Картина, которая открылась перед нами минут через пять, тоже вызывала ассоциации с полотнами мастеров эпохи классицизма или романтизма. В тени низких, раскидистых деревьев с серебристой листвой расположились четверо: Дион, фавн, кентавр и… Я не верила своим глазам. Между Дионом и фавном сидел Итан Кимбел. Я только сейчас подумала о том, что не видела его с того момента, как открылись врата на Пандиону. На пиру, утроенном в честь гостей, его не было – и неудивительно, учитывая, в каком состоянии мы вывели его из Саградиума. Возможно, сегодня он первый раз выбрался из дворца. Следовало отдать должное здешним лекарям – следов побоев на лице писателя почти не осталось, разве что совсем бледный синяк на скуле и маленькая, почти зажившая ссадина над бровью. Не знаю, прибегал ли Кимбел к омолаживающим процедурам, но выглядел он не на свои сорок пять, а примерно на тридцать. Возраст выдавали лишь глаза, смотрящие на мир с выражением хронической усталости, и небольшие залысины, которые ещё больше удлиняли его узкое лицо – бледное, с неправильными, слишком тонкими чертами и не то капризным, не то трагическим изломом бровей. Длинные светлые волосы подчёркивали его утончённость. Худой и стройный, одетый в подпоясанную синюю тунику, серые леггинсы и короткие полусапожки, Итан Кимбел походил на менестреля, явившегося сюда из далёкого Средневековья. В мире, где полно врат перехода, такое кажется чем-то вполне естественным. Остальные персонажи этой картины словно бы пришли из ещё более давних времён. Из античной Греции. Дион, совершенно обнаженный, с сияющими на солнце светлыми кудрями, сидя слева от «менестреля», самозабвенно играл на свирели. Справа от Итана расположился юный фавн, тоже обнажённый и золотой с ног до головы, потому что солнечные лучи позолотили не только его шевелюру, но и каждый волосок на его гибком, мускулистом теле. Фавн слушал музыку так внимательно, как будто старался запомнить мелодию… Нет, пожалуй, так, как учитель слушает игру ученика. Чёрный кентавр лежал чуть поодаль, в тени дерева. Та часть его тела, что была человеческой, потемнела от загара почти до шоколадного цвета. В длинных чёрных волосах сверкали серебряные пряди.
Кентавр заметил нас первый. Я даже ощутила лёгкий трепет, когда он обратил к нам свой тёмный лик, спокойный и мудрый. Немного жуткий – как лик божества, на изваяние которого неожиданно натыкаешься среди заросших лесом руин давно погибшей цивилизации. Это существо действительно явилось сюда из погибшего мира, где жили могущественные, как боги, цари и колдуны. Для большинства та реальность давно уже была мифом. Сказкой, которую можно почитать или рассказать детям, когда выдастся свободное время. Моё же личное время стало условным, как в сказке. Оно то растягивается, то сокращается, а порой сжимается в точку, где исчезает вместе с пространством, и потом из этой точки рождается новый мир. Новый миф. Новый этап моих странствий в поисках зачарованной принцессы. Я вроде бы нашла её, но нас по-прежнему разделяет непреодолимая преграда, сотканная из вечного света… Или вечной тьмы, то излучающей, то поглощающей свет. Той, что порождает и уничтожает целые миры. Сколько миров – реальных и мифических – мне суждено пройти, прежде чем рухнет эта преграда? Сколько ещё предстоит разгадать загадок, куда более трудных, чем загадка Эдипова сфинкса…
– Терри! – Дион заметил меня и перестал играть. – Познакомься с моими друзьями. Это Кимр…
Старый кентавр слегка склонил свою большую, красивую голову.
– А это Хайро. Он учит меня играть на свирели.
– Говорят, это единственное, что мы, фавны, умеем делать хорошо, – улыбнулось золотое божество.
– Ещё они хорошо умеют соблазнять юных дев и красивых мальчиков, – промолвил кентавр низким, чуть гортанным голосом. – Поэтому я стараюсь не оставлять его наедине с принцем Дионом.
– Ну, это ты зря, – фавн притворился обиженным. – Принц ещё слишком юн для любовных забав. А я не сошёл с ума сердить королеву и её мрачную подругу со шрамом.
