Толпа молчит. Глаза у всех выпучены, рты раскрыты… точно каждый сейчас тоже должен выиграть бой или умереть!

Гадины сближаются… ближе… еще ближе… «Х-х-х», — слышится в мертвой тишине их мерзкое шипение. Платком я вытираю со лба крупные капли пота…

Молниеносно одна из змей вытягивается вперед, хватает другую за челюсти и втягивает ее голову в свою раскрытую пасть. Это происходит мгновенно, почти неуловимо для глаз: две змеи раскачиваются на хвостах друг против друга. Рывок, и вот уже обе лежат на песке… Одна заглатывает другую и в тишине слышен хлюпающий и сосущий звук… Отдохнет, полежит неподвижно и снова всасывает торчащее из пасти тело другой… Та в смертельном отчаянии вьется кольцами, подбрасывается кверху, завязывается узлами, цепляется за выступы почвы и все-таки глубже и глубже лезет в глотку. Минуту у растянутой пасти судорожно дергается тонкий хвостик — совсем как только что у рта заклинателя, потом скрывается и он. Гнусно раздувшуюся гадину загоняют в корзину.

Толпа неистовствует. Только теперь я вижу действие чувственности, умноженной на жестокость — настоящей африканской смеси, превращающей человека в зверя. Люди рычат и наступают на арену.

— Зверинец заволновался! — говорю я, оглядываюсь и вижу дико возбужденные лица.

— Хорошо! Это хорошо! — бормочет Тэллюа и выступает вперед.

Никогда бы себе я не представил эту девушку такой — с трепещущими ноздрями и хищной усмешкой ярко накрашенных губ: она была похожа на фурию. Глаза светились убийственным жаром пустыни, волосы, растрепавшиеся в скачке, теперь змеями крутились вокруг головы. Левой рукой девушка все еще сжимала кровавое пятно на груди, правой — золотую перевязь на талии: тонкие цепкие пальцы лихорадочно трепетали, как будто стараясь развязать узел…

— Сейчас, смотри, Большой Господин… Будет самое большое… — с трудом хрипит она сквозь стиснутые зубы.

«Неужели она сорвет с себя одежду?» — мелькнуло у меня в голове.

Danse macabre… я встал и, сам не зная зачем, шагнул ей навстречу.

Толпа в ожидании замерла.

Объятые порывом возбуждения и загипнотизированные друг другом, мы не услышали ни топота, ни звука шагов. Я вдруг как будто бы вышел из внезапно надвинувшегося горячего, багрового тумана, медленно оглянулся, увидел притихшую толпу и бледные лица Лионеля и Дерюги.

По арене прямо к нам шел араб-рабочий. Откинувшись назад, он прижимал к груди кубок, чашу, браслеты — груду золота… За ним двигались двое рабочих. На самодельных носилках они несли безжизненное тело европейца — его бледная голова свесилась вниз, льняные волосы мели песок.

Подойдя к нашим сиденьям, носильщики осторожно опустили на землю тело и положили рядом волшебно искрившееся на солнце сокровище.

— Золото! — не своим голосом взвизгнул Лаврентий. — Наконец-то!

Глава 8. Тэллюа щелкает орешки

Раненый открыл глаза.

— Мсье, подойдите поближе, — пролепетал он дрожащими губами.

Мы склонились над ним. Я бегло осмотрел бессильно распростертое тело. На груди и спине большие кровоподтеки. Переломов, видимо, нет, но лицо неестественно осунулось и посерело, нос заострился, губы посинели. Лионель склонился к профессору:

— Что случилось, герр Балли. Ради Бога, говорите!

— Я оставил носильщиков на привале… Один обходил горы… Натолкнулся на пещеру и клад… Три сундука. Один разбил, взял для образца… Сколько мог унести… Недалеко от привала сорвался… Порода здесь мягкая… Крошится под ногами…

— Значит сокровище Ранавалоны найдено. Поздравляю, дорогой профессор! Вы скоро оправитесь и…

— Я умираю гд’Антрэг, — прошептал раненый и бессильно закрыл глаза. — Слишком долго лежал без помощи… Все кончено…

Он слабо зевнул и с видимым напряжением зашептал снова:

— Письмо… Заранее заготовлено на случай… деньги переведите… жене… поручаю… забо… заботу…

Он опять замолчал.

Я видел, как Лионель качнулся было вперед, чтобы сказать несколько слов утешения и надежды, но бессильно замер. Слова были бесполезны, ученый умирал. Страшным усилием воли он добился того, что попал в лагерь живым, и теперь силы быстро оставляли его исковерканное тело.

