— Кому-нибудь в южном направлении надо ехать? — громко спросил я очередь.

Несколько человек недоверчиво посмотрели в мою сторону. Они не могли принять моё предложение потому, что не умели договариваться о цене. Они не могли спросить: «сколько это стоит?» и предложить свою цену. Уклад жизни советского человека не

В ответ на мой вопрос ко мне подошли двое мужчин и один из них сказал:

— Поехали! Где ваша машина?

Я показал на красную «копейку» с бумажными транзитными номерами, прикрепленными кусками синей изоляционной ленты к внутренней стороне переднего и заднего стекла автомобиля. Один из них присвистнул.

— Так у вас даже номеров ещё нет.

— А вам шашечки или ехать? — ответил я ему.

В ответ он достал служебное удостоверение. На фотографии мой собеседник был в форме майора милиции.

Тут уже я присвистнул.

— Ну, и что мы будем делать? — понимая, что вести меня сейчас в служебное помещение для составления протокола они, похоже, не настроены.

— Вы нас развезёте по домам и свободны, — ответил второй мужчина.

Жили они в местах далёких от моего дома, поэтому катался я с ними около полутора часов, пока довёз домой последнего пассажира.

Но у меня появились новые знакомые, возможностями которых я впоследствии не раз пользовался, потому, что майор служил в транспортной милиции и мог помочь приобрести билет на поезд, когда в кассах пытаться это сделать было бесполезно.

В Советском Союзе выживать помогали, главным образом, дружеские связи.

Литр девяносто второго бензина в СССР стоил примерно столько же, сколько стоила бутылка жигулевского пива.

Но у жителей СССР была возможность сократить свои затраты на бензин, перейдя на использование семьдесят шестого бензина. На семьдесят шестом ездил весь грузовой и пассажирский транспорт. Водители грузовиков и автобусов на своём предприятии получали талоны на бензин, но продать талоны не могли, зато всегда имели избыток бензина. Поэтому покупка двадцати литров семьдесят шестого у водителей государственных грузовиков и автобусов обходилась в половину стоимости такого же количества девяносто второго.

А для того, чтобы перевести двигатель легкового автомобиля с девяносто второго на семьдесят шестой бензин, между головкой и блоком цилиндров устанавливалась прокладка толщиной в полтора миллиметра. По крайней мере, для одной из своих машин эту прокладку я собственноручно изготовил из медного листа.

После такого изменения объёма двигателя, можно уже было выходить на дорогу и размахивать перед неспешными грузовиками пустой двадцатилитровой канистрой и свернутым в кольцо шлангом для перекачивания бензина. За полчаса всегда можно было отловить какой-нибудь грузовик и, стараясь не привлекать чужого внимания, наполнить пару канистр бензином по три рубля за канистру.

Раньше я никогда не бил человека по лицу. Высоцкий в песенке про боксёра сказал: «Бить человека по лицу я с детства не могу». Так это про меня.

Единственный случай, когда я ударил человека, был непосредственно связан с моим занятием частным извозом.

Я тогда уже ездил на красной «копейке» и считал себя «извозчиком», обладающим и достойной машиной, и достаточным опытом.

Впрочем, до классических шоферюг, легко хватающихся в серьёзных случаях за монтировку и выходивших на врага с мрачной решимостью на лице, утомленном тысячами пройденных километров, я, конечно же, не дотягивал. Мешала не шоферская интеллигентность, глубоко засевшая во мне, от присутствия которой надо было бы избавиться при первом же удобном случае.

И вот — такой случай представился.

Молодой человек, которого можно было бы назвать «хлыщом», остановил мою машину, сел в неё и мы поехали. Приехав в застроенные малоэтажными домишками Коломяги, я узнал, что у моего пассажира денег на оплату проезда нет, но он предложил пройти вместе с ним, неопределённо обещая, что деньги мне отдадут там, внутри дома.

Внутри было какое-то общежитие. Приятель моего пассажира, к которому он меня привёл, не собирался платить за проезд своего знакомого, и у меня не было никаких оснований с него эти деньги требовать.

