— Кто вы такой?

— Это не имеет для вас принципиального значения. Ведь вам важны деньги, не так ли?

— Чего вы от меня хотите?

— Возьмите перо, я вам продиктую.

Мональди повиновался.

— Пишите: «Я, проконсул первого легиона милиции национальной безопасности Гаэтано Мональди, обязуюсь предоставлять для фотографирования документы личной переписки Гитлера и Муссолини за тысячу долларов в каждую поездку». Подпись. Дата.

Проконсул, белый как мел, написал, поставил точку и сидел, не поднимая головы. Гай спрятал расписку в портфель, оглядел кабинет, увидел лежавшую на свободном кресле стопку итальянских газет, взял одну, оторвал лист, а затем зигзагом разорвал его на две части. Одну положил перед проконсулом.

— Когда приедете из Дюссельдорфа, задерните окно кабинета голубой материей — наш человек будет знать, что вы здесь, — заговорил Гай серьезным тоном, уже без улыбки. — У него будет вторая половина этого листа. Не наделайте глупостей. Повторяю, выхода у вас нет. И прекратите эти безобразные кутежи, они вас к добру не приведут. Не исключено, что рапорты о вашей прошлой пьянке в ресторане уже получены Боккини и Раушбергером. Зачем вам это?

Проконсул молчал.

Гай спрятал обрывок газеты, застегнул портфель и направился к двери. Мональди наконец поднял голову.

— Да, вот еще что, — сказал Гай. — Маргариту вы больше не увидите.

— Она уезжает?

— Здоровье не позволяет ей оставаться в Базеле.

Проконсул горестно покачал головой.

— Она ничего не знает. Она не имеет к этому никакого отношения, понимаете? — сказал Гай.

— Да, да, понимаю…

— До свидания.

Проконсул не ответил.

Так остался незавершенным скоротечный базельский роман проконсула Гаэтано Мональди.

Гай встретился с Маргаритой в Цюрихе, где она ждала его, чтобы договориться о ближайшем, а может быть, — такая мысль блуждала у нее в голове — и об отдаленном будущем.

Маргарита не стала задавать ему вопросов насчет исхода переговоров с проконсулом — она по выражению лица увидела, что все в порядке, а в детали вникать ей не хотелось.

На коротком пути из Базеля в Цюрих Гай составил для Маргариты простой план. Сентябрь она должна посвятить настоящему отдыху — скажем, на Ривьере, так как базельское времяпрепровождение стоило ей слишком много нервов и считать его отдыхом можно только условно. А затем Маргарита вернется в Берлин, где он сам найдет ее и определит, что делать дальше.

Но Маргарита не хотела слышать ни о Ривьере, ни о других курортах. Она хотела в Берлин, потому что смертельно соскучилась по матушке Луизе. А главное, потому, что ей лучше быть не на курорте, а поближе к нему, к человеку, которого она сначала узнала как Ганри Манинга, а теперь как ван Гойена и чье настоящее лицо она так хотела узнать. Но об этом она Гаю не сказала. Просто объявила, что предпочитает сразу ехать в Берлин. Он пробовал возражать, но не очень настойчиво.

Ехать в одном поезде, как рассчитывала — вернее, надеялась — Маргарита, они не могли. Гай сказал, что у него еще есть дела в Цюрихе.

Проводив ее, он дал себе слово при первой же берлинской встрече поговорить с Маргаритой начистоту. Теперь ей можно было довериться до конца.

Игра на повышение

Фриц и Гай просидели в парикмахерской Шнейдера больше трех часов. Выслушав подробный отчет, Фриц остался доволен работой в Базеле. Сказать по совести, Гаю следовало бы отдохнуть. Хотя внешне он выглядел прекрасно, Фриц знал, что такая работа для нервов даром не проходит. Тут как у шоферов: за баранкой можно провести и сутки напролет, да только какой ценой? Уже после пяти-шести часов непрерывной езды даже самый опытный и закаленный водитель начинает постепенно терять остроту реакции, и если утром, в начале пути, он выходил из опасной ситуации, возникшей на дороге, играючи, то теперь каждое препятствие, вдвое менее сложное, требует напряжения всех сил. Водитель сам может и не замечать этого, но уж нельзя с уверенностью поручиться, что его правая нога успеет нажать на тормоз именно в ту неуловимую сотую долю секунды, которая отделяет легкий испуг от дорожного происшествия с трагическим исходом.

