Не плачь, Дулма. Ты сама хотела поехать к солнцу. Сама хотела увидеть отважного Алтан-Шагай-мэргэна. Нам надо спешить к Верблюжьей сопке, а то мы опоздаем!

Ты, Дулма, не должна плакать, если хочешь, чтобы в твоих глазах всегда жило солнце. Если хочешь, чтобы в сердце тоже было солнце, как у Алтан-Шагай-мэргэна.

Но вот она. Верблюжья сопка. Два настоящих горба. Как у Май. Нянька смотрит на верблюда своими глазами-фарами.

Между горбами стоит золотая юрта.

И на ней висят три золотых замка.

Белый каменный дом стоит с тремя окнами. А в них свет. Андрейка приникает к окну. На столе стоит глиняная посудина, а в ней лежит кусочек солнца. Поэтому так светло.

Но что это?

Андрейка радостно кричит:

«Дулма, Дулма, смотри: там Лебедь-Лебедин!»

Но Дулма не слышит его. Она сидит на нартах и плачет.

Да, по полу расхаживает Лебедь-Лебедин, переваливаясь с боку на бок и осторожно переставляя чёрные лапы.

Он поднимает на Андрейку немигающие глаза и удивлённо спрашивает:

«Это ты, Андрейка-степнячок? Как ты попал к нам?»

«Я на олене, — говорит Андрейка, — и Нянька тут. Ей теперь дядя Куку фары в глаза вставил».

«Вот оно что! Она опять на меня лаять будет?»

«Не, — заверяет Андрейка. — Она хорошая. В неё стрелял хромой Бадма. Чуть не убил Няньку. Это гражданин Балбаров стрелял. Его будет судить бабушка Долсон».

«Гражданин Балбаров? Так это же обманщик нойон!»

«Я знаю», — торжествующе говорит Андрейка.

«Он и в меня стрелял».

«Я знаю».

«И во всех лебедей стрелял».

«Всё знаю».

«Он хотел узнать, где спит солнце. Но мы ему не сказали. Он хотел убить Алтан-Шагай-мэргэна и украсть солнце».

«А где Алтан-Шагай-мэргэн?» — спрашивает Андрейка с замиранием сердца.

«Он спит на печке. Я ему скажу, что ты приехал. Сказать?»

«Сказать. И Дулма приехала».

«Что же ты мне раньше не сказал? Где же она?»

«На нартах сидит. Плачет. Ей бабушку Бутид жалко».

«Скажи, что бабушке Бутид памятник поставят: она герой. Так председатель колхоза сказал».

«Знаю. — Андрейка помолчал и поспешно добавил — Дулма хорошая. Она не будет плакать. У неё честное сердце. Можно ей посмотреть на солнце в золотой юрте?»

«Конечно, можно. Но ты сам, Андрейка, спроси об этом Алтан-Шагай-мэргэна».

Лебедь-Лебедин пошёл к печке, смешно переваливаясь, Андрейка опять крикнул:

«Дулма, Дулма, скорее! Иди скорее!»

Дулма перестаёт плакать и подходит к другому окну.

И вдруг Андрейка видит человека в гимнастёрке с погонами. На его губах такая знакомая улыбка! А на груди ордена. Да это же дядя Андрей, знаменитый снайпер!

«Дядя Андрей! — кричит Андрейка. — Я тебя сразу узнал! И Алтан-Шагай-мэргэн здесь?»

Дядя Андрей смеётся:

«Меня зовут Андрей-Нимай-мэргэн. Это я здесь караулю солнце от обманщика нойона».

«Бабушка Долсон говорит — тебя боги взяли».

«Бабушка Долсон старая. Она верит каждому слову хромого Бадмы».

«Не, — говорит Андрейка радостно, — не верит. Бабушка Долсон будет судить гражданина Балбарова».

«Хорошо. А это какой мальчик с тобой приехал?»

«Это не мальчик, — хохочет Андрейка. — Это Дулма».

«Дулма? Кто такая Дулма?»

«Сестрёнка моя».

«У тебя же не было сестрёнки».

«Не было. Теперь есть».

«Постой, постой! — говорит Андрей-Нимай-мэргэн. — Так это внучка бабушки Бутид, которая весной в наводнение попала?»

«Внучка».

«Это хорошо, что ты её взял с собой. Хорошо, что Лебедя-Лебедина отпустил».

«Можно в золотую юрту зайти?» — шёпотом спрашивает Андрейка.

«В золотую юрту? Но там же солнце. Разве ты об этом не знаешь?»

«Знаю».

«Давай спросим светлых братьев. Ведь золотые ключи у них. Они открывают золотые замки».

«А ты?»

«Я охраняю солнце от обманщика нойона — гражданина Балбарова. И утром ещё толкаю солнце. Я очень сильный».

«Знаю. А где светлые братья?»

