Это был последний наш день в Берлине. Затем наша штабная колонна (пушки и трактора где-то отстали) двинулась на запад. За Берлином находилось много населенных пунктов, очень аккуратненьких, чистеньких, утопающих в зелени и цветах. Я проехал один городок, где все улицы носили названия композиторов: Штраус, Вагнер, Чайковский и других.

В то время уже не было сплошной линии фронта и можно было нарваться на группу немецких войск, оказывающих сопротивление. Тогда со мной произошел случай, который мог сломать мне всю жизнь. Ночью меня вызвал начальник штаба бригады, майор, фамилию которого я забыл, хотя думал, что не забуду никогда и буду проклинать его всю свою  жизнь. Он сказал, что я поеду с ним на то место, куда я потом должен буду привести нашу колонну. Была темная ночь, мы ехали через немецкие населенные пункты и я дорогу не запомнил. Но он на карте показал точку, куда мы должны были приехать всей нашей колонной.

Оказывается, что обстановка переменилась и это место, которое было обозначено на карте, захватили немцы. Он с командованием согласовал новую точку прибытия, но мне об этом мне не сказал. Когда майор уходил в штаб стрелкового корпуса согласовывать новое место прибытия нашего штаба, я сидел в машине и не знал, чего это он ходит и зачем. Помню, что около этого дома на тротуаре у стенки лежали трупы расстрелянных стариков немцев. Была у наших доблестных «освободителей» такая милая привычка – при захвате населенного пункта оставшихся немцев (в основном стариков) ставить к стенке и расстреливать. Причем это делали не передовые наши части, а второй эшелон, как их звали - «обозники». Так вот, я запомнил эти трупы у стенки: 8-10 человек. А что за город, как он называется - не знал. А мой умный начальник штаба ничего мне не сказал, а главное, что не показал это место на карте. Он там остался и приказал мне привести штабную колонну сюда. Я же  был уверен, что это как раз то место, которое он мне показал на карте.

Вернувшись к утру в расположение нашего штаба, я построил колонну машин, среди которых была и штабная машина: крытый фургон, в котором находилось знамя части и секретная часть. Была еще машина политотдела во главе с начальником политотдела, подполковником. А я всего лишь младший лейтенант. И подполковник с пренебрежением относился ко мне. Всего было машин 8-10, я ехал впереди на легковой машине начальника штаба М-1 («эмка»). Уже наступил рассвет, кругом встречались дома, изредка попадаются открытые участки шоссе длиною один – два километра. Это, по-видимому, было между населенными пунктами. Я вел колонну в то место, которое на карте обозначил начальник штаба.

Вдруг впереди послышалась стрельба. Я один поехал вперед, там залегли наши солдаты, и говорят мне: «Куда ты прёшь,  там немцы». Я говорю, мы ночью там были на рекогносцировке. Он мне говорит, что немцы нажали и наши отступили. А куда дальше? Штаб бригады со знаменем стоит на обочине дороги, в зоне обстрела. Я поворачиваю назад, ставлю колонну во дворе какого-то дома и говорю подполковнику, что он остаётся за старшего, и до моего возвращения всем стоять на месте. Он даже скривился: младший лейтенант даёт приказание подполковнику!

На эмке, в которой также сидела жена начальника штаба (вроде она была лейтенантом),  я поехал рыскать по переулкам, городишкам. Мы попали под обстрел,  вернулись,  и вдруг я вижу: трупы у стены. И там я нашёл майора, своего  начальника штаба.

 – «Где колонна?» - спросил он.

Я сказал, что она ждёт в укрытии. Но когда я приехал туда, где оставались наши машины, там никого не было, ни единой машины. Я возвращаюсь обратно и вижу, что  все машины уже на месте, но нет штабной машины со знаменем.

Майор мне говорит:

– Если пропадёт знамя – тебе трибунал.

