— Н-да, — Дядьсаш развёл руками, — ничего не поделаешь, у него высокая температура. Вот ему и мерещатся золотые юрты и золотые ключи. Несколько деньков полежит в больнице, и всё это как рукой снимет. Пройдёт! И золотые юрты пройдут. И ключи. И солнце перестанет ночевать в золотой юрте.

Дядя Куку засмеялся и своим раскатистым голосом сказал:

— Ох, сомневаюсь, Александр Ильич! Температура у него, конечно, пройдёт, но вот насчёт солнца… Нет, тут уж ничего не пройдёт. К солнцу у этого степнячка неистребимый интерес. Ему, например, во что бы то ни стало хочется выяснить, где ночует солнце. Он даже пытался съездить к солнцу и отрубить от него кусочек. Но неудачно. Солнца-то не оказалось на месте. Андрейка мне рассказывал, что оно ночует за Крестовой сопкой.

— Нет, — быстро сказал Андрейка, — за Верблюжьей. В золотой юрте.

— А-а, — протянул дядя Куку, — это уже новые сведения. И ты что же, опять поедешь к нему?

— Поеду.

— Ну, хватит разговоров. Маша, доставьте больного Андрея Нимаева, в рентгеновский кабинет, — сказал Дядьсаш.

— Там света нет, Александр Ильич, — ответила Тётьмаш.

— Замучили нас с этим электричеством! — разводя руками, обратился Дядьсаш к ветеринару. — Вчера тоже не было света. Сорвали мне операционный день.

— Ничего, — успокоил дядя Куку. — Мы сейчас ехали к вам, видели: вовсю тянут линию от электростанции. Монтёры по столбам лазят, как кошки. Почти до самого села дотянули провода. Через несколько дней и к вам дойдут. И мучения ваши кончатся.

— Дядьсаш, — сказал Андрейка, блестя глазами, — я вам кусочек солнца привезу.

— Вот это будет вернее! — обрадовался Дядьсаш. — Только уж давай сначала поправляйся.

Да, надо скорее поправляться!

Встреча с дедом Егором

Андрейка пробыл в больнице пять дней. За это время в школе начались занятия. Вера Андреевна и Дулма давно уехали из юрты.

Дулма жила уже в интернате, и у неё была учительница, которую звали Майя Сергеевна.

Когда об этом узнал Андрейка, ему стало очень смешно. Кто это придумал учительнице дать такое же имя, как у Май? Зато Андрейкиной учительницей по-прежнему была Вера Андреевна.

В субботу Андрейка уезжал из больницы.

За ним приехал отец.

Прощаясь, Дядьсаш сказал:

— Так не забудь, Андрейка, будь другом, ты же обещал мне достать кусочек солнца.

И Андрейка ответил, что не забудет.

Воскресенье он ещё должен был провести в степи, а вечером уехать в интернат.

Андрейкин класс начинал занятия в первую смену. Дулма дожидалась Андрейку вместе с отцом. Опа очень изменилась за эти дни. Андрейка сразу это заметил.

— Ты почему не здороваешься с Дулмой? — упрекнул отец.

— Сайн байна, — пробурчал Андрейка.

— Сайн, — ответила Дулма.

— Ты теперь с ней не шути, — с уважением сказал отец, — наша Дулма заработала уже десять пятёрок.

Десять пятёрок! Вот этого Андрейка не ожидал от тихони Дулмы.

— Давай и ты, Андрейка, старайся. — Отец поднял Дулму к себе на Воронка, потом посадил Андрейку на Рыжика. — Неудобно тебе отставать от неё.

Да, отставать от Дулмы неудобно. Он будет стараться изо всех сил. Вера Андреевна говорит, что Андрейка может учиться на пятёрки, но забывает выполнять домашние задания и не всегда бывает внимательным на уроках.

Андрейка очень соскучился по школе. Он так соскучился, что не хотел даже ехать в степь. Но всё равно в воскресенье в школе не учат, да и надо увидеть Няньку. Отец сказал, что Няньке стало лучше, но Андрейка должен увидеть это сам.

Из села выезжали под вечер.

Пастух гнал стадо коров. Они поднимали облака пыли и мычали на все голоса. Белые, с большими чёрными пятнами на боках коровы были удивительно похожи друг на друга. Каждая несла тяжёлое ведёрное вымя.

Наступал час дойки, коровы это хорошо знали. Под самым селом вытянулись скотные дворы племенной фермы колхоза.