– Кстати, твоя наставница велела нам вернуться до полудня, – кентавр взглянул на солнце и медленно поднялся на ноги. В холке он был не выше, чем обычная скаковая лошадь, но мощный человеческий торс с широкими плечами превращал его чуть ли не в великана.
– Встретимся завтра тут же, – сказал Дион, надевая свой голубой хитон, на котором он, оказывается, сидел. – Кажется, высох…
– Мы купались, – пояснил он нам с Андой. – А потом встретили Итана. Он знает столько интересных историй! Сначала мы слушали его истории, потом он попросил Хайро сыграть на свирели. А потом Хайро сказал, что я уже играю почти так же хорошо… Итан, ты завтра сюда придёшь? В то же время.
– Я-то когда угодно могу сюда прийти. А вот тебя мама отпустит?
– Что будет завтра, решим завтра, – рассудительно заметил Кимр и преклонил колено, чтобы Дион мог взобраться ему на спину, что мальчишка и проделал с ловкостью циркового акробата.
– Не оставляйте своего друга с этим плутом, – добавил кентавр. – Хайро своей свирелью на кого угодно чары наведёт, даже на такого великого сказителя. Да поэты и сами любят поддаваться чарам. Рад видеть тебя здесь, Анда.
И чёрный кентавр лёгкой рысцой побежал прочь, унося на спине златокудрого мальчика. Мудрый Хирон[17], опекающий юного Ахилла[18].
– Пожалуй, мне тоже пора, – сказал фавн. – Не мне соблазнять великих сказителей и столь благородных дев. Наверняка, где-нибудь неподалёку скучает нимфа или ещё какая-нибудь юная особа из посёлка, которых тут так много. Здесь куда веселей, чем в Маатлане. До встречи!
Фавн скрылся среди серебристых деревьев, причём их листва осталась неподвижной, хотя роща была такой густой, что Хайро не мог не задеть ни одну ветку. Впрочем, что тут удивительного? У духов леса с лесом особые отношения.
– Он прав, этот мудрый кентавр, – усмехнулся писатель. – Некоторые люди охотно поддаются чарам и в итоге портят себе репутацию и вообще всю жизнь.
– И то, и другое можно исправить, – сказала я, понимая, что он имеет в виду.
– Ты так думаешь? Можно спасти репутацию продажного писателя? Кстати, не хотите присесть? Мне как-то неловко, что дамы беседуют со мной стоя. Анда, мне очень помогла мазь, которую ты прислала для меня из Маатлана. Ученик Селена оказался хорошим лекарем, но эта мазь… Это просто чудо. Тут все помнят, на что походила моя физиономия два дня назад.
– Рада, что мазь помогла, – улыбнулась Анда, усаживаясь на мягкую траву.
– Это не та, которой ты залечила мою рану? – спросила я, устроившись рядом с ней.
– Не совсем. Как ты догадался, кто я, сказитель Итан?
– Дион сообщил, что печальная темноволосая красавица отправилась на прогулку с Андой из Маатлана. Сказитель… Какое хорошее слово. Но мне оно не подходит. Продажный писатель – звучит нормально, но продажный сказитель…
– Вообще-то Дарт Мидон уже спас твою репутацию, Итан, – возразила я. – Джонни позаботился о том, чтобы добытая тобой информация распространилась по межпланетной сети. Благодаря ей многие мерзавцы, уверенные в своей безнаказанности, предстанут перед судом. Если доживут до него. Однако, быстро же они тебя выследили.
– Может, и не попался бы, если бы не выпендривался. А то взял псевдоним, прямо указывающий на автора «Хроник Дармидона».
– К сожалению, не читала. Но собираюсь.
– Не старайся быть любезной.
– Я и не стараюсь. Просто слышала об этой книге много хороших отзывов.
– А о других моих книгах?
– Хотелось бы, чтобы их не было, – с горечью произнёс писатель, не дожидаясь моего ответа. – Чтобы остались только «Хроники» да та моя ранняя повесть…
– «Беды прошлого и настоящего»? Читала. Мы её даже изучали в академии.
Кимбел ничего не сказал, но его угрюмое лицо немного прояснилось. Правда, тут же помрачнело вновь.
– Даже если благодаря моим материалам кое-кто предстанет перед Верховным судом за преступления против жителей вселенной, для меня это мало что изменит. Дурная слава прочнее.