Тогда я предложил моему бывшему пассажиру проводить меня. Тот, глупо улыбаясь, пошёл следом.

Я решил, что мне надо его ударить по лицу, чтобы компенсировать неполученный доход и получить неоценимый жизненный опыт.

Физически этот парень был не крепче меня но, самое главное, я решил его ударить один раз, да так, чтобы сразу сбить с ног и убежать, избегая ответного удара.

Пока я обдумывал этот план, мы прошли длинным коридором и вышли на лестничную площадку.

Мой бывший пассажир, глупо улыбаясь, протянул мне руку не прощание. Я не ответил на рукопожатие. Вместо этого я изо всей силы ударил его снизу под подбородок.

К моему удивлению кулак не встретил практически никакого сопротивления. Соприкоснувшись с челюстью, кулак продолжил движение вверх, а мой противник, запрокинув голову назад, упал на пол.

Я не думал, что на четвертом десятке лет окажется так легко поднять руку на венец божественного творения, впервые сбить человека с ног и теперь наблюдать, как он лежит на керамической плитке лестничной площадки, затем, с той же глупой улыбкой на лице поднимается, не разозлившись и не намереваясь ответить мне тем же. Ну как тут не почувствовать себя крутым мачо!

Однако, мне надо было сматываться. Я развернулся и побежал вниз по лестнице. Когда я уже завёл машину, из подъезда выскочил побитый пассажир и его приятель, У обоих были злые лица. Я нажал на газ и больше их никогда не видел.

В девяносто втором году у меня появился персональный водитель. Приличных машин у нас тогда ещё не было, но нанимать водителей мы уже могли.

Водителя моего звали Руслан, он был дагестанец и бывший чемпион вооруженных сил СССР по вольной борьбе в не самом тяжёлом весе.

Руслан был добрый, но бестолковый. Рулить умел, но из автомобильных внутренностей знал только о существовании свечей. Поэтому во всём, что случалось с автомобилем, виноваты были свечи.

— Дмытрыч, — заглядывал ко мне в служебный закуток Руслан, — свэчи надо менять, машина плоха заводится.

Тогда у меня была семилетняя «шестёрка» со своим нелёгким характером.

— Что значит «плохо заводится»? — спрашивал я.

— Я её завожу, а она нэ заводится, — исчерпывающим образом объяснял Руслан.

— А ты на педаль газа нажимал, когда заводил машину? — не унимался я.

— Канэчно, два раза нажимал. Или три, — уверенно отвечал Руслан.

— Руслан, я же тебе много раз говорил, что на горячем двигателе нельзя жать на газ и заливать бензином свечи, — в который раз объяснял я Руслану, — Теперь, пока не высохнут, машина не заведётся.

— Вот я и говорю, что свэчи менять надо, — опять начинал канючить Руслан.

В конце девяностых мы приобрели наш первый джип — «Монтерей» вишневого цвета.

В те годы автомобиль был визитной карточкой его владельца. Для того, чтобы узнать как следует относиться к человеку, надо было его проводить до машины и посмотреть, на чём гость приехал.

В начале нашей жизни с новой машиной произошёл незабываемый случай, продемонстрировавший истинное значение джипа в российском обществе девяностых годов.

Мы ехали домой по односторонней, извилистой, но не длинной улице из Павловска в Пушкин, а следом ехал большой черный БМВ, на отставая от нас и, видимо, торопясь. Обогнать нас он не мог, но, не зная этих мест, его водитель суетился, пытаясь совершить обгон.

Извилистая дорога заканчивалась выездом на Павловское шоссе и, сразу после правого поворота, следовал левый поворот во двор нашего дома.

Я приготовился повернуть налево, но вынужден был остановиться, чтобы пропустить моего преследователя, который вознамерился объехать меня с левой стороны.

Но, вместо того, чтобы прибавить скорость и умчаться прочь, БМВ резко затормозил, и стекло на пассажирской двери чёрной машины поползло вниз.