— Разрешите войти? Стол номер 43. Сдаю документы.

— Ленинград?

— Да, мой фюрер.

— Что означает ваша улыбка, герр инженер Горст? Я вызываю у вас веселое настроение?

— Я… Извините, мой фюрер… Вчера вы сами сделали замечание, что…

— Вчера кончилось в двадцать четыре часа. Идите.

— Я…

— Идите!

Гостиная в квартире Дорис. Входят Дорис в форме СС и с пистолетом у пояса и Сергей в модном костюме.

Дорис снимает пояс с портупеей и пистолетом.

— Фу, наконец-то можно сбросить эту сбрую!

Она снимает мундир и галстук, засучивает рукава коричневой рубахи и входит в спальню. Сергей уходит за ней, берет стул и садится так, чтобы его хорошо было видно. Дорис скрывается в ванной и начинает умываться: слышен плеск воды и ее нарушаемый умыванием голос.

Сергей:

— Сколько весит вся эта амуниция, Дорис?

Дорис:

— Много. Но оружие — моя гордость. Я — дочь Вотана! Настоящая немецкая женщина немыслима без оружия.

Сергей, закуривая:

— Зачем оно вам? Вы умеете стрелять?

Дорис фыркает, плещется и хохочет.

— Умею ли я?! Да я — лучший стрелок среди наших женщин в Цвайгштелле! Была бы лучшей и среди мужчин, если бы не этот Конрад Горст.

— Кто это?

— Дипломированный инженер и чудесный стрелок. Лучший стрелок Стрелкового союза в Берлине! Понимаете, граф, в этом году на общегородских состязаниях он занял первое место! Во всех других отношениях — дурак и шляпа. Он работает у нас. Я как могу его дрессирую. Не мужчина и не немец, а размазня! У вас есть пистолет?

Сергей смеется:

— Нет. Зачем он мне?

— Вы и стрелять-то, наверное, не умеете?

— Со стыдом сознаюсь: не умею! Вы скажете: «Ведь вы не немец и не человек!».

— Конечно, не немец, хотя я страстно хотела бы, чтобы вы родились немцем. Вы не человек, а мой милейший Черт с копытами. Но вам и не надо стрелять: у вас барские руки, вы — граф де Киральгаза, и ваши белые руки мне очень импонируют! Я — дочь официанта и парикмахерши.

Она выходит из ванной с полотенцем в руках.

— Оружие должны держать сильные руки. Руки немцев. Вы знаете, о чем я мечтаю?

Сергей поднимает брови и улыбается.

— Когда мы освоим Чехословакию и подчиним себе Венгрию, гауптшарфюрер СС Дорис Шерер сама вложит оружие в ваши руки! Я сделаю вас человеком, милый мой Чертик!

Загородный парк. Весна. Поют птицы. По аллее медлен-ио идут Сергей, Ганс и Альдона.

Сергей:

— Ты, Альдона, в адресном столе Берлина узнай адрес дипломированного инженера Конрада Горста. Он работает в отделе документации фирмы «И.Г. Фарбениндустри» в Цвайгштелле. Возраст и другие данные неизвестны.

Альдона делает себе заметки в книжечку.

— Запись уничтожь, Апьдонушка!

— Конечно!

— Ты, Гансик, узнай адрес берлинского Стрелкового союза и установи, где и когда члены Союза тренируются в стрельбе. Будет удобно, вверни в разговор фамилию Горста и узнай о нем. Встреча послезавтра в десять вечера у сигарной лавочки «Лезер и Вольф» на Потсдамшрассе! Желаю удачи!

Они расходятся.

Вечер на большой и оживленной улице. Огни реклам, масса народа. У выступа стены Сергей встречается с Гансом и Альдоной.

Ганс:

— Держи, адреса Союза и главного тренировочного стенда. Горст живет вместе с матерью, не женат, тихий и вежливый человек. Его хобби — почтовые марки.

Альдона:

— Фрау Горст больна и плохо ходит. Сын о ней очень заботится. Раньше фрау Горст могла ездить лечиться, но в последние годы обстоятельства изменились, и фрау Горст чувствует себя все хуже.

Сергей:

— Товарищи, Горста мы будем называть Экономистом. Начнем разработку новой линии. Сегодня я обо всем доложу Иштвану!

