Зазвонил телефон, на дисплее высветился номер адвоката Буа-Канна.

— Вы готовы, Адриен? — спросила Джин, поднеся трубку к губам.

— Да, мадам, мы с господином Нассири готовы, — ответил юрист.

— Доктор Нассири готов ответить на ваши вопросы, — устало сказала Джин полковнику, отключив кнопку вызова. — Идемте, я вас провожу. Или все-таки чаю?

— Оставьте.

Аль-Балами взглянул на нее не столько даже как на надоевшую муху, сколько как на главный источник всех своих неприятностей — с ненавистью. Его глаза были налиты кровью, в них страх чередовался с яростью. Подавшись массивным корпусом вперед и снова втянув голову в плечи, он и впрямь стал похож на быка, готового ринуться в схватку. Только вот сердце у этого «быка» было скорее не бычье, а крысиное, и теперь оно наверняка содрогалось от ужаса при мысли, что все усилия последних лет превратиться из крысы в настоящего боевого быка оказались тщетны.

«Зря Шахриар вынес тебя с поля боя во время войны с Ираком, — подумала Джин, наблюдая за аль-Балами. — Лучше бы оставил тебя там. Одним подлецом на свете стало бы меньше».

— Не смею настаивать. Сюда, пожалуйста.

Выйдя в коридор, Джин распахнула дверь в противоположное помещение, где обычно работал юрист. Буа-Канн сидел за столом, напротив него расположился доктор Нассири. Рядом был приготовлен стул для полковника.

— Входите, входите, полковник, не стесняйтесь. — Элегантный, улыбчивый Буа-Канн встал из-за стола и жестом указал посетителю на предназначенное для того место. — Присаживайтесь, начнем.

— Не буду вам мешать, — откланялась Джин, успев обратить внимание на расстроенный и мрачный вид Нассири. Ободряюще кивнув ему, она закрыла за собой дверь и тут же, в коридоре, столкнулась с явно поджидавшей её Марьям. — Что ты тут делаешь? — озадаченно спросила Джин.

— Мне страшно, ханум, — призналась девушка.

Джин заметила несвойственную помощнице бледность и отсутствие извечной веселости на лице. Марьям словно бы в одночасье постарела, превратившись в закутанную в черный платок старушку. «Да уж, эта вампирская власть из кого угодно выпьет все жизненные соки, — с грустью подумала Джин. — Приемы отработаны». Вслух же бодро и даже строго сказала:

— Отставить страхи! Всё уже позади, Марьям, никакого интереса для страшного полковника ты больше не представляешь. Забудь о нем! И отправляйся к доктору Маньеру, ему нужна твоя помощь.

— А в Швейцарию меня теперь с вами отпустят? — голос девушки предательски задрожал.

Джин подошла к ней, обняла, прижала к себе, словно старалась впитать в себя все страхи и неуверенность Марьям. Проговорила негромко, успокаивающе:

— Конечно же, ты поедешь с нами. Этот чертов полковник скоро уберется отсюда, ему здесь больше нечего делать. Он вернется к себе в Тегеран, а мы займемся нашими больными и подготовкой к отъезду в Швейцарию. Готова? — Она заглянула Марьям в глаза.

— Да, ханум! — лицо девушки прояснилось, она снова заулыбалась. — Я хочу поскорее уехать отсюда, ханум! Я больше не хочу здесь жить.

— Немного терпения, и твое желание сбудется, — поцеловала её в лоб Джин. — Сейчас иди к доктору Маньеру, помоги ему с больными, а вечером пойдешь домой и начнешь собирать вещи. Вместе со всей своей семьей.

— Хорошо, ханум! — на лице Марьям вновь заиграл румянец, она стала похожа на себя прежнюю. — Доктор Маньер как раз просил меня простерилизовать инструменты для операции Симин Туркини, вот я этим сейчас и займусь! — Напевая какой-то местный мотивчик, Марьям помчалась по коридору к лестнице, ведущей в крыло, где располагались палаты.

«Страх развеялся, гнетущее впечатление от разговора с аль-Балами рассосалось, — с улыбкой подумала Джин, глядя ей вслед. — Да, молодым свойственно быстро забывать недавние переживания и столь же быстро переключаться на прежние заботы и интересы. Дай бог, чтобы общение с аль-Балами стало для Марьям последним испытанием на её родине».

* * *

Джин вернулась в кабинет, распахнула окно: дувший с гор прохладный ветерок приятно освежил лицо. Сдернув платок, Джин посмотрела вниз: на стоявшие перед зданием миссии машины аль-Балами, на лениво прохаживающихся в ожидании своего командира солдат. Видимо, они тоже понимали, что приехали зря — птичка упорхнула. И теперь им оставалось только ждать, когда их начальник завершит все формальности.