— Где… граф? — чуть слышно и не раскрывая глаз, спросил раненый.

— Нужно передать… место…

Лионель вскочил.

— Сейчас, профессор… Эй, где мсье де Рюга?

Вокруг нас стояла толпа легионеров и туземцев. Все молчали.

— Я спрашиваю, где начальник экспедиции?

— Побежал к своей палатке, мой лейтенант, — ответил Саид.

— Что же делать? Наверное, за лекарствами — ведь у него аптечка. Я сейчас позову… Одну минуту!

Лионель исчез.

На бескровном лице ученого выступили мелкие капли пота. Дыхание стало редким и глубоким. Вдруг он открыл глаза.

— Кто… вы?

— Друг Лионеля и ваш, профессор. Чем могу помочь?

Несколько секунд мутнеющие глаза смотрели на меня, как будто ничего не видя. Потом бескровные губы шевельнулись снова:

— Времени нет… слушайте.

Я нагнулся ниже.

— Золото…

Раненый вздохнул.

— Лежит…

Губы его дрогнули.

— Вблизи…

Стеклянные глаза уперлись в небо. Герр Балли был мертв.

Громкий шепот. Клубы пыли. Граф спешит во главе отряда рабочих. Он сильно изменился за эти десять минут: шляпа съехала на бок, волосы прилипли к потному лбу, усы обвисли — он был похож на пьяного.

— Ну, дорогой профессор, я готов, — закричал он еще издали, — носильщики, охрана, все организовано по вашему плану! Вы будете довольны, уважаемый друг!

Путаясь длинными ногами от нетерпения, он торопливо подбегает и садится на корточки:

— Итак, я слушаю, милый Балли. Вот карта. Укажите место! Он нагнулся к трупу.

— Ведь это недалеко, а? Но без вас в лабиринте этих проклятых гор ни за что не найти! Ну-с, я к вашим услугам!

Пауза.

— Профессор, вы…

Лаврентий смолк. Из-под съехавшей на бок шляпы виднелись только рыжие усы — они вдруг задрожали. Медленно-медленно Дерюга поднял перекошенное лицо и взглянул на меня потерянными глазами.

— Умер, — отрезал я.

— Как… умер? — с трудом шевеля побелевшими губами, переспросил Лаврентий. — Умер? Не может быть!!

Я молча, пожал плечами.

— А золото?!!

— Не успел указать место.

Но Лаврентий не слушал: он бросился на колени и схватил умершего за плечи.

— Герр профессор… Профессор… Балли… Черт…

Поднялся. Подошел ко мне.

— Он указал вам место.

— Нет.

— Вы врете.

— Не забывайтесь, граф!

— Я все узнаю!

В упор мы долго сверлили глазами друг друга. Передо мной стоял волк, ощетинившийся и скалящий зубы. В глазах его залегла смерть, может быть, моя.

— Мы готовы, господин.

Отряд носильщиков выстроился перед Дерюгой. Слуги держали под уздцы трех ослов. Лионель подбежал к нам:

— Ван Эгмонт, я обыскал все становище… Ах. Вы здесь, граф! Герр Балли… Вы успели поговорить?

Не отвечая, Дерюга повернулся к своему отряду.

— Забрать! — указал он старшему на дивное золотое блюдо и стоящую на нем чашу, наполненную драгоценностями.

— Перенести в мою палатку. Поставить надежную охрану. Отвечаешь головой. Сунув руки в карманы, он отошел прочь.

Я вспомнил о Тэллюа и одновременно увидел ее. Она уже успела побывать у себя, переодеться в простую черную юбку и гандуру и привела с собой служанок. Когда Дерюга со своими людьми скрылся из вида, мы с Лионелем посмотрели ему вслед, переглянулись, затем недоуменно остановились перед трупом, не зная, что делать дальше. Тут Тэллюа сделала знак — женщины подняли умершего и перенесли в его палатку. Начался печальный обряд приготовления к погребению. Тем временем мы собрали вещи умершего. Письма и деньги Лионель спрятал в походную сумку. Когда женщины приступили к омовению тела, мы вышли из палатки. Закурили.

Наконец, Лионель прервал молчание:

— Какая неожиданная гибель! В расцвете сил и на пороге большой удачи… — он задумался и молчал. Потом сказал: — Интересно бы знать, намеревается ли мсье Дерюга отправиться в крепость и сообщить в Швейцарию о несчастье. Он, кажется, не особенно тронут трагическим концом герра Балли…