- Я счастлив видеть вас, ваше сиятельство.

   - Полагаю, мой сын тоже будет очень счастлив вас видеть, - отозвалась она. Ее голос звучал глуховато и, как показалось художнику, почти равнодушно. Он решил, что потеря мужа и младшего сына была для нее слишком тяжелым ударом. - Надеюсь, вы понимаете, что сейчас вам придется много работать, чтобы оправдать его веру в ваши способности?

   - Я готов, ваше сиятельство.

   - Хорошо. - Джованна отвернулась, и ее рассеянный взгляд устремился в окно. Фабио стало неуютно рядом с ней, и он посмотрел на других людей, присутствовавших в зале. У камина, опираясь на мраморный цоколь, стоял юноша лет шестнадцати, одетый в расшитую золотом рубашку, камзол из темно-синего бархата и модные узкие штаны. Взгляд его карих блестящих глаз с интересом изучал художника, и когда Фабио посмотрел на него, он улыбнулся.

   "Может быть, это и есть герцог Лодовико?" - подумал Фабио, неловко переминаясь с ноги на ногу, но молодой человек почти тут же рассеял его сомнения.

   - Как дела в Сиене, мэтр Сальвиати? - спросил он. - Надеюсь, вы успеете рассказать мне что-нибудь интересное, пока не явился Лодовико. Кстати, меня зовут Стефано.

   - Что именно вы хотели бы услышать, ваша светлость?

   - Да все равно. Говорят, герцог Сфорца грозился взять город под свою юрисдикцию, да совет не позволил. Верно ли, что Сфорца прислал своего наместника, и с ним едва не расправились?

   - Формально Сиена уже подчиняется миланским правителям, - пожал плечами Фабио. - Впрочем, это не сильно влияет на жизнь горожан. Празднества проходят точно так же, как и прежде, а если на них приезжают гости из Рима, то с двойной пышностью. - Он начал рассказывать о недавней свадьбе герцогской племянницы, когда торжества длились несколько дней и было роздано просто невероятное количество подарков и призов победителям различных состязаний. Гонки колесниц и соревнования борцов, танцы и игры, потешные сражения и представления лицедеев - иным из этих забав Фабио сам был свидетелем, а об остальных только слышал от соседей и друзей.

   Стефано слушал внимательно, его глаза сияли живым интересом. Фабио постепенно увлекся рассказом, заметив, как занимают мальчика подробности. Время от времени Стефано спрашивал, как были одеты римские вельможи или хороша ли племянница герцога. Казалось, ему было любопытно все, что касалось светской жизни. Если бы он был хозяином Монте Кастелло, подумал Фабио, его двор, вероятно, стал бы одним из самых блестящих и известных в Италии, насколько бы на это хватило золота герцогов Монтефельтро.

   Герцогиня, все еще сидевшая в кресле у окна, тоже повернулась к художнику и теперь рассеянно слушала его рассказ, держась по-прежнему отстраненно.

  День клонился к вечеру, косые лучи солнца падали в окна, наполняя комнату золотистым предзакатным светом. Фабио начало казаться, что герцогу Лодовико забыли доложить о его прибытии, либо что он просто забыл о приглашенном художнике, когда в коридоре послышались торопливые шаги.

  Фабио, как раз рассказывавший Стефано об экстравагантной ночной прогулке одного из членов кардинальской семьи, повернулся к двери и умолк, потрясенный: на пороге появился высокий молодой человек, лицо которого Фабио узнал, хотя никогда не видел его наяву. Это лицо снилось ему в последнее время так часто, он пытался рисовать его, но никак не мог в точности вспомнить, - бледное, изысканно красивое лицо юного апостола Иоанна, обрамленное густыми черными кудрями. Гибкий, статный, широкоплечий, этот юноша был настоящим красавцем. Глубокий черный бархат расшитого серебром камзола лишь оттенял необычайную белизну его кожи, казалось, никогда не знавшей солнечного света. Фабио направился было ему навстречу, но молодой человек сам подошел к нему, улыбаясь.

  - Ах, вот и вы, дорогой мэтр Сальвиати! - воскликнул он, горячо пожав руку художника неожиданно сильной ладонью. - Признаться, я не надеялся, что вы примете мое приглашение. Надеюсь, ваше путешествие было не слишком утомительным?

