– Вот именно!.. – воскликнул он. – Вот в чем ты ошибся! Если столь дорогие украшения не были описаны в каталоге продаж, значит, баронесса де Ватшо не владела ими на момент своей смерти. А раз серег у нее не было, значит, она подарила или продала их. Кому?.. Вполне вероятно, одной из своих приятельниц. Вот почему на твоем месте я узнал бы имена близких подруг госпожи де Ватшо, что довольно просто. Я бы постарался наладить отношения с горничными этих подруг… Для такого красивого юноши, как ты, это было бы детской игрой.

Похоже, этот совет пришелся по вкусу папаше Абсенту.

– Э! Э!.. – сквозь смех произнес он. – Мне нравится эта система поисков.

Господин Табаре оставил эти слова без внимания.

– Так вот, – продолжал он, – я показал бы эту серьгу всем субреткам. И наверняка нашлась бы та, которая сказала бы мне: «Этот бриллиант принадлежит моей хозяйке». Или та, которая при виде украшения нервно задрожала бы…

– Надо же, – прошептал Лекок, – мне это даже в голову не пришло!..

– Погоди, погоди… Я подхожу ко второй упущенной возможности. Как ты повел себя, когда в твоем распоряжении оказался чемодан, который, по словам Мая, принадлежал ему? Ты, как простофиля, отдал содержимое чемодана столь изворотливому подозреваемому!.. Черт возьми!.. А ведь ты знал, что этот чемодан служил аксессуаром в комедии, что отнести его к госпоже Мильнер мог только сообщник, что все находившиеся там вещи были куплены после совершения преступления…

– Да, я знал это… Но какой толк от моей уверенности?

– Какой толк? О, сынок!.. Я, старый человек, обошел бы всех старьевщиков Парижа и в конце концов наткнулся бы на того, кто сказал бы мне: «Эти шмотки?.. Да, это я их продал такому-то типу. Он купил их для своего друга, мерки которого принес».

Рассвирепев на самого себя, Лекок яростно ударил кулаком по стоявшему рядом с ним столику.

– Разрази меня гром!.. – воскликнул он. – Такой верный способ и, главное, простой! Ах!.. Никогда в жизни не прощу себе эту глупость!..

– Тише, тише!.. – прервал Лекока славный старик. – Ты заходишь слишком далеко. Глупость – это не то слово. Речь идет скорее о легкомыслии… Ты молод, черт возьми! Но я не могу тебя простить за то, как ты охотился за подозреваемым после его бегства из тюрьмы…

– Увы! – прошептал обескураженный молодой полицейский. – Одному Господу ведомо, скольких трудов это мне стоило!..

– Больших трудов, сынок, очень больших, за что я тебя и упрекаю. Что за идиотская идея следовать за этим так называемым Маем по пятам, как обыкновенный филер?

На этот раз Лекок изумился.

– Разве я должен был позволить ему убежать? – спросил он.

– Нет, но если бы я был рядом с тобой под колоннадой «Одеона», когда ты так ловко – а ты очень ловкий, сынок, – и, главное, быстро догадался о намерениях подозреваемого, я бы тебе сказал: «Этот парень, дружище Лекок, бежит к госпоже Мильнер, чтобы сообщить ей о своем побеге. Ну и пусть бежит». А после того как он вышел бы из гостиницы «Мариенбург», я бы добавил: «А теперь пусть идет на все четыре стороны. А ты проследи за госпожой Мильнер, не упускай ее из вида, не отставай от нее ни на шаг дальше, чем падает тень от ее тела, поскольку она выведет тебя к сообщнику, то есть к разгадке тайны».

– Да, признаю, она вывела бы меня.

– Но что ты натворил вместо всего этого?.. Ты побежал в гостиницу «Мариенбург» и до смерти запугал рассыльного! После того как расставлены верши, чтобы в них попалась рыба, никто не бьет в барабаны!..

Папаша Табаре анализировал ход следствия и, разбирая его шаг за шагом, восстанавливал его, опираясь на свой метод индукции. С самого начала Лекок действовал по чудесному вдохновению, во время расследования проявлял недюжинные способности, однако он так и не преуспел. Почему?.. Потому что молодой полицейский отклонился от принципа, который сначала взял за основу, а потом отклонился от него: «Надо опасаться главным образом правдоподобия».

Но молодой полицейский уже невнимательно слушал своего учителя. Он мысленно строил планы на будущее. Вскоре он не выдержал.