И я поехал обратно, ездил, ездил, опять попал под обстрел, но не нашёл машину. И приготовился уже к аресту, как тут въезжаем во двор, где были наши и я вижу, что стоит наша машина со знаменем. Я даже не сразу смог выйти из машины. Оказывается, колонна штабных машин, не дождавшись моего возвращения, по инициативе начальника политотдела подполковника (вроде он сказал: «поехали, что этот младший лейтенант знает!») уехала, чтобы самостоятельно найти место. В процессе розыска,  штабная машина со знаменем отбилась и ехала отдельно. Я получил нагоняй от начальника штаба, который сказал:

- Ваше счастье, что они нашлись!

Мои попытки сказать, что он не указал мне место, на которое следовало прибыть, он оборвал, сказав, что я на этом месте был и всё видел.

Впрочем, отношение ко мне после этого случая не изменились. Я был в батарее управления командиром  взвода топографической разведки, а это значит быть всегда на побегушках и выполнять различные приказания. Наша бригада по противнику огонь уже не вела, так как после взятия Берлина в бригаде осталось 2 снаряда, а других не подвезли. И мы только и делали, что двигались со штабом стрелкового корпуса, якобы для поддержания его действий огнём. Двигался в основном я, радист и шофёр на грузовой машине. Остальные где-то отстаивались, но я должен быть на связи, в зоне действия радиостанции АПК, которая трёт бока, так как она носилась на спине.

Когда наши вышли на Эльбу и встретились с американцами,  я  был при штабе стрелкового корпуса, который и вышел на Эльбу. Но встретиться с американцами мне не пришлось.

Немецкая деревня, где стоял штаб, и где я жил утопала в сирене. Май. Я и солдаты мои жили в доме у немки, которая нас очень хорошо кормила, объяснила, что богачи, торговцы бежали, а остальные разобрали их запасы продуктов. Там жила также русская девушка из числа тех, кого угнали в Германию. Она была очень довольна своей жизнью в Германии. Она работала работницей у немцев в этой деревне и говорила, что к ней хорошо относились. Интересно, как сложилась её судьба? Я не думаю, что ей было легко вернуться в СССР.

Победа!

Об окончании войны я узнал из плаката на стене

Утром 9-го мая 1945 я, как всегда, пошёл в штаб, и вижу, что на стене висит огромный плакат: «Родина приветствует своих победителей!»

Я спрашиваю:

– В чём дело?

А мне сказали:

– Вчера была подписана капитуляция.

Я ещё несколько дней был при штабе стрелкового корпуса, а потом получил команду вернуться в свою часть, которая находилась тогда около Берлина. Но при этом мне сказали, чтобы я привёз свинью, так как надо отметить Победу: спирт есть, а закуски нет. Два моих  солдата  сказали, что в одном дворе видели хорошую свинью. Мы подъехали к дому, и я хозяйке сказал по-немецки, что нам нужна её свинья. Она без всякого возмущения сказала: «Битте, битте (пожалуйста)», помогла нам загнать свинью в кузов. Мы ей сказали «данке» и поехали в свою часть.

Как отмечали Победу, я плохо помню. Но зато помню, как вскоре отмечали день рождения командира нашей батареи управления, старшего лейтенанта Щебетенко. Это было через несколько месяцев, когда мы уже были в городе Ратенов и жили в немецкой казарме, которая не чета нашей казарме. Комбат тогда заказал повару сделать брагу. Повар сделал всё в бочке, бочку закопали в землю, наверное, на месяц или два. А потом на день рождения бочку открыли, и мы пили брагу, которая нам показалась квасом. Но я быстро отключился. Еще говорят, что я хотел выйти на улицу через балкон второго этажа и меня еле успели поймать.

Но это было позже. А пока, сразу после войны, мы жили в лесу в палатках. У нас сменился командир бригады, приехал полковник, который ещё в царской армии был поручиком. Он завёл такие порядки! Стал требовать соблюдения дисциплины, проводить построения и проверять внешний вид. А мы ходили в гимнастерках, носили брюки-галифе и сапоги, те самые, в которых еще недавно воевали. Но новый командир ежедневно стал устраивать смотры внешнего вида офицеров. Вот тогда он приказал всем носить подтяжки для лучшей заправки. С тех пор я и ношу подтяжки, не могу без них.