Да, она сама, по логике парадокса, материально не пострадала! В этом слабое место всего случившегося. У всех, кто пострадал от мошенников, появятся основания полагать: та, кого они называли «мама Валя», наверняка вошла в сговор с жуликами, сыграла в спектакле ведущую роль и теперь изображает невинную овечку, тоже потерявшую на этом… Но что ? Право слово, хоть бери да поджигай у всех на глазах собственную машину. Или — дом. А лучше всего — то и другое, чтобы люди увидели ее, горемычную, на пепелище и поверили наконец: она со всеми в одной лодке.

В свете этого второй выход выглядел не меньшим самоубийством и, честно говоря, всерьез Валентиной не рассматривался. Между тем как раз он-то и мог реально спасти ее положение. А именно: найти где-то деньги и вернуть их каждой из обнадеженных подопечных, не вдаваясь в объяснения. Простите, мол, не получилось, фирма честно отдает, что взяла, обратно. Не поминайте лихом, не падайте духом. Только вот у госпожи Ворон лишних шестидесяти тысяч гривен не припасено. Даже если б и были — она не так хорошо воспитана, чтобы из чистого альтруизма, замаливая чужие грехи, запросто взять и расплатиться с долгами, которых не делала. Изнутри молодую женщину точил червячок сомнения: никто никого не заставлял платить эти деньги. Люди взрослые, каждый принимал решение сам. Ведь не все же рискнули выложить по четыре тысячи. Время показало: те родители поступили умнее других, теперь имеют полное право злорадствовать, как требует давняя, уходящая корнями в глубокое прошлое украинская традиция. Значит, если такой способ неприемлем, возвращаемся к пункту номер один — каяться, плакать, валяться в ногах, просить прощения…

За что? За то, что четырнадцать взрослых женщин и одна девчонка не полных семнадцати лет оказались так же глупы, как она сама? За то, что, подобно ей, они позволили себя развести, как котят? Или за то, что сама Валентина, по воле которой все пятнадцать человек оказались втянутыми в невозместимые убытки, никак материально не пострадала? Из глубин памяти одна за другой всплывали непонятно когда зацепившиеся и оставшиеся там фразы: « Простите, что не погиб », « Извините, что уцелел », « Нет моей вины в том, что другие не пришли с войны » и прочие красивые оправдания. Разумеется, она не виновата в том, что случилось!

Да, ей больше всего жаль юную Алису, но ведь, если разобраться, девчонка сама захотела прослыть благородной, вырасти в собственных глазах, показать, как она радеет за двоюродную сестру, о которой некому толком и позаботиться. Получается, Алиса стала жертвой собственной гордыни. Да, именно так и выглядит со стороны ее якобы благородный поступок. Тоже мне, мисс миллионерша, швыряется деньгами в разные стороны… Значит, не так тяжело они Алисе достались, раз смогла себе позволить подобное.

Эти выводы Валентину не успокоили, однако теперь она яснее представляла ситуацию. Настолько определеннее, что даже принялась вынашивать мысль о временной эвакуации из Луцка. Отключит телефон, сядет в машину и… Куда? В Киев? Попроситься переночевать у одной из прежних приятельниц? Как она на это посмотрит? Может, вообще подыскать кандидата в любовники, получить статус содержанки, по примеру многих бывших моделей. Тоже вариант, надо сказать, не из худших. Правда, здесь, в Луцке, после такого демарша однозначно решат: Валентина Ворон была сообщницей аферистов, забрала шестьдесят тысяч гривен и навострила лыжи с легкими денежками в клюве… Что ж, захотят — подумают, имеют полное право. Оправдываться она ни перед кем не должна, раз вокруг одни легковерные идиоты, желающие за пятьсот долларов купить для своих детишек звездные билеты…

Тогда, лежа в собственной постели, Валентина и подумать не могла, что готовит для себя оправдательную речь. Речь, которую практически слово в слово вскоре станет повторять разным людям, представляющим закон.

Ее не арестовали — просто пригласили в прокуратуру.

