Юноша пошевелился, отгоняя воспоминания. Сзади кто-то вздохнул, и Юра вспомнил, что с некоторых пор спит не один.

- Эй, Даша...

- Чего? - буркнула жена.

- Я кричал во сне?

- Нет, - задумчивая пауза. Мрачноватое: - похрапывал только...

Юргена это несколько приободрило. Дурацкий кошмар про закапывание не снился ему уже пару лет. Женитьба виновата, не иначе. Эх, не так представлял Юра свою семейную жизнь. По правде говоря, он вообще никогда ее себе не представлял.

Дарьянэ у стенки снова засопела, тихонько и бесстрашно, как могут только спящие. А у Юргена после пережитого кошмара даже глаза не закрывались. Через окна в спальню лился прозрачный голубоватый свет - солнце только начинало всходить. Сильф прикинул, что сейчас часов пять утра, не больше. Вчера ему дали отгул на три дня, и он лег пораньше, надеясь выспаться всласть. Выспался, как же! Мало того, что Даша притопала ложиться заполночь и разбудила мужа, когда перелазила через него на свое место, так еще и сны покоя не дают вкупе с тренированным телом, привыкшим отдыхать по три-четыре часа в сутки. Постель казалась бугристой и неудобной, сопение у стенки раздражало. Уже целую неделю живут вместе, а вторую кровать так и не купили. Некогда, причем обоим.

Юрген сел. Впереди было целых три дня, свободных от работы, и он знал, чем себя занять. Во-первых, надо все-таки съездить к родителям и вытрясти из них правду о проклятии. Заодно сестренку проведать.

Во-вторых, следует слетать во второй корпус Тайной канцелярии, ведающий личными делами граждан Холмов, и сменить фамилию. Когда сильфы женятся, создается новая семья. А двух семей с одинаковыми фамилиями быть не должно. Поэтому пара придумывает себе новую или, что случается чаще всего, гармонично соединяет буквы из прежних фамилий. Например, родители Юргена до брака носили фамилии Эса и Воц, из которых получилась лаконичная Эв.

В-третьих, раз уж начальство в Липкином лице расщедрилось на столько выходных, надо залететь к плотнику и заказать вторую кровать. Юрген смутно чуял, что если не озаботиться этим при первой же возможности, мебельная волокита продлится всю его семейную жизнь.

Итак, куда сначала? В столь ранний час спят все - от плотника до родителей. Впрочем, Рафуша встает как жаворонок, а неспешный завтрак, сборы и полет к отчему дому все равно займут пару часов. Приняв решение, Юрген поднялся и тихонько вышел, притворив за собой дверь спальни.

Полежав для верности пару минут и окончательно уверившись, что осталась в одиночестве, Дарьянэ отвернулась от стены и горестно вздохнула. Ну вот, опять он ушел, не сказав ни слова. Не важно, что она притворялась спящей. Хоть бы поцеловал! Не в губы даже, слишком самонадеянно о таком мечтать, хотя бы в щеку или в лоб. Да мало ли куда можно поцеловать спящую жену! Даша сухо всхлипнула, натягивая на голову одеяло. В спальню пробирался юный солнечный свет, который совершенно не соответствовал мрачным мыслям сильфиды.

Позавчера прошла неделя со свадьбы.

Сегодня неделя как они спят на одной кровати.

Неделю без одного дня Даша тихо сохнет по собственному мужу, а тот в упор ее не видит.

Он улетает на работу в одиночестве, несмотря на то, что им по пути. За весь день он может не сказать ей и пары слов. Когда она забегает в четырнадцатый корпус (официально к Костэну Лэю, готовиться к экзаменам, а на самом деле - взглянуть на объект воздыханий), он всеми силами избегает встречи с ней.

Уже несколько раз Даша отчаивалась. Она пробовала завести с мужем беседу на интересные ему темы. Юрген мало воспринимал ее речи, поспешно находя себе неотложное занятие. Она попыталась приманить его вкусной едой и впервые в жизни пожарила яичницу с укропом. Юрген опасливо изучил расплывшееся по сковороде яйцо пополам со скорлупой, поскреб ногтем горелую черную корку и сказал, что поужинал на работе. Она пробовала спотыкаться и падать у него на глазах, побуждая себя спасти. Первые три раза Юрген вообще не заметил ее попыток, что вылилось в синяк на попе и ссадину на локте. В четвертый раз, когда Даша надумала опрокинуть на себя чайник с кипятком и уже направилась к столу, муж внезапно поднял на нее глаза и предупредил, что чайник горячий, а всю холодную воду он перелил в кувшин. После этого осуществить задуманное значило выставить себя ушибленной об тучу на всю голову, а Юра и так был о жене не слишком высокого мнения.