Парижское кафе. За столиком сидят Альдона, Ганс и Курт. Они читают немецкие газеты, Ганс опускает свою. Он расстроен. Говорит медленно и мрачно:

— Фашисты Генлейна поднимают голову в чехословацких Судетах, я родом оттуда. Неужели моя семья когда-нибудь очутится в их руках? Что делать? Может, мое место сейчас там?

Молчание.

Быстро входит Сергей. Подсаживается. Он взбешен.

— Что, заждались? Рой оставил меня в дураках! Слушайте. Как договорились, я вышел из кафе первым и подстерег его на углу. Но квартала через два он меня заметил. Подождал и говорит с улыбкой: «Хорошо, что я вас заметил. Нам нужно поговорить не о деле, а о себе — узнать один другого и подружиться. Ведь мы спаяны в одно целое. Запишите мой парижский адрес, а пока проводите до нашего консульства. Сегодня вечером, часов в семь, заходите — посидим, поговорим». Я проводил его до дверей консульства, но ждать вечера не стал. Сел в такси и поехал по полученному адресу — обследовать место и дом, чтобы подготовить для вас места на улице.

У слушателей радостное оживление на лицах.

— Ну?!

— Подъезжаю. Что бы вы думали? Под этим номером значится строящийся дом! Подлец, он на всякий случай подготовил эту увертку!

Общее разочарование.

— Вот тебе и печатник!

— Он не печатник, а матерый разведчик! Как ловко он ушел от меня!

Значит, мы потеряли еще один месяц…

Небольшая спальня. Спиной к зрителям стоит Дорис Шерер. На ней черный халат из блестящего шелка. В зеркале видно лицо, разделенное на черную и белую половины.

Дорис пудрит левую сторону и слева подкрашивает губы. Шепчет: «С этой стороны недурна. Хороши глаз и лоб. Красива линия губ. А с этой… — она приближает лицо к зеркалу. Видна отталкивающая маска. — Брр… Ради Германии надо терпеть… Я приведу этого смазливого дурачка за ухо к ногам фюрера».

Черное бархатное покрывало широкого дивана. Вдали на стене в черной раме неясно виден большой портрет Гитлера. На диване в розовом белье навзничь лежит Дорис, сунув под себя обожженную черную руку и повернув вниз черную половину лица. Белокурые гладкие волосы волнами лежат на черной ткани, нежное розовое лицо ласково и привлекательно. Перед ней сидит Сергей. На нем щегольская бархатная куртка, очень светлый двубортный жилет и светлые брюки. Он одной рукой опирается в черный бархат.

— Как можно жить одними поцелуями, граф?

— Но, Дорис…

— Я понимаю, что любовь такого диковинного зверя, как я, весьма пикантна; вы говорите, что розу любят не только за аромат, но и за шипы. Это якобы дразнит. Ну а если попытаться хоть на минуту оторваться от сладкой жизни и заняться чем-нибудь серьезным?

— Зачем, Дорис?

— Вы — мужчина, граф! Как вам не стыдно! Скажите, вы знаете, какое место у нас занимает Геринг?

— М-м-м… Позвольте… Генерал? Да, кажется, он ваш главнокомандующий?

— А Геббельс?.. Гесс? Гиммлер?

Сергей думает. Потом беспомощно разводит руками. На лице смущение.

— Милая Дорис, у ваших вождей такие убийственно похожие фамилии… У нас в Америке их никто не различил бы…

Дорис насмешливо щурится.

— Но вы в Великой Германии, граф. В стране, где рождается Новый порядок. И я хочу сделать вас если не нашим патриотом, то, по крайней мере, человеком, знающим и уважающим страну, где он так приятно проводит время. Я буду обучать вас политике!

— Согласен. Плачу поцелуями. Сколько за урок?

Они смеются. Он наклоняется к ней.

— Даю задаток!

Сергей у себя в спальне, сидит в кресле, глубоко задумавшись. «У нее есть какой-то план. Она играет со мной, как и я с ней». Он встает и идет к зеркалу. Смотрит на себя, повернувшись к стеклу правой половиной лица. И вдруг пальцами оттягивает нижнее веко книзу. Из зеркала на него смотрит слезящийся глаз, окруженный красной каймой.

Сергей вздрагивает, передергивает плечами, бормочет «бр…», садится опять в кресло и опускает голову на руки.

Париж, поздняя весна. Каштаны отцвели и уже покрыты пылью. Бульвар над рекой. На скамейке Сергей и Иштван.