сны будут спокойными.

   Учащенно дыша, Фабио поклонился и отправился к себе. В голове его немного шумело от вина, но могучее желание, проснувшееся в нем, было поистине пугающим. Невинные поцелуи, которые Лодовико дарил художнику, несомненно, были единственным проявлением любви, которое этот удивительный юноша мог себе позволить по отношению к нему. Между ними никогда не могло произойти ничего большего... или все же могло?

   Плеснув в лицо холодной водой из таза, Фабио немного пришел в себя. В конце концов, неважно, что именно он чувствовал по отношению к Лодовико - любовь или просто привязанность, какая разница? Он вспомнил, как герцог впервые поцеловал его на мосту, и снова ощутил то же мучительное чувство бесконечной нежности и изумления. Бросившись в постель, он закрыл глаза, но сон не шел. Какого черта! Завтра он встанет пораньше и поедет в город к Терезе. Он женатый мужчина, ему просто не хватает женской ласки, потому-то все это и происходит... Он представил себе обнаженное тело жены, изгибы ее бедер, мягкие большие груди, стройные ноги, ее горячее влажное лоно, ждущее его вторжения. Его рука нашла окрепший орган и стала поглаживать его, вдохновляемая полетом фантазии. Постепенно он возбуждался все сильнее, движения его пальцев становились быстрее и ритмичнее, и внезапно перед его мысленным взором предстало юное лицо герцога, его страстные глаза, его губы... Беспомощно застонав, Фабио почувствовал, как его затопляет невероятное наслаждение; сотрясаемый сладостной судорогой, он излился, шепча сквозь стиснутые зубы: "О, мой ангел...", и распростерся на постели, не в силах сдержать катящихся по щекам слез. Этому никогда не бывать, это невозможно, невероятно... Тоска и отчаяние переполняли его сердце от сознания, что все это может быть только в мечтах. Он не знал, как вернется к Терезе, как посмотрит ей в глаза, как будет говорить с ней - после всего, что случилось, это было бы ложью, предательством по отношению к ней...

   Ночью ему снова снился Лодовико.

   Еще два дня он работал над росписью плафона в холле, целиком поглощенный своими мыслями. Герцог приходил сразу после завтрака и наблюдал за работой; сидя на широком подоконнике, он подолгу смотрел на Фабио, и художник спиной ощущал на себе его полный обожания взгляд. Они не разговаривали, но Фабио чувствовал мощную связь, возникшую между ними. Он не мог долго обходиться без Лодовико и с нетерпением и тревогой ждал его появления каждое утро. Когда герцог приходил, сердце Фабио начинало биться быстрее, сладко замирая от его приветливой улыбки. Один раз, обсуждая деталь росписи, он случайно коснулся руки Лодовико, и его пронзила мучительная дрожь. Его пальцы чуть задержались на запястье юного герцога, и тот едва слышно вздохнул.

   - Сегодня я прошу вас закончить работу немного пораньше, - тихо проговорил Лодовико. - Вы уже давно обещали написать мой портрет. Обещание еще в силе?

   - Да, ваше сиятельство, и я готов выполнить его.

   - Великолепно. Я буду ждать вас в пять часов пополудни в своем кабинете.

   Он слегка улыбнулся художнику и отошел, заметив вошедшую в залу герцогиню Джованну. В темно-вишневом платье из бархата с золотым шитьем и убранными в сетку волосами она была чудесно хороша, но ее лицо оставалось надменным, когда она поздоровалась с Фабио и скульптором, трудившимся над статуей Дианы.

   - Отличная работа, матушка, не правда ли? - спросил Лодовико, указывая на незаконченную роспись обрамленного лепниной плафона. - Я попросил синьора Сальвиати изобразить наверху ангелов и небесный свод, а стены расписать орнаментом. Синий и золотой - хорошее сочетание, как тебе кажется?

   - Мне кажется, ты тратишь слишком много денег на украшение замка, - холодно проговорила Джованна. - Сегодня Гвардиччани пожаловался, что один только мрамор для скульптур и лестницы обошелся в тысячу дукатов. Я не говорю уже о синьоре Сальвиати. Похоже, он так высоко ценит свой талант, что думает, будто ты должен содержать его как принца!