Сейчас у Даши оставалось последнее средство, из тех, до которых она могла додуматься - сказать обо всем прямо. Но казалось, скорее небо упадет на землю, чем Даша наберется наглости такое сотворить. Подобный исход казался ей противоестественным. Ну разве можно, думала она, подойти к Юре и заявить: "Милый, я влюблена в тебя по уши, давай жить как настоящие муж и жена". Да она уже на первых словах со стыда развеется!

- Какая же каверзная эта штука - жизнь, - вдохнула Даша вслух. - Выдали замуж за такого сильфа! Умного, красивого, доброго, смелого, настоящего агента с медалью и сундуком значков. Живи да радуйся, вроде, все как мечтала. Но только мужу наплевать. И на тебя, и на твои чувства. Даже дружить не хочет. Ах, если бы я имела возможность показать ему, чего стою! Например, оказаться рядом в момент, когда ему будет грозить опасность, и героически выручить.

Дарьянэ вспомнила прошедшую ночь. Юра в этот раз спал тревожно, метался, бормотал, даже плакал. Как хотелось обнять его за плечи, расцеловать, убаюкать, уткнуться носом в лохматые пепельные кудри. Но нельзя. Даша полагала, что если хоть раз позволит себе подобное, то не сможет потом смотреть Юргену в глаза. Он ведь наверняка отвергнет ее! А еще все парни ненавидят ронять при девушках свое достоинство. Хороша была бы Даша, сюсюкающая в ночи над агентом тайной канцелярии! Сильфида догадывалась, какой сон приснился Юре, и это знание парализовывало ее.

Даша встала и подошла к окну. Светало. Прохладный ветер лениво раскачивал тонкие прутики старой изгороди. Внизу, предположительно на кухне, что-то загремело. Значит, Юра еще не ушел. Дарьянэ не хотела показываться ему на глаза, поскольку считала, что ничего хорошего все равно не выйдет. Он снова не обратит на нее внимания, и это принесет ей лишние расстройства, вплоть до рыданий в подушку. А на работу с заплаканными глазами нельзя.

Влюбленная сильфида завернулась в одеяло и устроилась на подоконнике, мечтательно и печально глядя в небеса.

***

Юргена переполнял энтузиазм. В голове вертелись хитроумные планы по вытягиванию правды из родителей, один невероятнее другого. Угнетающий страх ночных видений забылся, и теперь радужного настроения не испортила даже разбитая по неосторожности кружка с горячим укропником. Юра только фыркнул, первой попавшейся тряпкой вытер зеленоватую лужу и решил, что это знак свыше. Значит, завтракать он будет у родителей.

Погода стояла летная. Прохладно, ясно и в меру ветрено. Белая, крытая глянцем доска отражала голубое небо. Юра заставил ее подняться повыше, так, чтобы редкие деревья внизу казались не крупнее укропной поросли, а здания усадеб превратились в игрушечные домики. Потом он сел, свесив ноги в бездну под собой, и от души заключил:

- Небо - это прекрасно!

Юрген любил летать. (Какой же сильф не любит высокого полета?) Притом не стоя, а именно сидя, запрокинув голову и словно растворяясь в благодати Небес. Ветер обдувал прохладой его разгоряченные щеки, играл кудрями пепельных волос. Юра не стриг их коротко, позволяя отрастать почти до плеч, и они казались облаком вокруг его головы.

Небо давало покой и надежду. Оно внушало уверенность и наполняло духовной силой. Земные заботы казались мелочными и глупыми, игрушечными, как и все с такой высоты. В небе не было ни жены, ни страхов прошлого, ни интриг с тайнами и недомолвками. Юра знал, что не одинок в своих ощущениях. У всех его знакомых и друзей небо вызывало похожие чувства. Сильф вдруг подумал о людях, которые приспособили небо под войну. Он представил себя скрывающимся среди туч, выслеживающим противника, ведущим воздушный бой с таким же летучим врагом. И содрогнулся. Если, не допустите Небеса, такой день случится, он станет для Юргена крахом всей жизни. Небо в огне, багровые облака, кровь на досках - ужасно, неправильно, противоестественно. И страшно подумать, что для многих людей сейчас это - повседневность. Небо - для мира и ветра, война - для земли, а иной устрой с трудом укладывается в голове.