Страстные встречи с пленяющим видом на Набережную я решила какое-то время хранить в секрете от всех. На тот момент Амал был для меня "passion secrète” – страсть, которую я держала в тайне и к которой я прибегала каждый раз, когда желание овладевало мной, зная, что он отдаст мне в плен свою душу, что ублажит меня всеми удовольствиями и заставит меня почувствовать себя на верху успеха и блаженства.

Именно этим чувством секретной и жгучей страсти я жила в тот момент. Оно приносило мне успех, оно заставляло мужчин желать меня с еще большей одержимостью. Оно наполняло меня неземной энергией. Это чувство, граничащее с чувством романтической любви, приправленное долей раскаленной похоти и покрытое дымкой интимной секретности тайных встреч, позволяло мне страстно любить любого, кто во мне его разжигал.

Во мне это вызывало приятное, завораживающее ощущение ненасытности, почти зависимости. С каждым разом мои эротические игры становились все более изысканными и утонченными. Мне это нравилось, а мужчин это сводило с ума.

В таком, почти нимфоманическом состоянии постоянного поиска ощущения сладострастия, я готова была находиться всю свою жизнь.

Один из моих страстных выходных с Амалом подошел к концу, и в понедельник пора было спуститься с небес на землю и вернуться к работе.

С самого раннего утра, еще когда я в блаженстве наслаждалась последними минутами экстаза, переплетенная шелковыми простынями с моим "экзотичным кусочком молочного шоколада", начали приходить сообщения от Гордона.

Его жесткое расписание, заполненное встречами и интервью, не позволяло ему вовремя отдать в печать заранее подготовленные материалы. Эту ответственность он оставил на меня.

Времени между моим обычным началом рабочего дня и окончанием приема материалов в печать было совсем немного, а еще точнее, у меня было полчаса, чтобы придя в офис, перепечатать несколько статей и, предварительно проверив их, отправить по электронной почте в отдел печати.

Утро я провела на лекциях в университете, а затем быстро добралась в обеденное время до офиса, гордясь своей собственной эффективностью и тем, что немного увеличила время, отведенное мне на задание, которое ничем не могло быть испорчено.

В приемной Виталий все еще доедал свой табуле, который он по обыкновению заказывал на обед в ресторане арабской кухни, неподалеку от офиса.

Лишь в одном кабинете молодой человек из службы технической поддержки, засунув голову под стол, копался в разобранном компьютере, разложив по полу компоненты. Он бормотал что-то невнятное себе под нос и быстро проводил щеточкой по вентилятору, из которого вылетали клубки пыли.

По коридору медленно волочилась за включенным пылесосом женщина, лет 55, видимо, из обслуживающего персонала.

Не желая перекрикивать шум пылесоса, я махнула рукой, поприветствовав Виталия, и направилась в кабинет, где меня ожидал сюрприз…

Все классифицированные стопки, все наши бумажные “небоскребы”, сооруженные Гордоном и с таким трепетом регулярно подправляемые мной, куда-то исчезли.

Я застыла на месте, пытаясь замедлить время и, почувствовав легкий зуд в жаром охваченных ступнях ног, внимательно осмотрелась еще несколько раз вокруг себя... Но бумаг нигде не было видно…

-C'est incroyable! Где вся наша работа? – громко, в ужасе произнесла я, мысленно представив себе сцену, в которой тренер легкой атлетики засекал секундомер, а я все стояла на месте, не зная куда бежать.

Секунды испарялись в пространстве, и мне нужно было, во что бы то ни стало, найти пропавшие статьи.

На мой гнев из приёмной прибежал Виталий, указывая пальцем на подсобное помещение.

- Нина Семёновна! - прошептал он, прикрывая одну сторону лица ладонью и посмеиваясь.

Я приблизилась к двери.

- Извините, пожалуйста! - скромно произнесла.

Мне на встречу вышла та самая женщина, которую я несколько минут назад видела с пылесосом в руках.

Она оттолкнула меня от двери как какой-то неодушевленный предмет, преграждающий ей дорогу, сначала пылесосом, а затем своим объемным телом. Её коротко выстриженные волосы неаккуратно топорщились в разные стороны, а глаза устремлялись в пустоту, избегая меня, как сквозь воздух.