Андрейка бывал там несколько раз и любовался на пёстрых бычков и телят. Коров он не любил. Они были сонные, ленивые, когда их доили электрическими аппаратами. Они не уходили с дороги перед машинами. Да и сейчас пришлось остановиться и переждать, пока они не пройдут.

Если бы Андрейка не любил так молоко, он и совсем бы не стал думать о коровах. Но стоило представить себе, как в бидоны по резиновым трубкам льётся парное молоко, и Андрейка уже другими глазами смотрел на коров.

Огромное пёстрое стадо плохо слушалось старенького, подслеповатого пастуха. Арсен Нимаев и Андрейка дождались его у обочины дороги. Пастух, с седой спутанной бородкой, ехал на ленивой старой лошади, которая уже не слушалась ни бича, ни повода. Андрейка сразу же узнал: это же дед Егор со своим неразлучным конём Быстрым! Тот самый дед Егор, который возил воду в тракторную бригаду и был поваром.

Дед Егор тоже узнал Андрейку. Он приподнял свою, кепочку и поздоровался.

— Маюсь вот ноне с этим непутёвым племенем! — Он ткнул бичом в сторону стада. — И какая нелёгкая заставила меня перейти от трактористов к коровам? Такая уж это неразумная животина! А помощнички-то у меня, — жаловался дед Егор, — спугнулись оба на комсомольское собрание и оставили старика одного. А они, коровушки, вишь, что делают: разбредаются в разные стороны, и всё тут. Маета одна!

— А ну-ка, Андрейка, поможем деду Егору! — крикнул отец.

Придерживая одной рукой Дулму и натянув повод, отец гикнул, и Воронко понёс его к отставшим коровам.

Отцовский бич запел знакомую пронзительную песню. Коровы подняли морды и замычали.

Андрейка пришпорил Рыжика и поехал в другую сторону. Постепенно они с отцом обогнули стадо. Бичи их словно перекликались друг с другом. Коровы сразу поумнели, пошли теснее и заспешили к ферме.

Глухой топот копыт, мычание, свист бичей, выкрики Арсена Нимаева и Андрейки, переливчатые цвета вечернего солнца — всё это напомнило тот незабываемый вечер на Хороноре — Чёрном озере.

Дед Егор плёлся где-то позади стада. Коровы уже не шли, а бежали к ферме, обгоняя друг друга.

Оттуда неслись требовательные, почти такие же тонкие, как у кургашек, голоса телят. Доярки в белых халатах вышли встречать коров. Дед Егор поравнялся с Арсеном Нимаевым и сказал:

— Отдал бы ты мне Андрейку в подпаски, удалой он у тебя мужик!

Отец заулыбался:

— Ему учиться надо, дед Егор.

— Это я запамятовал. Он ведь у тебя уже в школе. Ну, пускай учится, ума набирается. Спасибо тебе, Арсен, и тебе, Андрейка, спасибо. Прощевайте!

— А Дулму пошто не благодаришь? — засмеялся отец. — Слышал, как она кричала? Ей бы коня да бич, уж будь уверен, она не отстанет от нас.

Довольная Дулма застеснялась и отвернулась.

— Это чья девка будет? — спросил дед Егор.

— Моя. Не узнал ты её, что ли? В прошлом году с Андрейкой приезжала к вам в тракторную бригаду. Это же внучка Бутид.

— Как же, как же, — дед Егор закивал, — слыхал, Арсен. Хорошая дочь у тебя вырастет. И про хромого Бадму слыхал. Молодец, что не отдал ему девку. Слышь, Арсен, а правду бают, что твоя мать Долсон возвернула хромому Бадме бурхана?

— Правда. Из юрты она Бадму выгнала.

— Ну конец этому хапуге и жулику. Теперь, почитай, все старые буряты от него отвернутся. Долсон-то Доржиевну за сто вёрст кругом знают и уважают. А он ишь что, подлец: от старой своей привычки отстать не желает! Надо ему лебедей бить… Мало того, что на лебедей есть запрет властей, она у вас, у бурят, священной птицей почитается. Ламе-то большой грех птицу эту бить.

— Да ты-то откуда всё это знаешь? — удивился отец.

— А как же мне не знать? Я, почитай, всю жизнь среди бурят. Сам разве чуть вашей веры не стал.

— Ну, если моей, — сказал отец, — то ты есть настоящий безбожник.

— Не твоей, а отцов твоих. Да и то сказать, отец-то твой, Нимай, не сильно верующий был, а сказок всяких пропасть знал. — Дед Егор задумался. — Да вот хоть про лебедей этих он мне один раз сказывал…