   Лицо Лодовико побелело от сдерживаемого гнева.

   - Мама, я прошу тебя немедленно уйти.

   - В чем дело? Я говорю неприятные для тебя вещи? Ты должен научиться соизмерять расходы с доходами, Лодовико. Тебе действительно нужен дворец, соперничающий роскошью с палаццо Сфорца и Орсини? Ты платишь одному только живописцу сто дукатов в неделю. Разумно ли это? Куда разумнее было бы заняться этим, женившись на богатой девушке из хорошей семьи и получив за ней приданое. Тебе не хватило терпения и ума, чтобы просто выполнить то, что от тебя требовалось, когда Гвидо уговорил кардинала Конти посетить Монте Кастелло со своей племянницей! Эта девушка могла бы стать тебе прекрасной женой, а ее приданого хватило бы на два дворца...

   - Не говори со мной в таком тоне. - Ледяная ярость исказила лицо юного герцога. - Я сам решаю, что делать со своей жизнью, мама. Оставь меня в покое и займись воспитанием Стефано. Уверен, он не разочарует тебя и женится на девушке, которая придется тебе по нраву.

   Джованна, сверкнув на сына глазами, резко развернулась и направилась к выходу. Подол ее платья подметал белую мраморную пыль, но она даже не подумала приподнять его. Лодовико покачал головой, глядя ей вслед, и уселся на подоконник, подобрав ноги. Фабио видел, что слова матери рассердили и ранили его, но он не намерен был ей подчиняться.

   Закончив работу, Фабио направился в кабинет герцога. Лодовико, который ушел чуть раньше, уже ждал художника: он успел переодеться в тонкую белую сорочку и расшитый серебром черный камзол. Этот простой и изысканный наряд невероятно шел ему, подчеркивая благородные черты красивого лица. Лодовико встретил живописца, сидя на кушетке с книгой.

   - А, вот и вы, мой друг! - воскликнул он с улыбкой. - Я уже собирался послать за вами.

   - Но еще даже нет пяти часов.

   - Да, верно. - Он встал и пригласил Фабио за стол, накрытый к обеду, и пошутил, заметив его удивленный взгляд. - Знаете, когда я вижу матушку и Стефано, у меня пропадает аппетит, так что сегодня я предпочел обедать здесь, а не в столовой.

   - Я слышал, что ее светлость герцогиня Джованна была недовольна...

   - Она не может быть всегда всем довольна, людям это не свойственно. Просто ей трудно понять то, что я делаю. Фактически, она никогда меня не понимала. Больше всех нас она любила Паоло, он действительно был хорошим мальчиком. - В его голосе послышалась печаль, он умолк ненадолго, потом посмотрел на Фабио. - Надеюсь, вы не воспримете слишком серьезно эту сцену в зале.

   - Вы могли бы платить мне намного меньше, - смущенно проговорил художник. - Если все, что говорила ваша матушка, правда...

   - Выбросьте это из головы. - Он подошел к усевшемуся за стол Фабио, положил ему руки на плечи и слегка сжал пальцы. - Сегодня вам предстоит еще работать, я не хочу видеть вас расстроенным.

   - Лодовико...

   Герцог усмехнулся, отошел и разлил по бокалам вино, затем уселся напротив художника.

   - За вас, мой друг. - Поднеся бокал к губам, он пристально посмотрел на Фабио своими изумительными сияющими глазами.

   Он сознает свою красоту, подумал Фабио, и знает, что я чувствую. По его телу пробежала ощутимая дрожь.

   Лодовико ел мало, только пил вино и наблюдал за художником, пока тот тщетно пытался взять себя в руки и сделать вид, что утоляет голод. Реальный голод, терзавший душу Фабио, не имел ничего общего с едой, и утолить его было невозможно.

  После обеда герцог уселся в кресло у окна и, откинув голову, вопросительно посмотрел на Фабио, закреплявшего чистый холст на мольберте.

   - Я готов. Если вам кажется, что я не слишком естественно выгляжу, скажите, как будет лучше.