— Поучает всех, как учительница, — продолжал Гришка.

— Прижми вот эту поперечину, — попросил Роман, орудуя гаечным ключом.

— И эта дурёха, Тонька, так ей в рот и смотрит…

— Теперь тут подержи, — сказал Роман, насаживая на болт новую гайку.

— Не нравится она мне…

— Кто? Тонька? — спросил Роман.

— При чём тут Тонька? Эта тощая питерская селёдка..

— Да нет, она ничего, — улыбнулся Роман. — Особенно когда засмеётся. Жаль только, что редко улыбается…

— Я и говорю — злючка!

Небо ещё было светлое, и лишь одинокая зеленоватая звезда тускло сияла над лесом. Солнце недавно село, и в посёлке стало необычайно тихо. Где-то тянул свою волынку удод. Лениво так, с длительными паузами. Совсем низко пролетали безмолвные летучие мыши. Одна из них промелькнула над самыми головами мальчишек.

— Послушай-ка, что я придумал! — вдруг воодушевился Гришка. — Как станет темно…

9. Гришкина месть

Пришла ночь в посёлок Погарино. Меж редких высоких облаков ярко посверкивали звёзды. Луна разливала окрест ровный голубоватый свет. Иногда негромко взбрехнёт собака, завозится в хлеве и протяжно вздохнёт корова, во сне забормочут куры, хрюкнет боров — и снова станет тихо.

Майя — она уже лежала на раскладушке с книжкой в руках — вздрогнула, услышав жуткий крик за окном, и повернула голову к дедушке, работающему за квадратным обеденным столом.

— Кто это, дедушка? — спросила она. — У меня даже мурашки по коже.

— Филин, — коротко ответил дедушка, не отрываясь от своих бумаг.

Старая настольная лампа с подгорелым картонным абажуром освещает седую голову, очки в белой металлической оправе, серебристую бородку. Дедушка пишет книгу о защите пернатых нашей страны.

Будто догадываясь, каким полезным трудом для птичьего рода занят дедушка, на него, не мигая, одобрительно смотрит круглым блестящим глазом пустельга. Её клетка стоит на подоконнике. Широким белым поясом поперёк охватывает птицу пластырь. Дедушка сказал, что кость уже срослась и завтра утром он снимет повязку.

Майя снова углубляется в книгу. Она перечитывает «Белый Клык» Джека Лондона. Это её любимый писатель. Второй раз перечитывать тоже, оказывается, интересно. Начинаешь замечать то, что в первый раз проскочило мимо сознания, и больше думаешь над прочитанным.

В тот самый момент, когда благородный и храбрый Белый Клык готовился схватиться на ринге с бульдогом и Красавчик Смит уже заранее торжествовал победу, в кухне, отгороженной ситцевой занавеской, раздался петушиный крик. Майя удивлённо взглянула на дедушку. Он сидел в прежней позе и, казалось, не слышал ничего. Майя хотела спросить дедушку, что это такое, но тут послышалось хлопанье крыльев, недовольное кудахтанье.

Сбросив стёганое ватное одеяло, Майя вскочила с раскладушки.

— Для петуха вроде бы рано, — заметил Святослав Иванович, отложив в сторону ручку.

— С какой стати петух стал кукарекать в доме? — сказала Майя. — Куры живут в сарае.

— Действительно, здесь им делать нечего, — согласился дедушка.

Недовольная петушиная воркотня стала громче, ситцевая занавеска колыхнулась, и в комнату степенно вошёл весь вывоженный в саже белый петух. Сослепу наткнулся на табуретку, взмахнул крыльями и, вытянув шею, звонко и раскатисто кукарекнул.

Пока изумлённые Майя и дедушка смотрели на него, за занавеской раздалось кудахтанье, хлопанье крыльев, а немного погодя на свет вышла чумазая хохлатка.

Майя натянула платье и взглянула на дедушку.

— Я знаю, кто это! — сказала она.

— Надо что-то делать, не то весь курятник к нам переберётся, — заметил дедушка, разглядывая куриное семейство. Птицы моргали, головы их, увенчанные красными гребнями, клонились то в одну, то в другую сторону. Зоркая пустельга с нескрываемым интересом смотрела на них.

— Это мальчишки, — сказала Майя.

