— Я не хочу встречаться с журналистом, — сказала Лу, — не хочу, чтобы меня фотографировали.

— А ты полагаешь, что копы защитят тебя от журналистов? — спросил Индеец. — Ошибаешься. Если ты обо всем расскажешь полиции, тебя не только осудят за побег и неоказание помощи пострадавшим при автоаварии, а это тянет на несколько лет, но делу дадут максимум огласки. Копы себе в этом не откажут. Им тоже нужны деньги, а ты как думала? Пресса будет ходить за тобой до конца твоих дней. Еще бы: девчонка, которая стала причиной смерти леди Ди! За тобой будет ходить вся пресса, пресса всего мира. Тогда как у меня ты засветишься всего один раз, и баста. Расскажешь, как было дело, и мы смываемся. Устроишься на новом месте, где тебя знать не знают. Да, у меня есть один канал, чтобы получить новый паспорт, — дороговато, конечно, но зато очень быстро и надежно.

— Мне надо подумать, — сказала Лу.

Она села за стол, откинулась на спинку стула, свесив руки. Она чувствовала себя разбитой, в голове было пусто.

— Думай, — сказал Индеец. — Я не тороплюсь.

Он прислонился к окну, не сводя с нее глаз.

— Ваш план не сработает, — сказала Лу, избегая его взгляда. — Вы же понимаете, что все линии "Пари-матч" прослушиваются. Полиция поймает журналиста, и мы окажемся за решеткой, я за… а вы за похищение, насильственные действия…

— Не думай, что имеешь дело с салагой, — сказал механик. — Я все учел. Ты права, конечно, ты выдашь свою сенсацию не по телефону. Мы назначим встречу, ты, я и журналист, в каком-нибудь тихом местечке. Ты расскажешь свою историю. Имя называть не нужно, просто скажешь: Луиза Леруа, или как там ты хочешь. Он, наверно, запишет твой рассказ и сделает несколько фотографий.

Лу покачала головой, она по-прежнему смотрела в стол перед собой.

— Все, — сказал Индеец, отходя от окна. — Хватит думать, пошли. Сматываемся, вместе с твоим фиатишкой.

Лу словно бы ожила.

— Мы не можем ехать на этой машине, — сказала она, — от нее нужно избавиться, и как можно быстрее.

— Избавиться, избавиться, — повторил Индеец. — Я согласен, сейчас не время подставляться. Но эта тачка тоже ценится на вес золота, мы не можем сбагрить ее. Мы ее аккуратненько спрячем, мне она может понадобиться — как вещественное доказательство. Допустим, журналист будет сомневаться, потребует фактов. Или, положим, тебе удастся от меня сбежать, и я тут же напишу копам: хотите знать, где "фиат"? Ничего проще…

Лу выпрямилась и посмотрела ему в глаза:

— Я предлагаю вам сделать по-другому. Вы откажетесь от своего плана, а я… я буду вашей.

Индеец расхохотался. Во дает! Он покачал головой:

— Ты ошиблась, цыпочка! Не хочу показаться тебе высокомерным, но надо совсем меня не знать, чтобы попытаться взять этим. Давай, давай, поторапливайся. Еще одно, прежде чем смыться, — записка. Пару слов на прощание.

Он перевернул листок из блокнота и прочел то, что Лу пыталась утаить от него.

— Прекрасно, — сказал он, положив листок на видное место, на стол. — Я собирался заставить тебя написать твоему мужику, чтобы он не очень беспокоился, но вижу, ты догадалась сама. Не буду тебе диктовать ничего другого.

— Я забыла подписаться, — сказала Лу, пододвинув к себе листок, и дописала: "Луиза". Не успела она положить ручку, как он ударил ее кулаком в плечо так, что она чуть не упала со стула.

— Ты издеваешься надо мной, — прошипел Индеец. — Твои уловки шиты белыми нитками. Ты все перепишешь и подпишешься: Лу, а не Луиза. Я навел справки, говорю же тебе.

Он схватил бумагу.

— Давай, — велел он, — живо. Не тяни время.

— Вы не видите, что меня трясет? — сказала Лу. — Если хотите, чтобы мы все сделали быстро, не пугайте меня.

— Давай, — сказал Индеец чуть мягче. — Пиши то же самое.

Лу переписала намеренно жестокие слова — обоюдоострые, от которых было больно ей самой. Индеец сравнил оба листка.

— Ты не изменила почерк, — заметил он, — это хорошо.

Он смял первый листок и засунул в карман джинсов.

— Сиди, — сказал он. — Я посмотрю, что за барахло ты взяла с собой.

