Но если ты ищешь прощения, разве это автоматически не означает, что ты не можешь быть чудовищем?

Интересно, что мама думала о Джозефе Вебере?

Я тянусь к его руке. К руке, которая держала пистолет, которым он убил лучшую подругу бабушки и одному Богу известно, скольких еще.

— Я сделаю это, — обещаю я, хотя не уверена, лгу ли ради Лео или говорю чистую правду от себя.

Мы с Лео едем к Джозефу домой, но входить внутрь он отказывается.

— Без ордера на арест? Ни за что на свете!

По-моему, он преувеличивает. Я приехала всего лишь забрать собаку, а не искать порочащие документы. Запасные ключи Джозеф хранит под фигуркой каменной лягушки, которая украшает его порог. Когда я открываю дверь, Ева с неистовым лаем мчится мне навстречу.

— Все хорошо, — уверяю я маленькую таксу. — С ним все будет в порядке.

По крайней мере, сегодня.

Кто заберет собаку, если его выдадут Германии?

В кухне полный беспорядок. Тарелка перевернута и разбита, еды нет (похоже, полакомилась Ева); стул перевернут. На столе заменитель соли, который, должно быть, и ел Джозеф.

Я ставлю на место стул, убираю осколки тарелки, подметаю пол. Потом выбрасываю заменитель соли в мусор, мою стоящую в раковине посуду, вытираю стол. Роюсь в кладовке Джозефа в поисках еды для Евы. Там хранятся овсянка быстрого приготовления, «Райс-а-Рони» — смесь быстрого приготовления из вермишели, риса и приправ, горчица, макароны-спиральки. По меньшей мере три упаковки чипсов. Все кажется таким… обычным, хотя откуда мне знать, чем питается бывший нацист.

В поисках переноски или подстилки для собаки я оказываюсь на пороге спальни Джозефа. Постель аккуратно застелена белым одеялом, простыня в крошечных фиалках. В комнате два комода, на одном из них шкатулка с драгоценностями и женская щетка для волос. На одной прикроватной тумбочке будильник, телефон и игрушка для собаки. На другой — роман Элисы Хоффман[56], между страниц лежит закладка. Рядом с книгой баночка крема для рук с запахом розы.

Есть в этом что-то душераздирающее — неспособность Джозефа избавиться от вещей, которые напоминают ему о жене. Но этот человек, который любил свою жену, любит свою собаку, питается полуфабрикатами, не моргнув глазом, убивал других людей.

Я беру собачью игрушку — при этом Ева крутится у меня под ногами — и направляюсь к машине, где меня ждет Лео. Мы едем ко мне домой. Собаку я держу на коленях — она спокойно грызет обтрепанные штанины моих шорт.

— Он сказал, что был знаком с мамой, — говорю я Лео.

Лео бросает на меня взгляд.

— И что?

Я делюсь тем, что мне рассказал Джозеф.

— Как бы он поступил, если бы знал, что бабушка до сих пор жива?

Лео отвечает не сразу.

— А почему ты думаешь, что он этого не знает?

— На что ты намекаешь?

— Возможно, он играет с тобой. Он обманывал тебя раньше. Черт побери, он всему миру врал больше полувека! Может быть, он узнал, кто такая Минка, и прощупывает тебя, чтобы выяснить, помнит ли она о его прегрешениях. Возможно, после стольких лет он желает заставить молчать всех, кто может опознать в нем нациста.

— Не слишком правдоподобно, как думаешь?

— Как и план окончательного решения еврейского вопроса. Но смотри, куда он завел, — возражает Лео.

— Возможно, я бы тебе поверила, если бы Джозеф не просил меня его убить.

— Потому что он знает: ты на это не способна. Поэтому и водит тебя за нос, — продолжает Лео. — Тебе он может запудрить мозги, а твоей бабушке — нет. Она была там. Она никогда не встречала этого нового, исправившегося Джозефа Вебера. Она знает животное, чудовище. И если бы ему удалось через тебя добраться до нее, он мог бы ее убить. Или мог бы заставить тебя убедить бабушку, что он изменился, стал другим человеком, который заслуживает прощения. Как ни крути, а он в выигрыше.

Я пристально смотрю на Лео, его мнение обо мне больно ранит.

— Ты действительно веришь, что я могла бы так поступить?

