Лу услышала голос Ивона: "Ты изменилась в один день. В тот день, когда разбилась леди Ди". Голос Мари-Но: "У тебя новая машина".

Статья была предельно ясной. "Исследование обломков, найденных возле разбитого "мерседеса" в тоннеле Альма, показало, что фрагменты заднего фонаря принадлежат не автомобилю Доди аль-Файеда и леди Дианы, но неустановленному "фиату-уно". Кроме того, эксперты лаборатории криминалистики обнаружили царапину и крупицы краски на правом крыле "мерседеса". Изучение улик может занять около месяца".

Я не выдержу месяц, сказала себе Лу. Не может быть и речи о том, чтобы и дальше ездить на "фиате".

А впрочем, почему месяц? — подумала она. Что это значит? Это предупреждение водителю "фиата": у вас есть месяц на то, чтобы явиться в полицию, потом мы сами придем за вами? Месяц… Что там изучать? Они и так все знают: задний фонарь принадлежит "фиату-уно", на поцарапанном правом крыле "мерседеса" остались частички краски. Куда уж яснее!

"Все владельцы "фиатов-уно", которые когда-либо пострадали от столкновения с "мерседесом-280-S", должны явиться в полицию", — напоминали следователи.

Пора бежать, решила Лу. Она удивлялась собственной выдержке. На этот раз лай раздавался совсем близко, но она почти не испытывала волнения. Наверно, потому, что давно уже готовилась именно к этому. И потом, ей было о чем подумать, нужно разработать план действий, и быстро.

Она стояла на солнце, сунув под мышку свернутые газеты.

Избавиться от "фиата", расстаться с Ивоном и уехать из Вирофле. Все это можно сделать разом и одновременно — исчезнуть, раствориться. И для начала проще всего будет уехать на "фиате", чтобы не оставлять улик.

Она размышляла, не приступить ли к делу прямо сейчас, не заходя в ресторан, но потом решила дождаться вечера и вернуться в Вирофле, в потоке других машин. За нее решал страх, страх ребенка, который что-то украл, и ему кажется, что все на улице смотрят только на него. Она не смогла бы ехать по открытым местам, по свободным дорогам.

У Анжелы она за весь день не произнесла почти ни слова. Руки занимались своей работой: выгладили двадцать скатертей, затем лепили сладкие пирожки с каштанами, а голова разрабатывала детали бегства.

Когда бежать, сегодня вечером? Может, и нет, размышляла Лу. Действовать нужно не только быстро, но и незаметно, покинуть Ивона и Вирофле так, чтобы сразу чего-нибудь не заподозрили, не сочли это бегством, и потом избавиться от машины без свидетелей. Надо все сделать как следует, без спешки.

Она дала себе двадцать четыре часа.

Сбежать так, чтобы это не выглядело побегом, нетрудно. Лу беспокоило и занимало весь день другое — куда девать машину.

— Эй, — крикнула Мари-Ho с порога кухни, — ты меня слушаешь? Я спрашиваю, ты еще долго?

— Нет, нет, — ответила Лу, — уже иду.

Да. Избавиться от "фиата". Все три недели Лу спотыкалась именно об этот вопрос. Продать — значит выдать себя. Подарить — то же самое, если не хуже. Сбежать на машине за границу? Рискованно, учитывая пограничный контроль. И потом, заграница, заграница. Никакая катастрофа не наделала в мире столько шуму, как это авария в тоннеле Альма. Иностранные газеты перепечатали сведения о малейших уликах, найденных в Париже, слова "фиат-уно" уже известны тамошним полицейским. Интерпол наверняка начал розыск.

Можно еще бросить ее ночью в какой-нибудь глухомани. Лучше в лесу. И не забыть свинтить номерные знаки. Но Лу вспомнила, что номера, по которым устанавливают машины, выбиты на разных частях двигателя, она не знала, на каких именно.

Нет, правильно писали в детективах, самый простой и, пожалуй, единственный выход — машину утопить.

До сегодняшнего дня Лу думала, что не способна на это. Но сегодня, когда ей некуда отступать, она готова попытать счастья.

— Иду, — повторила она. — Еще две минуты.

Она попробует сегодня ночью. Надо будет выехать из Парижа, поехать вдоль Сены или Марны, найти какое-нибудь укромное место. Но остались ли еще такие места в пригородах Парижа? И если даже остались, как узнать глубину реки? Она не может рисковать, загнав машину на глубину в один метр.