– Вы только что спасли меня от отчаяния, сударь, – прервал он папашу Табаре. – Я считал, что все потеряно. Но сейчас я понял, что наделанные мною глупости можно исправить. Я могу сделать то, что не сделал. У меня еще есть время. В моем распоряжении до сих пор находятся различные вещи подозреваемого и серьга… Госпожа Мильнер все еще держит гостиницу «Мариенбург», я установлю за ней наблюдение…

– И к чему вся эта суета, парень?

– Что значит «к чему»?.. Чтобы найти подозреваемого, разумеется!..

Если бы эта мысль овладела Лекоком не так сильно, он наверняка заметил бы легкую улыбку на толстых губах папаши Внеси-Ясность.

– Ах, сынок! – спросил он. – Неужели ты не догадываешься, как на самом деле зовут твоего так называемого циркача?

Лекок вздрогнул и опустил голову. Он не хотел, чтобы папаша Табаре видел его глаза.

– Нет, – ответил он взволнованным голосом. – Я не догадываюсь.

– Ты врешь, – сказал славный старик. – Ты так же хорошо, как и я, знаешь, что Май живет на улице Гренель в Сен-Жерменском предместье и что его зовут господином герцогом де Сермёзом.

При этих словах папаша Абсент расхохотался.

– Ах! Хорошенькая шутка! – воскликнул он. – Ха! Ха!

Но Лекок придерживался другого мнения.

– Ладно!.. Да, господин Табаре, – сказал он, – мне в голову приходила эта мысль, но я прогнал ее.

– Вот как?.. И почему же, скажи на милость?..

– Черт возьми! Да потому, что…

– Потому, что ты не умеешь следовать логике своих первых предположений. Но я-то умею, я, кто столь последователен в своих рассуждениях! Я говорю себе: «Представляется невероятным, что убийца из кабаре старухи Шюпен – это герцог де Сермёз… Значит, убийца из кабаре старухи Шюпен, Май, так называемый циркач, и есть герцог де Сермёз!»

Глава XLIII

Как подобная мысль пришла в голову папаше Табаре? Вот этого Лекок не мог понять.

То, что она мелькнула у Лекока, когда подозреваемый испарился, если можно так выразиться, как легкий туман, в принципе поддавалось объяснению. Отчаяние порождает самые абсурдные химеры. К тому же несколько слов, сказанных Кутюрье, вполне могли послужить основанием для любых предположений.

Но папаша Табаре был человеком хладнокровным… В пересказе слова Кутюрье потеряли всякий смысл…

Славный старик сразу же заметил, как удивился молодой полицейский. Он легко догадался, какие чувства обуревали Лекока.

– У тебя такой вид, словно ты с неба свалился, мой мальчик, – сказал он. – Неужели ты думаешь, что я говорил наугад, словно вертопрах?

– Нет, разумеется, сударь, но…

– Помолчи! Ты удивляешься только потому, что не знаешь отправной точки всей этой истории. В данном направлении тебе еще предстоит учиться. И ты будешь учиться, если, конечно, не хочешь всю свою жизнь оставаться невежественным охотником за мерзавцами, как твой враг Жевроль.

– Признаюсь, я не вижу связи…

Господин Табаре не удостоил Лекока ответом. Повернувшись к папаше Абсенту, он дружески произнес:

– Будьте любезны, дружище, достаньте из книжного шкафа, вон там, справа, два толстых тома ин-фолио под названием «Общие биографии светских особ».

Папаша Абсент поспешил выполнить просьбу. Взяв в руки книги, папаша Табаре принялся лихорадочно их листать, читая заголовки, как это всегда бывает при поисках той или иной статьи в словаре.

– Эсбайрон!.. – бормотал он. – Эскар… Эскайрак… Эскодиа… А, вот мы и добрались!.. Слушай меня внимательно, сынок, и у тебя в голове прояснится.

Лекок не нуждался в подобном увещевании. Молодой полицейский уже задействовал все свои мыслительные способности.

Славный старик начал читать отрывистым тоном:

«Эскорваль, Луи-Гийом, барон д’ – французский администратор и политический деятель. Родился в Монтеньяке 3 декабря 1769 года в старинной семье дворянства мантии[27]. Он заканчивал свою учебу в Париже, когда разразилась Революция[28], которую он приветствовал со всем своим юношеским пылом. Но вскоре, испугавшись жестокости и злоупотреблений, совершавшихся во имя свободы, он перешел на сторону реакции, возможно по совету Редерера[29], который был другом его семьи.