Поскольку после происшествия с альманахом я уже не рисковал записывать в блокнот двусмысленные тексты, надсмехающиеся над самым святым, то у меня не сохранился текст песенки о предмете под названием «научный коммунизм», хотя ёрничать на эту тему было легко и приятно.
Помню, что заканчивалась эта песенка бодрым патриотическим призывом:
Нам завтра в бой — долой оппортунизм.
А впрочем, это мало что решает.
Да здравствует марксизм и ленинизм.
Пусть дело Ленина живет и побеждает!
Преподавал нам это марксистско-ленинский предмет полковник Оробинский, на семинаре у которого я, заканчивая отступление от темы, однажды произнес:
— А теперь вернемся к нашим баранам.
Темой семинара был очередной то ли съезд, то ли пленум КПСС. В таком контексте баранами могли быть только члены политбюро во главе с Леонидом Ильичем Брежневым. Естественно, что после этого опрометчивого высказывания полковник прочитал нам целую лекцию о политической бдительности, приводя меня как пример комсомольца, утратившего эту бдительность.
Посмеиваться же над своими непосредственными начальниками было безопаснее, чем над членами политбюро, а коллектив принимал такие сочинения с большим воодушевлением.
Песенка про начальника курса Евгения Ивановича Лебедева была сочинена еще на первом курсе, после чего он уже не был героем песенного творчества.
Зато нашим курсовым офицерам досталось по полной программе.
Для тех, кто не знает, в чем заключаются обязанности курсового офицера — поясню. На курсе училось около девяноста курсантов. Командовали этим коллективом начальник курса и его помощник — курсовой офицер. Остальные офицеры (их у нас было десять) и сержанты все были слушателями академии. Поэтому курсовой офицер не только помогал начальнику курса, но и находился с нами гораздо больше времени, чем начальник курса.
Некоторые курсовые офицеры с пользой использовали проводимое с нами время.
Курсовой офицер капитан Петров стал героем одной и самых популярных песен, исполняемых под мелодию песни Высоцкого «Солдаты группы «Центр» и, нередко, во время движения строем колонны нашего курса мы во весь голос распевали:
Петров всегда здоров,
Петров на всё готов -
В столовой нашей кушать раза три, не меньше, в день.
Ему не опоздать бы, а то остынет суп,
А мясо он глотает одним движеньем губ.
Мы так часто эту песенку пели, что, надо полагать, Петров её не мог не слышать, но делал вид, что его это не касается.
Петров пришел к нам, когда мы уже учились на втором курсе, заменив предыдущего курсового офицера — Юрия Фёдорова.
Капитал Юрий Фёдоров, спортсмен, гимнаст, требовательный командир, был одержим желанием поступить в военную дипломатическую академию и, в конце концов, добился своей цели.
Песенка про Федорова была сочинена на мотив «Муромских лесов» Высоцкого, на втором курсе, перед приказом о его переводе в дипломатическую академию и тоже, из конспиративных побуждений, не была записана в заветный блокнот.
Постепенно текст песенки стал выветриваться из памяти и, в результате, я её окончательно забыл.
В 2010 году я встретил однокурсника, которого не видел 37 лет и он напомнил мне фразу из этой песни. Услышав от него эти слова, я убедился, что рукописи, действительно, не горят.
Этой фразой заканчивалась песенка про капитана Федорова и удивительным образом слова эти оказались пророческими:
Если Юра попадет в дипломаты,
Государству наступит пи. ец.
Ей-богу, тогда мне и в голову не могло придти, что наше государство, наш великий Советский Союз когда-нибудь действительно может закончиться и произойдёт это именно так, как было предсказано за двадцать лет до его кончины.
3:0 Прощай, Сары-Шаган
3:0 Прощай, Сары-Шаган
Есть на свете три «дыры»:
Кушка, Мары и Сары[11].
(армейская поговорка)
Маленькая железнодорожная станция Сары-Шаган, или проще — Сары, находится в тридцати километрах от озера Балхаш, на краю пустыни Бет-Пак-Дала[12].
Эти места отличаются полным отсутствием деревьев, кроме той зелени, которую посадили вблизи своих домов жители этих мест. За пределами человеческого жилья всё пространство пустыни до горизонта, и далеко за горизонтом, представляет собой бесконечные сопки.
Пустынная местность была по-своему красива. Украшением служило озеро, огромное, чистое и совершенно незамутненное в своей каменной колыбели, спокойное и сверкающее на солнце, или же взбаламученное ветрами, и молчаливое подо льдом в суровые местные зимы. Весною каменистая степь ненадолго покрывалась тысячами тюльпанов со стрельчатыми листьями, но это буйство красок длилось две недели, после чего цвет степи надолго становился бурым.
Как и во многих других подобных случаях, название маленькой железнодорожной станции дало название всему району, заполненному военными людьми и секретной техникой. Но название города Приозерска, ставшего основной жилой площадкой Центрального полигона ПВО, было известно только тем, кто по долгу службы или по месту своего жительства был связан с этим местом.
Наша космическая часть располагалась на берегу озера Балхаш, в двадцати километрах к югу от города Приозерска, в сорока километрах и от аэродрома, и от железнодорожной станции Сары-Шаган.
Место нашего базирования, как и все другие места на территории полигона, называлось «площадка». Номер у нашей площадки был необычный — «3Д». Ни одна из площадок на полигоне не имела номера, состоявшего из сочетания букв и цифр. Своему необычному названию наша площадка обязана тем, что на этом месте во время полёта Гагарина находилась станция слежения за пилотируемым космическим аппаратом, которая называлась «Станция 3Д».
Я прибыл в войсковую часть 14045 в августе 1973 года.
Служба в этом пыльном крае считалась непрестижной.
Части командно-измерительного комплекса были расположены по всей территории страны так, чтобы во время прохождения космического аппарата над территорией страны, его видел, по крайней мере, один наземный измерительный пункт. Поэтому пункты размещались как бы двумя поясами: по северному и по южному краю страны.
Сары-Шаган находился в южном поясе и, в отличие от северных частей нашего космического комплекса, где каждый календарный год службы считался за полтора — два, служба в Сары-Шагане не давала дополнительных льгот, увеличивающих выслугу лет, а единственной льготой была тридцатипятипроцентная надбавка к окладу.
И, хотя в других космических частях, расположенных вблизи Уссурийска, Енисейска, или Колпашево условия для жизни и службы были не лучше, чем в Сары, именно Сары-Шаган считался местом, в котором служить более пяти лет — значило попасть в число заведомых аутсайдеров.
Я заведомым аутсайдером быть не хотел, поэтому, прослужив в Сары-Шагане пять лет, я стал мечтать о том, чтобы перебраться в какое-либо приличное место.
Приличных мест, в которые стоило перебираться, было три.
Первое место, наш космический центр управления, расположенный вблизи подмосковного городка Голицино[13], меня не привлекал, хотя к этому времени он уже был освоен некоторыми выпускниками нашего отделения, окончившими академию Можайского в 1973 году.
С одной стороны, карьерный рост офицера в космическом центре был обеспечен, однако переселиться в закрытый военный городок с пятнадцатитысячным населением означало оказаться в резервации, из которой потом будет невозможно выбраться.
Два других приличных места находились в Ленинграде.