Заявление написал тот самый бизнесмен-автоперевозчик, обеспечивший их группу бесплатным транспортом. За месяц, истекший со времени злополучной поездки, Валентина Ворон так и не решилась ни на один из вариантов, кормя все более настойчивых женщин «завтраками» и даже раздраженно посоветовав особо рьяным самим звонить напрямую в офис киевского агентства и выяснять, где оплаченные портфолио. В конце концов, лед тронулся, как часто случается, резко и сразу: отец семейства, у которого первым сдали нервы, пошел к своему знакомому, служившему в городском управлении милиции. А тот посоветовал идти прямо к прокурору: пусть он призовет вертихвостку и обманщицу к ответу.

Первый разговор прошел на удивление спокойно. Валентине даже показалось, что ответственный, положительный с виду чиновник средних лет с намечающейся лысиной готов понять ее.

— Получается у нас с вами, Валентина Павловна, что вы сами попались на удочку?

— Так получается, — согласилась она.

— Опытная женщина — и ничего не смогли расчухать?

— Нет, не смогла, как вы говорите, расчухать. Там, я выяснила, хорошо все закрутили. Настолько хорошо, что концов даже при желании найти невозможно.

— Было бы желание — концы найдутся.

— Да ладно! Я пробовала… Как дура, извините… Чего уж извиняться, дура и есть. Выгребаю теперь не за свое.

— Ладно вам. Почему вы, со своим опытом, не проверяли все раньше?

— Кто вам сказал, что не проверяла? Наоборот, могу дать все телефоны в Киеве, все контакты, куда я обращалась. Везде меня знают, везде подтвердят…

— Что именно подтвердят? Как вы, Валентина Павловна, изображали бурную деятельность?

— Погодите, постойте! Не я одна! Там пришла целая куча народу, родители с детьми чуть не со всего Киева! Это, между прочим, вам могут подтвердить все, кто со мной тогда ездил! Или, вы думаете, что я сама массовку согнала? Чтобы убедить наших мамаш выложить по четыре тысячи… Слушайте, там ведь не меня одну обманули!

— Своих денег вы, Валентина Павловна, нигде не платили.

— Но и никого не заставляла облегчать кошельки, разве не ясно? Я что уговаривала, угрожала, выманивала? Разве я похожа на мошенницу?

— Мошенники не похожи на тех, кем есть на самом деле. В этом их сила. Это их оружие, Валентина Павловна.

— Спасибо.

— На здоровье. За что «спасибо»?

— За то, что говорите про мошенников в третьем лице множественного числа! Меня пока к ним не причислили.

— Дело нехитрое, уважаемая. Вас ведь посадить хотят.

И посадят.

— То есть?

— Я хочу, Валентина… гм… Валентина, — он сознательно пропустил отчество, — чтобы вы поняли, как выглядит ситуация со стороны. Слушайте внимательно. Мы опускаем весь антураж, всю бутафорию, оставляем главное: вы сказали людям, чтобы вам принесли деньги, и люди принесли их вам. Лично вам в руки. От вас они рассчитывали получить за свои средства некую, скажем так, услугу. Они ее не получили. Денег тоже нет. В каждом отдельном случае — четыре тысячи гривен. Допустим, для меня такая сумма не слишком мала, но и не слишком велика. Допускаем далее: женщины несли, как вы справедливо утверждаете, не последнее. Никто после потери денег не погряз в нищете и, понукаемый отчаянием, не встал на преступный путь. Но если сложить все в одну кучу, вырисовывается кругленькая сумма. Шестьдесят тысяч гривен кто-то поднял за один раз. Нажился на чужом… не знаю, как и сказать… Не горе ведь, когда у мамы талантливое дите… Или вы всех обманывали, детишки ничего из себя не представляют?

— Дети очень хорошие! — Валентина сказала это с горячей искренностью.

— Тем более. Нажали на безотказные рычаги родительской любви, если уж совсем красиво выражаться. Так по телевизору скажут, в газетах напишут. Кого жальче: вас, бывшую модель, или детишек, которым дали надежду и тут же окунули в грязь лицом? А вы знаете, что некоторые мамаши уже справки собирают?

— Какие? Зачем справки?

— От психиатра.

— Психиатра? — глаза Валентины округлились.