«Кто знает, – говорил себе Лекок, – не рассказал ли обо всем славный директор тюрьмы Жевролю? Если так, мой завистливый Генерал без малейших зазрений совести мог сыграть со мной эту злую шутку!..»

– Ах!.. Какая разница!.. – воскликнул Гоге. – Весьма прискорбно, что столь блестяще сыгранная комедия не имела успеха!..

Это слово оторвало следователя от его размышлений.

– Недостойная комедия!.. – произнес он. – Которую я никогда бы не допустил, если бы страстное желание установить истину не ослепило меня! Став сообщником столь прискорбного мошенничества, я покусился на величие правосудия!..

При этих словах Лекок побледнел, а в его глазах сверкнули слезы гнева. Это было уже второе оскорбление, которое ему нанесли в течение часа. Сначала его унизил подозреваемый, а теперь и следователь измывается над ним!..

«Я потерпел неудачу, – думал Лекок. – Меня осуждают!.. Этого следовало ожидать. Ах!.. Если бы я преуспел!..»

Столь резкие слова господин Семюлле произнес только потому, что был крайне раздосадован. Да, эти слова были действительно резкими. Он тут же пожалел, что они вырвались у него, и сделал все, чтобы Лекок забыл о них.

После этой неудачной попытки они встречались каждый день. По утрам молодой полицейский приходил к следователю и отчитывался о своих действиях. Затем они долго беседовали.

Лекок по-прежнему вел поиски с упорством, которое подогревали бесконечные издевательские шуточки. Он искал, охваченный тем холодным гневом, который поддерживает энергию на протяжении многих лет. Однако следователь совершенно отчаялся.

– Все кончено, – говорил он. – Все средства, которыми располагает следствие, исчерпаны. Я сдаюсь. Подозреваемый предстанет перед судом присяжных под фамилией Май и будет оправдан. Я даже думать не хочу об этом деле.

Так говорил господин Семюлле. Однако заботы, меланхолия, вызванная поражением, порой обидные намеки, беспокойство по поводу того, какую позицию необходимо занять, подорвали его здоровье. Господин Семюлле слег. Вот уже целую неделю он не выходил из дома. Но однажды утром к нему пришел Лекок.

– Как видите, мой бедный мальчик, – сказал следователь, – этот таинственный убийца сродни злому року для следователей… Ах!.. Он нас переиграл, он не позволит нам раскрыть свою личность.

– Возможно! – ответил молодой полицейский. – Есть последний способ проникнуть в тайну этого человека. Надо устроить ему побег…

Глава XXXIV

Последнее средство, которое предлагал Лекок, было выдумано не им. К тому же в нем не было ничего нового. Во все времена, когда возникала в этом насущная необходимость, полиция умела закрывать глаза и приоткрывать дверь камеры. Безумец тот или безумец и одновременно очень наивный человек, кто расценивает это как небрежность, благоприятную во всех отношениях, и позволяет поймать себя в столь чудесную ловушку предоставляемой свободы.

Не все же узники, как Лавалет[23], находятся под защитой королевского потакания, которое прежде отрицали с пеной у рта, но сейчас признали.

Гораздо больше тех, кто, подобно несчастному Жоржу д’Эшерони, выходят из тюрьмы условно и снова попадают туда, выполнив свою функцию невольного осведомителя, которую им умело навязали.

Бедный д’Эшерони!.. Он думал, что сумел обмануть своих бдительных стражей. Когда он осознал свои ошибки и вину, то выстрелил в сердце из пистолета. Увы! После столь ужасной раны он выжил, чтобы услышать, как один из его друзей, которых он выдал, бросает ему в лицо совершенно незаслуженное оскорбление – предатель.

Однако полиция решает тайно помочь заключенному сбежать крайне редко, только в случае крайней необходимости, когда исчерпаны все другие законные средства. Словом, это очень опасный способ. Если полиция прибегает к нему, значит, она надеется получить важное преимущество, например схватить шайку злоумышленников.

Скажем, полиция арестовывает члена банды. Он с честью переносит свой позор и отказывается называть имена сообщников. Что делать?.. Неужели придется судить его одного? Ему одному выносить приговор?..