Аль-Балами спустился к ним минут через двадцать. К Джин он больше не зашел. Возможно, какие-то вопросы у него к ней еще и были, просто он отлично понимал, что ответов на них всё равно не получит.

Полковник шел тяжело, скованно, точно какой-то груз давил ему на плечи. На мгновение Джин даже пожалела его. Но — лишь на мгновение. «Зло всегда наказывает само себя, — говорила ей в детстве бабушка, — просто не надо ему мешать. Надо оставить его в покое, и тогда оно само себя съест». Разумеется, в Тегеране аль-Балами ждала незавидная судьба. Но в конце концов это — его жизнь, он сам её выбрал и теперь сполна должен попользоваться её дарами. Пришло и для него время узнать, что за всё надо платить. Зло никогда не преподносит щедрых подарков, не спросив за них позднее втридорога. Старая истина.

Однако сейчас надо думать о другом. Джин снова взглянула на часы: стрелки приближались к часу дня. Успели Шахриар с Тарани покинуть Шираз или не успели — вот что сейчас главное. Расстояние между Исфаханом и Ширазом составляет около трехсот километров. Трасса хорошая, скоростная, одна из лучших в Иране, предназначена в основном для легкового транспорта и автобусов, грузовой транспорт следует по другой дороге. Это сделано специально, чтобы грузовики не мешали туристическим автобусам, ведь Шираз и Исфахан — очень древние города, и их обычно включают в общий туристический маршрут. По счастью, трасса не пострадала от землетрясения, так что двух с половиной часов Лахути должно было хватить, чтобы доехать до Шираза. Машина у него хорошая, представительская — новый «СААБ». Скорость до ста или ста пятидесяти километров в час для такой машины — игрушка. Следовательно, по всем расчетам, Шахриар должен был прибыть в Шираз уже в половине двенадцатого, то есть аккурат в то время, когда аль-Балами пожаловал в миссию. Еще час — на то, чтобы найти Тарани, поговорить с ним, собраться и покинуть город. Дэвид предупредил мастера, чтобы тот обошелся с гостем без долгих объяснений, значит, беглецы уже в пути. Если, конечно, не произошло каких-то непредвиденных неожиданностей. Но надо надеяться на лучшее.

Поговорив еще раз с лейтенантом аль-Каримом и отдав ему какие-то распоряжения, аль-Балами втиснул свое грузное тело в машину, солдаты заняли надлежащие им места. Одна за другой машины качали разворачиваться. Аль-Карим побежал к воротам, дабы проводить полковника с полагающимися почестями. Послышались зычные команды. Исламские стражники, стоявшие перед воротами, вскинули карабины на караул. Машины неторопливо проехали мимо них и… наконец покинули миссию. Джин облегченно вздохнула и подумала с иронией: «Вряд ли полковнику аль-Балами по душе старания подчиненных. Наверняка ведь понимает, что они провожают его к разжалованию и аресту. Ведь если бы не придумал „предупреждающий звонок“ для Шахриара, чтобы тот застрелился сам, планы „Министерства информации“ могли бы сложиться куда удачнее».

* * *

— Аматула, он уехал? — в кабинет ворвался доктор Нассири. Мятым платком, утратившим былую белизну, он нервно протирал очки в черепаховой оправе, Всегда аккуратно причесанные волосы были сейчас взъерошены, как у дикобраза, и вообще весь вид доктора говорил о его крайнем возбуждении.

— Да, Сухраб, уехал, — подтвердила Джин, махнув рукой в сторону окна. — Только что обе машины выехали за ворота.

— Слава Аллаху, — доктор устало опустился в ее кресло перед компьютером. — До чего же неприятный субъект этот аль-Балами! Нет, я и раньше особой симпатии к нему не питал, но в высшей степени отвращение испытал по отношению к нему сегодня впервые! Меня до сих пор не оставляет ощущение, что он вывернул меня наизнанку и вывалял в грязной луже! Даже не знаю теперь, как и отмыться… Знаете, Аматула, о чем он всё время меня спрашивал? — доктор придвинулся к Джин вместе с креслом. — А не боитесь ли вы, мол, доктор, что станете в чужой стране изгоем, что все будут показывать на вас там пальцем, как на обезьяну, и что никакой врачебной практики никто вам там не предоставит? Там, дескать, все эмигранты бездомными да попрошайками становятся. Господин Буа-Канн, конечно же, пресекал подобные его вопросы и утверждения, но я, грешным делом, и впрямь засомневался, что поступаю правильно, А еще он спрашивал о Шахриаре, и тоже не напрямую, а всё как-то исподволь, с подковыркой, то с одной стороны зайдет, то с другой. Я просто измучился, чтобы не угодить в ловушку.