Он сворачивает к моему дому, но там уже стоит машина. Из нее выбирается Адам с букетом лилий в руке.

— Людям нужно прощение по разным причинам, — прямо говорит Лео. — Мне кажется, ты, как никто, должна это понимать. И, по-моему, Джозеф Вебер тебя раскусил.

Он кладет обе руки на руль и смотрит прямо перед собой. Ева начинает лаять на незнакомца на улице, который неловко поднял руку и машет мне.

— Я позвоню, — обещает Лео.

Впервые за два дня он не смотрит мне в глаза.

— Будь осторожна, — добавляет он.

Своеобразное «прощай», которое, я точно знаю, не имеет к Джозефу никакого отношения.

Лилии были бы приятным подарком, если бы я не знала, что у Адама огромная скидка у местного цветочника, — он сам рассказал об этом, когда мы обсуждали детали маминых похорон. Сейчас я готова поклясться, что этот букет остался после утренней церемонии.

— Я не настроена на задушевные беседы, — говорю я, проходя мимо него, но он хватает меня за руку, притягивает к себе и целует.

Интересно, как далеко отъехал Лео? Видит ли он нас сейчас?

И какая мне разница?

— Вот она, — шепчет Адам мне в губы. — Я знал, что девушка, которая сводит меня с ума, где-то здесь.

— Если честно, она на другом конце города жарит курицу к ужину. Понимаю, трудно не сбиться с пути.

— Я это заслужил, — говорит Адам, идя за мной в дом. — Но именно поэтому я и приехал, Сейдж. Ты должна меня выслушать.

Он ведет меня в гостиную. И я понимаю, что там мы проводили очень мало времени. Когда он приходит, мы чаще всего сразу удаляемся в спальню.

Он садится на диван и берет меня за руку.

— Я люблю тебя, Сейдж Зингер. Люблю, как ты спишь, высунув ногу из-под одеяла, люблю, как глотаешь, не жуя, попкорн, когда мы смотрим кино. Люблю твою улыбку и мысик волос на лбу. Избитые фразы, понимаю, но когда я увидел тебя вчера с тем парнем, то понял, как много могу потерять. Не хочу, чтобы кто-то другой увел тебя, пока я буду метаться и принимать решение. Все предельно просто — я люблю тебя. И хочу всегда быть рядом с тобой.

Адам опускается на одно колено, продолжая держать меня за руку.

— Сейдж, ты выйдешь за меня?

Я ошеломленно смотрю на Адама. А потом заливаюсь смехом. Уверена, не такой реакции он ожидал.

— Ты ничего не забыл?

— Я знаю, кольцо, но…

— Нет, не кольцо. Не забыл, что у тебя уже есть жена?

— Нет, конечно, не забыл, — отвечает Адам, вновь опускаясь на диван. — Поэтому я и приехал. Я подаю на развод.

Ошарашенная, я откидываюсь на диванные подушки.

Существует множество способов разбить семью. Достаточно крошечной вспышки эгоизма, жадности, невезения. Тем не менее крепко сплоченная семья может стать самой твердой опорой.

Я потеряла отца и мать, оттолкнула от себя сестер. У бабушки тоже отняли родителей. Мы десятилетиями зализываем раны. И тут является Адам… и беспечно бросает своих родных, чтобы начать жизнь с чистого листа. Мне стыдно за себя, за то, что я подтолкнула его к такому решению. Надеюсь, ему еще не поздно понять то, что я сама только начинаю осознавать: пока у тебя есть семья, ты не одинок.

— Адам, — мягко говорю я. — Иди домой.

На этот раз все по-настоящему.

Я уже говорила Адаму, что все кончено, но теперь я настроена решительно. И он это понимает, потому что я не могу дышать, не могу сдержать рыданий. Как будто я горюю о своем любимом — наверное, так оно и есть.

Адам не хотел уходить.

— Ты же не серьезно! — не сдавался он. — Ты не знаешь, что говоришь.

Но впервые за три года я знала, что говорю. Я смотрела на себя со стороны, смотрела глазами Мэри, Лео — и мне было стыдно.

— Я так сильно люблю тебя, что готов жениться, — повторял он. — Чего же ты еще хочешь?

На этот вопрос существует столько ответов!

Мне хотелось идти по улице с красавцем мужчиной под руку, и чтобы другие женщины не гадали, что же он забыл рядом с такой, как я.