Э, нет!.. Лучше как бы случайно предоставить в его распоряжение напильник, при помощи которого он перепилит решетки, и веревку, чтобы он смог спуститься по стене… Заключенный бежит. Но, подобно майскому жуку, который взлетает с ниткой, привязанной за лапку, он тащит за собой, словно цепь, целую команду ловких наблюдателей. И в тот момент, когда он хвастается перед дружками своей отвагой и удачливостью, полиция накрывает всю гоп-компанию сетью.

Господин Семюлле знал обо всем этом, а также о многом другом. Тем не менее, услышав предложение Лекока, он привстал и сказал:

– Вы сошли с ума!..

– Я так не считаю, сударь.

– Устроить побег заключенному!

– Да, – хладнокровно ответил полицейский. – Таков мой план.

– Химера!..

– Но почему же, сударь? После убийства супругов Шабуазо в Лашапель-Сен-Дени полиции удалось арестовать виновных, вы должны об этом помнить. Однако украденные сто пятьдесят тысяч франков наличными и в банковских билетах – эта огромная сумма – так и не были найдены, а убийцы упорно отказывались сказать, где они ее спрятали. Если бы им удалось избежать казни, это для них было бы целое состояние, но дети жертв были разорены. И тогда господин Патрижан, следователь, первым не то чтобы посоветовал, но дал понять, что можно рискнуть и устроить побег одному из этих злодеев. К его мнению прислушались. А через три дня сбежавшего схватили, когда он рыл клад на участке, где выращивают шампиньоны.

– Довольно!.. – прервал Лекока господин Семюлле. – Я больше не хочу слышать об этом деле. Насколько я помню, я запретил вам напоминать мне о нем…

Молодой полицейский опустил голову с притворной покорностью. Однако краешком глаза он следил за следователем и заметил, что тот волнуется.

«Можно и помолчать, – думал Лекок. – Опасаться нечего, он сам вернется к разговору».

И действительно, через несколько минут следователь сказал:

– Ладно. Допустим, ваш человек сбежал из тюрьмы. Что вы собираетесь делать?..

– Я, сударь? Я прилипну к нему, как нищета к бедняку, я не выпущу его из виду, я буду жить в его тени.

– И вы думаете, он не заметит, что вы следите за ним?

– Я приму меры предосторожности.

– Один взгляд и случайность, и он узнает вас.

– Нет, сударь, потому что я преображусь. Агент Сыскной полиции, который не способен быть хорошим актером, который не умеет гримироваться, посредственный полицейский. Вот уже целый год как я учусь делать со своим лицом и телом все, что хочу. Я по своему желанию могу стать старым или молодым, брюнетом или блондином, приличным человеком или отвратительным бродягой…

– А я и не догадывался о ваших талантах, господин Лекок.

– О!.. Я еще далек от того совершенства, о котором мечтаю!.. Тем не менее, сударь, не пройдет и трех дней, как я осмелюсь предстать перед вами в ином образе. В течение получаса я буду беседовать с вами, но вы меня не узнаете.

Господин Семюлле ничего не ответил. Лекоку стало ясно, что следователь собирается выдвинуть возражения в надежде, что молодой полицейский опровергнет их. Однако следователю явно не хотелось, чтобы они возымели силу.

– Думаю, мой бедный мальчик, – наконец произнес господин Семюлле, – что вы жестоко заблуждаетесь. Мы с вами уже имели возможность оценить проницательность этого таинственного заключенного. Его прозорливость настолько чудесная, настолько удивительная, что превосходит воображение… Неужели вы полагаете, что этот сильный человек не почует вашей примитивной ловушки? Послушайте, он догадается, что полиция, предоставив ему свободу, собирается использовать ее против него.

– Я не заблуждаюсь, сударь. Май, конечно, догадается, я понимаю это.

– Даже так?

– Сударь, я сказал себе: оказавшись на свободе, этот человек будет ею тяготиться. У него нет ни денег, ни ремесла… Что он станет делать? На что он будет жить? Ведь должен же он есть! Какое-то время он будет бороться, но в конце концов устанет страдать… Без крова, без куска хлеба, он вспомнит о том, что богат… Разве он не попытается установить контакт со своими родственниками, друзьями? Разумеется, попытается. Он сделает все возможное, чтобы ему пришли на помощь, даст знать о себе своим приятелям… И тут я его подстерегу. Пройдут месяцы, но он не заметит никакого наблюдения… Он предпримет решительную попытку. И тут я появлюсь с ордером на арест…