  - Нет, ваше сиятельство, - смущенно проговорил Фабио, все еще не в силах оправиться от наваждения. - Ваш секретарь синьор Риньяно был так предупредителен и любезен, что мне удалось уладить свои дела в Сиене очень быстро, а путешествие прошло почти незаметно.

  - Все же вы, вероятно, устали и проголодались, ведь Риньяно привел вас в замок, едва вы прибыли, не правда ли? Он всегда в точности выполняет приказания хозяев, хотя мог бы немного считаться и с вашими желаниями. Стефано, почему ты не догадался распорядиться об ужине для мэтра Сальвиати?

  - Я полагаю, его покормят на кухне, - сказала герцогиня Джованна. Фабио с запозданием заметил, что Лодовико чрезвычайно похож на мать: те же утонченные черты бледного лица, те же чуть припухлые губы, тот же вздернутый подбородок с маленькой ямочкой. Только глаза молодого герцога - выразительные, темно-синие, блестящие - не походили на потухшие светло-голубые глаза Джованны, в них светились ум и энергия.

  - Ни в коем случае, мама, - возмущенно заявил Лодовико. - Я настаиваю, чтобы мэтр Сальвиати ужинал с нами за одним столом. Он не маляр и не мастеровой из слободы, и прежде всего он мой гость. Пойдемте, синьор Фабио.

   Художник поклонился.

   - Вы так любезны, ваше сиятельство. Думаю все же, я не заслуживаю такого почета.

   - О чем вы говорите, синьор Сальвиати! - рассмеялся Лодовико. - Я буду рад оказать вам гостеприимство.

   Фабио удивлялся все больше, его первоначальная растерянность и потрясение сменялось восхищением. Юный герцог Монтефельтро был поистине великолепен. Безупречные манеры сочетались в нем с простотой и искренним радушием, а предупредительность по отношению к художнику не носила оттенка пренебрежения. Казалось, он более приветлив с Фабио, чем с матерью и братом, и это было еще одной загадкой.

   Во время скромного ужина Лодовико расспрашивал Фабио о жизни за пределами Урбино, но интересовало его совсем не то, что его младшего брата: ему хотелось знать больше о политике, о восстаниях в Пизе, о новостях из Рима, о вторжении французов. Фабио слишком мало был осведомлен обо всем этом, и постепенно разговор перешел на другие темы. Юный герцог оказался весьма образованным, как и говорил Риньяно: он признался, что три года изучал в Болонье правоведение и древние языки, но теперь вряд ли сможет туда вернуться. Его страстью были чтение и искусство.

   - У отца было много редких книг, - сказал он. - К сожалению, теперь они почти все уничтожены, осталось лишь несколько, на которые не позарились грабители Борджиа...

   - Лодовико тратит на чтение кучу времени, - насмешливо заметил Стефано. - Если бы ты поменьше читал, братец, то давно женился бы и наплодил детей. Тебе милее выдумки писак, чем реальная жизнь. Не понимаю, как можно жить в такой глуши и не тяготиться этим!

   - Помолчи, Стефано, - беззлобно посоветовал герцог. - Если тебе нравятся празднества, я не возражаю, чтобы ты посещал их, сколько тебе заблагорассудится. Только будь осторожен и не настраивай против себя людей, которые сильнее тебя.

   - Ты, похоже, чересчур осторожен, - хмыкнул Стефано. - Между прочим, Джулия Манци уже давно по тебе сохнет, да и не одна она, если верить тому, что говорят.

   - Придержи язык, брат.

   - Мальчики, довольно. - Герцогиня Джованна нахмурилась и поднялась из-за стола. - Лодовико, тебе действительно пора обращать больше внимания на девушек. Помнится, кузен Гвидо обещал устроить твой брак с племянницей кардинала Конти, она довольно мила и...

   - Это о ней говорят, что она делит ложе со своим престарелым дядюшкой, который, кстати, является и ее отцом? - небрежно обронил Лодовико, не поднимая глаз от тарелки. - Право, матушка, она не слишком хорошая партия для меня. Боюсь, я не сумею обеспечить привычных ей развлечений.

   Стефано прыснул, Фабио сдержал невольную усмешку, Джованна резко вздернула подбородок и, прямая, как стрела, стремительно направилась к выходу.