Я найду, повторяла она. Я всегда нахожу. Для начала вернусь в Вирофле. Посмотрю атлас. Есть еще озера. Например, то большое озеро, где Ивон со своим братом катаются на "пятерке", в Муассон-Лабакуре.

Она сложила гладильную доску, убрала ее в шкаф и присоединилась к Анжеле и Мари-Ho на кухне, где пять килограммов каштанов противились чистке, упрямые, как настоящие маленькие корсиканцы.

Сначала надо было аккуратно снять ножом коричневую скорлупу, потом отделить от мякоти тонкую бурую кожицу, плотно обтягивающую каждую извилинку этого крохотного мозга.

Вдруг Лу подумала о мысе Канай, рядом с Касисом. Она забиралась на него раза два-три за те четыре года, что прожила на юге, у матери. Говорили, что это самый высокий мыс во Франции, четырехсотметровая скала над морем. Туда вела красивейшая дорога.

Лу вспомнила те несколько десятков метров, которые надо было пройти в сторону от дороги, как она отошла полюбоваться морем и крик матери: "Дальше не ходи, это опасно!" И правда, один неверный шаг — и рухнешь с высоты в четыреста метров. Когда она смотрела вниз на море, кружилась голова, внизу бились волны, но наверху не слышно было ни звука. Говорили, что там собирается марсельская шпана, — самое подходящее место, чтобы скинуть в море предательскую машину. Перед глазами Лу стояли эти места, и впрямь самые подходящие. Новая дорога, что ведет к вершине скалы. Заросшая травой поляна, по которой автомобиль сможет проехать сам. И море, море. Никакого пляжа внизу, никаких выступов, которые могли бы помешать падению. Отвесный утес.

— О чем ты думаешь, Лу? — спросила Анжела.

И Лу глубоко рассекла себе левый указательный палец острым ножом, который держала в другой руке.

Когда она перевязала палец, выпила глоток чудовищной инжирной настойки, улеглась на одну из банкеток и укрылась одеялом, Анжела положила ей руку на плечо и сказала:

— С тобой что-то творится последние дни.

— Да, — ответила Лу, не открывая глаз. А потом, открыв глаза, добавила: — Мне нужно немного отдохнуть. Анжела, как вам кажется, я могу взять неделю отпуска?

— Я думала об этом, — сказала Анжела. — Бери, когда хочешь.

— Можно с сегодняшнего дня? — спросила Лу.

— Никаких проблем, — уверила ее Анжела. — В ресторане все идет по накатанной. Сейчас Мари-Но и сама справится. Иди и отоспись недельку.

Вечером Ивон вернулся домой ужасно возбужденный. Шеф предложил поехать с ним на старт гонки "Уитбред" в Саутгемптон, в воскресенье.

— Куда? — переспросила Лу.

— На "Уитбред", лучшую океанскую парусную гонку, — объяснил Ивон.

Та гонка, в которой он мечтал когда-нибудь поучаствовать, знаменитая кругосветка. Участники отправляются из Саутгемптона, Мекки английского парусного спорта, — дивное место на южном побережье. Жерар дал им приглашение на лодку сопровождения, которая довольно долго будет следовать за парусниками.

Жаль было омрачать такую радость. Лу постаралась улыбнуться.

— Соблазнительно, — сказала она. — Как добраться до Саутгемптона?

— На мотоцикле, — сказал Ивон, на мгновение сжав ее в объятиях. — А через Ла-Манш на гидроглиссере, всего три-четыре часа от Парижа.

Неужели я снова стану когда-нибудь такой же цельной? — спрашивала себя Лу. Скроенной из одного куска, ясной и открытой, не похожей на ящик с двойным дном.

Ивон не заметил ее повязки на левой руке. Она ничего не сказала о неделе отпуска.

Ночью она решила, что всю пятницу посвятит исследованию берегов Сены, поедет на запад, так далеко, как это понадобится. Она просыпалась, повторяла про себя свой план, снова засыпала. Одного дня должно хватить. Она дождется ночи и избавится от "фиата". А если этот план не удастся, если она не найдет укромного места, куда можно проехать на машине, она не станет терять времени и сразу отправится на мыс Канай. Тем же вечером доедет до Касиса, по южной автостраде. К утру субботы будет на месте. И если повезет, управится затемно.