«Иди к крыльцу. Я сейчас пошлю их».

Андрейка идёт, как велит дядя Андрей. Он держит за руку Дулму.

Нянька смотрит своими глазами-фарами на крыльцо. И вдруг Андрейка в изумлении останавливается. На крыльце стоят три брата. У них в руках золотые ключи. Как они хорошо улыбаются! Да это же папа Арсен, дядя Куку и Чимит Балдонов…

— А быстро мы доехали, — говорит густым своим басом дядя Куку. — Степнячок-то у нас заснул.

Кто это — заснул? Степнячком ведь дядя Куку зовёт Андрейку. И странно: на крыльце стоят теперь уже в белых халатах и в белых шапочках старые знакомые — врач Дядьсаш и сестра Тётьмаш. Отец несёт Андрейку к ним на руках.

— Что это опять стряслось? — строго спрашивает Дядьсаш. — И в честь чего это пожаловал ко мне овечий доктор?

— Да вот Андрейка заболел. Почти всю ночь пробыл в степи. На земле лежал. Застудился хлопец, — говорит дядя Куку. — Представьте, Александр Ильич, можно сказать, что благодаря вот Андрейке поймали с поличным этого проходимца хромого Бадму. Правда, собака у Андрейки пострадала…

И дядя Куку рассказывает о Няньке: и как она была ранена, и как Андрейка остался с ней в степи, и как Арсен Нимаев встретил по дороге Чимита Балдонова, и как они задержали машину со Щукиным…

Отец и Чимит Балдонов остаются в коридоре, а дядя Куку надевает белый халат и проходит вместе с врачом в комнату.

Тётьмаш раздевает Андрейку. Дядьсаш прикладывает к его спине и груди холодную «слушал-ку». Такая же есть и у дяди Куку: ею он слушает овец.

Андрейка всё ещё ничего не понимает. Почему здесь оказались Дядьсаш и Тётьмаш? Куда делся Алтан-Шагай-мэргэн?

— Дыши сильнее! — командует Дядьсаш. — Не дыши… Ещё дыши…

Это всё Андрейка умеет. Если ты хоть раз побывал в руках врача Дядьсаш, ты всё будешь уметь.

— Н-да, — сказал задумчиво Дядьсаш, обращаясь к дяде Куку. — Вы, коллега, ошибаетесь. Никакого воспаления лёгких у этого мужчины я не нахожу.

«Коллега» — для Андрейки такое же новое слово, как и «гражданин». Но если «гражданином Балбаровым» зовут хромого Бадму и никто ни разу не назвал его «товарищем», то ведь дядю Куку все зовут «товарищ Кукушко».

Что же это за слово такое «коллега» и почему дядя Куку заулыбался, услышав его?

— Меня смутила высокая температура, — оправдывался дядя Куку, — и ночи теперь холодные, а он на земле долго пролежал.

— Всё это так, — сказал Дядьсаш, — но поверьте мне, коллега, тут что-то не то… Слушай-ка, Андрейка, у тебя что болит?

— Ничего, — прохрипел Андрейка басом.

— Вот это другое дело, — обрадовался чему-то Дядьсаш. — Ну-ка, открой рот и скажи: а-а-а! Шире, шире открывай рот! Да ты не умеешь открывать рот?.. Ну то-то! Ага, — торжествующе сказал Дядьсаш. — Красное горло. Типичная ангина, коллега. У тебя, Андрейка, никогда не было ангины?

— Чего? — удивился Андрейка.

— Нет, Александр Ильич, ручаюсь, что Андрейка ни разу не болел, — ответил дядя Куку. И лукаво закончил — Вот разве было расстройство желудка, но мы это дело быстро ликвидировали.

Андрейка вдруг спросил, оглядывая комнату:

— Дядьсаш, а где солнце?

— Какое солнце?

— В золотой юрте солнце.

— Та-ак, та-ак, — протянул Дядьсаш. — А что же это оно изволит делать в золотой юрте?

— Ночует.

— Скажите! Недурно устроилось, оказывается, наше светило! — Дядьсаш рассмеялся. — А почему, собственно, ты спрашиваешь у меня, где солнце?

Андрейка молчал.

— Вон смотри, — показал Дядьсаш в окно, — оно уже выскочило из золотой юрты.

И Андрейка увидел, что солнце было уже высоко в небе.

Пока Андрейку стукали пальцами по спине и груди, пока прикладывали «слушалку» и заставляли открывать рот, Алтан-Шагай-мэргэн толкнул солнце.

Опять Андрейка прозевал!

Но теперь он всё же знает, где ночует солнце. Он видел, что золотая юрта стоит между двумя горбами Верблюжьей сопки. А это уже что-нибудь да значило.

— Дядя Куку, — сказал Андрейка, — покажи мне золотой ключ.

Ветеринар посмотрел непонимающе на Андрейку, потом на Дядьсаш.