- Простите, пожалуйста! - еще раз произнесла я, - Нина Семёновна?!

Я протянула ей руку в качестве приветствия.

Она лениво приподняла на меня глаза и избежала моей руки, вновь выставив впереди себя пылесос. Бросила на меня осуждающий взгляд, как на ошалевшую, будто поприветствовать кого-то рукопожатием было делом преступной натуры.

Я невольным жестом потерла вспотевшую от волнения ладонь о свой пиджак и спрятала руку в кармане.

- Извините... - продолжила я, сама не понимая, по какой причине я столько раз подряд просила извинения. - Вы случайно не видели, куда делись стопки бумаг из нашего кабинета? - спросила я, дополнительно указав рукой на кабинет, о котором шла речь.

- В каком это кабинете? - переспросила она, нахмурив брови, проигнорировав мою вытянутую руку.

- В кабинете главного редактора. - вновь пояснила я и, прервавшись, добавила: - В кабинете… Гордона…

- Ах, Гордона...

Теперь она сделала вид, будто Гордона-то она с пелёнок знала, а вот меня...

Я вновь почувствовала себя полупрозрачной голограммой, не существующей в реальном мире.

Виталий покатывался со смеху в другом конце коридора. Видимо, он не раз имел опыт общения с Ниной Семёновной.

Она продолжала пересекать коридор, не произнося ни слова, не выдав ни одной подсказки на счет того, где могли находиться материалы, которые мне так срочно были нужны. А тем временем, часы всё тикали...

Открылась дверь. Из кабинета администрации вышла София.

- А ты что тут так рано делаешь? - спросила она и удивленно на меня посмотрела.

- Гордон попросил меня отдать статьи в печать. Его сегодня не будет.

- Так это, через 20 минут... - возмущенно произнесла София, взглянув на часы.

- Я не могу их найти. Гордон сказал, что оставил их вчера там же, где и всегда. И его телефон отключен.

Лицо Софии становилось всё суровее. А я в недоумении пыталась понять, каким же образом всё могло пойти именно так, как я не запланировала.

- Ах, бумаги... - внезапно произнесла Нина Семёновна. – Бумаги я положила под ключ! - ответила она, будто до того времени её ни о чем не спрашивали.´

Она протянула мне ключ от металлического шкафчика в нашем кабинете.

- Скажи Гордону, пусть не оставляет печатный материал на столе. Под вашими сооружениями невозможно вытереть пыль! - грозно добавила.

Я бросилась к шкафчику, вытаскивая одну за другой стопки статей, которые я пыталась привести в прежний вид и хронологический порядок…

И после 20 минут интенсивной работы на клавиатуре, я, наконец, перенесла в цифровой формат статьи и нажала кнопку "Отправить", расслабившись в высоком и удобном кресле Гордона, запрокинув голову и вытянув ноги под столом.

Не прошло и минуты, как мое сердце вновь усиленно забилось.

На этот раз дрожь в руках и боль в желудке была вызвана сообщением, полученным на мобильный телефон от того единственного человека, который продолжал вызывать терзания в моей душе и трепет в моем сердце.

Просмотрев его, я вмиг отбросила телефон, будто он пронзил меня электричеством в тысячи вольт, которые разбежались по моему телу. Моей первой мыслью было: “Срочно стереть это сообщение, выкинуть его из головы, забыть, бросить телефон в глубокий пруд и больше никогда, никогда о нем не вспоминать!”

Но что-то меня остановило. Это сообщение - оно было трогательным, нежным, любовным… Мой полковник, где-то в далекой стране, помнил, любил и желал меня. Оно наполнило меня призрачным теплом, будто я вернула его в свою жизнь, будто он никуда не уехал и в тот момент был со мной.

Я на миг закрыла глаза, вспомнив его прикосновения, его ласки, его слова, посвященные мне, глубоко погрузившись в тот мир любви, в ту частичку его, которую я продолжала хранить глубоко внутри себя и к которой я обратилась впервые со дня нашей разлуки.