Он поставил на стол ее дорожную сумку, открыл, посмотрел, что внутри, вытащил косметичку и изучил ее содержимое. Не говоря ни слова, вынул оттуда маленькие ножницы и тоже сунул к себе в карман. Закрыл косметичку, убрал ее обратно, застегнул сумку.

— Пошли, — сказал он.

Лу встала. Ее сумка-торбочка так и висела у нее на плече, все те десять минут, что она пыталась договориться с Индейцем. Он отобрал и ее, дернув за узкий ремешок. Лу не ожидала этого, он застал ее врасплох.

— Эту сумку я тоже возьму, — заявил Индеец. — Кое-что оттуда мне скоро понадобится: ключи от твоего "фиата", от гаража, пульт для ворот…

— Там есть вещи, которые мне нужны, — сказала Лу, — особенно если придется уехать за границу: мое удостоверение личности, бумажник.

— После разберемся, — сказал механик.

Он протянул Лу открытую торбочку:

— Вынь мне для начала ключи от гаража и машины. И от квартиры, естественно.

Лу повиновалась. Индеец повесил торбочку себе на плечо, левой рукой взял дорожную сумку. Перед дверью он замедлил шаг.

— Спокойно пойдешь со мной до гаража, — предупредил он. — И если мы кого-то встретим, ты не пикнешь. Только попробуй заорать! Если мне придется бежать, если меня сцапают, знаешь, что я скажу копам? Я скажу: я как раз уговаривал ее пойти в полицию. Ей есть что рассказать, а у меня есть бумага, которая вас наверняка заинтересует.

Он пропустил Лу вперед и держал ее за руку, пока закрывал дверь.

В лифте он сразу нажал на кнопку "подвал", словно знал дом как свои пять пальцев. Лу старалась не упустить ни одного его движения. Они вышли в темный коридор с гаражными отсеками. Индеец не стал нашаривать выключатель, казалось, он все здесь давно изучил.

В гараже он зажег свет, взял Лу за локоть и подвел к багажнику.

— Наверно, тебе это не очень понравится, — сказал он, — но ехать придется здесь.

Он открыл багажник.

Лу шагнула назад:

— Вы не можете запереть меня там!

— Всего на пару часов, — ответил Индеец. — Его рука держала локоть Лу словно тиски.

— Но я не понимаю зачем, — закричала Лу. — Давайте я сяду назад. Если вы хотите, чтобы меня не было видно, я… я лягу на пол…

— Ты слишком много споришь, — сказал Индеец.

Он вынул из кармана что-то вроде ремешка — видно было плохо, он все делал быстро — и связал ей запястья. Лу понимала, что, если она закричит, он убьет ее. Потом он два раза обернул ей лицо какой-то косынкой и завязал узел. Движения его были быстрыми и точными. Без особых церемоний он затолкал Лу в багажник, немного сдвинул ткань, чтобы освободить нос, и захлопнул крышку.

Лу заплакала навзрыд. У нее болело правое бедро, наверно, падая она ударилась о край багажника. Она услышала, как завелся двигатель; машина тронулась, вырулила и стала набирать скорость.

*

Она долго плакала в темноте. Щеки были мокры от слез. Она крепилась изо всех сил, когда обнаружила на своей лестничной площадке механика из мастерской, и потом, когда поняла, что ему от нее нужно, — именно от этого она всячески пыталась увернуться последние три недели. Но когда ее схватили, связали, и, как сверток, швырнули в багажник, она сдалась. Ей вспомнилась старая истина: мужчина и женщина могут быть наравне до тех пор, пока мужчина не поднимет на женщину руку. Правило, знакомое сызмала, — ей казалось, она уже вытравила его из памяти.

Она пошевелила подбородком, насколько это было возможно, и после долгих усилий чуть ослабила узел.

Машина двигалась ровно, наверно, они уже выехали из города и катили куда-то в сторону полей и лесов. Понемногу Лу успокоилась.

Когда он закинул ее в багажник, она упала на спину, ноги оказались притянуты к животу, колени прижаты друг к другу. Крышка захлопнулась, и она очутилась в ящике, как будто подогнанном под ее размеры. Этот багажник, который раньше казался таким большим, багажник ее машины, был ей едва впору, по длине, ширине, высоте, и то если подобрать ноги. Она лежала в такой позе, потому что никак иначе лежать не могла. Она попробовала перевернуться, но ничего не вышло. Невозможно было лечь на бок, свернувшись калачиком, ни вытянуться, ни распрямить спину. Спина упиралась в пол багажника, но поскольку места было мало, пришлось согнуть шею и приподнять голову.