— Как ты насчет отдыха?

Хитрить с ним Фриц совсем не умел, но Гай понимал и другое: вопрос этот все-таки задан чистосердечно, а не из одной лишь вежливости. Он решил пошутить:

— Устал смертельно. Не сплю без снотворного. Аппетита никакого.

Фриц озабоченно нахмурился, и Гай не выдержал:

— Да шучу же, шучу! Ты не бойся, я здоровый. Ведь ты же хотел мне что-то предложить?

— Все мы здоровы до поры до времени, — со вздохом сказал Фриц. — Я тоже был не последнего десятка…

— Давно замечено: ревматики любят поворчать…

— Как твое плечо?

— Совсем прошло.

Фриц выбил на газету докуренную остывшую трубку, снова зарядил ее табаком, оторвал от газеты порядочный клок, скрутил его в жгут, поджег спичкой и от жгута прикурил. Все это он делал не спеша, размеренно. Гай давно привык к тому, что манипуляции с трубкой предшествуют серьезному разговору, и терпеливо ждал.

— Есть интересное дело для тебя, — сказал Фриц, взглянув на него из-под мохнатых бровей. — Именно для тебя.

Гай молча кивнул головой.

— Я тебе не говорил, где работает твоя амстердамская знакомая, которая следила за Клаусом Лёльке, эта блондинка с рысьим глазами?

— Нет.

— Цвайгштелле-5.

— А что это такое?

— Учреждение сложное, но нам сейчас важны две стороны их деятельности. Во-первых, к ним стекаются донесения от иностранной агентуры, касающиеся военной промышленности. Во-вторых, они располагают исчерпывающими данными о размещении военных заказов Гитлера в промышленности Германии. Надо найти ход в этот Цвайгштелле-5.

— Через блондинку?

— Между прочим, ее зовут Дорис Шерер, она унтерштурмфюрер.

— А что она там делает?

— Должность у нее небольшая, но Шерер пользуется неограниченным доверием и имеет доступ к самым секретным материалам.

— Суровая особа. Не подступиться.

— Цвайгштелле очень нужен, Гай.

— Понимаю…

Фриц положил ему руку на плечо.

— Я тебя торопить не буду. Тут с налету ничего не выйдет. Но какая она там ни суровая, а все равно ест, пьет, дышит. Думаю, на пистолетный-то выстрел она тебя к своей особе подпустит? — Фриц еле заметно улыбнулся. — И еще сдается мне, что у красивой женщины, даже если она закоренелая фашистка и ходит в эсэсовском мундире, не об одном фюрере мечты.

— Вообще-то и Христовы невесты детей рожали, это факт.

— Ну вот видишь…

Гай снял для себя квартиру в одном из новых кварталов около Цицероплац. Граф не мог ютиться где попало, поэтому ему потребовалась квартира из трех комнат. С домовладельцем он договорился о меблировке и о приходящей прислуге.

В таком большом и многолюдном городе, как Берлин, человеку легко затеряться. Но все же Гай учитывал возможность неожиданной встречи на улице, скажем, с блоквартом Литке. Это было единственное, чего он должен опасаться, и на такой случай он заранее приготовил меры безопасности. В их ряду наиболее надежной была одна: в публичных местах всегда первым обнаруживать своих знакомых, чтобы самому не попасть им на глаза, если ты этого не желаешь.

Острая наблюдательность еще ни разу не подводила Гая. К тому же в роли графа ему придется вращаться совсем на других орбитах, где встреча с людьми типа блокварта Литке маловероятна. Так что, выработав в своем сознании сигнальную систему тревоги, он мог больше не отвлекаться мыслью от главного.

Его помощники, Ганс и Альдона, тоже вернулись в Берлин. Ганс возобновил изыскания в области древнегерманской грамматики, Альдона приступила к своим старым обязанностям в клинике доктора Пауля.

Гай знал, что Маргарита живет у матушки Луизы, и ему не хотелось беспокоить ее без особой нужды. Но как он ни прикидывал, без нее было не обойтись уже на самых первых порах. Для осуществления его планов насчет Дорис Шерер требовалось участие женщины, и лучше всего именно такой, как Маргарита. Но прежде чем потревожить ее, Гай провел подготовительную работу, которая заняла почти две недели.