Оставив дверь в комнату открытой, так как в сенях было темно, дедушка вытащил из скоб деревянный засов и распахнул дверь. Лунный свет хлынул в сени. На заборе, будто хрустальный, сиял глиняный кувшин. Тишина. Майя первой шагнула на крыльцо, и в ту же секунду сверху что-то посыпалось. Майя испуганно отпрянула в сени. По ступенькам с глухим стуком прыгали какие-то маленькие предметы. Святослав Иванович нагнулся и что-то поднял.

— Шишка, — пробормотал он. — Обыкновенная еловая шишка. Какой же это разбойник высыпал на наши головы шишки?

Он спустился с крыльца и, задрав бородатую голову, взглянул на облитую лунным светом крытую крышу.

— Однако придумано хитроумно… Чем же ты прогневила местное население?

— Нет, это не он, — задумчиво сказала Майя. — Или он?

— Он, не он… — усмехнулся дедушка. — О ком ты?

— Пошли спать, — сказала Майя. — Уже поздно.

— Я ещё должен закончить один раздел…

— У тебя поднимется давление. На сегодня хватит.

На освещённую луной тропинку выскочил Гектор. Помахивая коротким хвостом, пёс укоризненно посмотрел на них отражающими зеленоватый свет глазами, будто укоряя за то, что его не разбудили и не взяли с собой. Затем устремился в темноту, несколько раз басовито гавкнул и тут же вернулся, радостно вертя обрубком хвоста. Весь его бесстрашный вид свидетельствовал о том, что всех врагов он устрашил и любимые хозяева могут спать спокойно.

Майя подняла шишку и протянула Гектору:

— Ищи!

Фокстерьер схватил зубами шишку, весело подбросил её вверх, поймал и с рычанием снова умчался в темноту. Немного погодя мимо них, сверкнув зелёными глазами, прошмыгнула кошка, а вслед за ней белым блестящим шаром прокатился Гектор с шишкой в зубах.

— С таким защитником нам сам чёрт не страшен, — улыбнулся Святослав Иванович.

Во дворе тихо. Слышно, как ровно и негромко шумят вершины сосен. В огороде бабушки Пивоваровой растопырило руки-палки пугало. Блестит лакированный козырёк старой фуражки, сверкает крупная роса на широких капустных листьях.

Виновато опустив голову, приплёлся Гектор. Не догнал он проворную кошку, хоть глаза у него так же светятся, как и у неё. Не умеет фокстерьер на деревья забираться, а для кошки это пустяк. Вот если бы она в нору юркнула, тут бы он себя показал: в Два счёта оттуда за хвост выволок, даже если бы нора спускалась в самую преисподнюю.

Позвав Гектора, они ушли домой. Две курицы и петух были водворены на место: в сарай, где сидели на насесте их подружки.

Лязгнул засов, скрипнула дверь, и стало тихо.

Немного погодя с крыши мягко спрыгнула на грядку смутная человеческая фигурка, помаячила секунду, затем вдоль грядок подобралась к окну и заглянула туда. Оглядываясь на освещённое окно, фигура так же осторожно удалилась. Перелезая через изгородь, зацепилась за жердину, и послышался треск раздираемой материи. Человек шёпотом чертыхнулся и побежал к лесу, где на опушке маячила ещё одна мальчишечья фигура.

Утром следующего дня Майя повстречала на широкой улице Романа и Гришку. Приятели гоняли неподалёку от автобусной остановки футбольный мяч. В воротах, которые были обозначены двумя серыми камнями, в позе заправского вратаря стоял Виталька Гладильников. Два мальчишки поменьше топтались возле игроков, дожидаясь, когда и им представится возможность пнуть ногой мяч.

Майя вежливо поздоровалась с мальчишками. Видно, её привычка пристально смотреть в глаза смутила сразу обоих: Роман и Гришка почему-то отвели глаза. Лишь худущий, белобрысый, весь в веснушках Виталька не спасовал: открыто встретил её взгляд. Виталька — ровесник Романа. Он хотя худой, но высокий, с маленькой белой головой, которую мать сама ножницами подстригала под полубокс. Глаза у Витальки синие, быстрые, да и сам он минуты не может стоять на одном месте: руки двигаются, ногами перебирает, головой вертит. Он всегда вратарём в ворота становится. У него отличная реакция, редкий мяч пропустит. И сейчас бы взял, да Роман выше ворот послал.