— Посмотрите, — Нассири показал ей на экран прибора, — скорость кровотока составляла пятьсот миллилитров в минуту, а сейчас снизилась до трехсот!
— Не пугайте меня, — облегченно вздохнула Джин. — Этот аппарат имеет автоматическое переключение режимов и работает по заранее составленной программе. Сейчас основной объем работы по очистке крови выполнен, и начался переход к завершающей стадии. Нагрузка на организм постепенно снижается, поэтому гидростатическое давление будет неуклонно падать, а скорость кровотока — снижаться. Это не должно вызывать у вас беспокойства, всё самое страшное уже позади. Вы ведь и сами видите, — Джин наклонилась над пациентом, — отечность заметно спала, кожные покровы постепенно приобретают нормальный цвет, температура опустилась практически до нормы, давление, как мы опасались, не подскочило, а находится на прежнем уровне. Значит, имеем положительную динамику процесса, и главное сейчас для нас с вами — сохранить ее. Когда процесс гемодиализа завершится, дайте больному несколько часов отдохнуть, а потом проведите весь комплекс мер по выведению полония и предотвращению бактериального заражения. Это обязательно. А завтра в это же время снова приступим к гемодиализу. Думаю, в ближайшие дни состояние юноши значительно улучшится. Когда вам обещали привезти аппарат из Тегерана?
— Сегодня вечером или, в крайнем случае, завтра, — сказал Нассири и нахмурился. — Но я не очень-то им верю: они могут растянуть выполнение своего обещания на недели. Бюрократия в нашей стране сильна, каждая бумажка требует закорючек нескольких чиновников. Поэтому прошу вас, Аматула, привезти сюда свой аппарат и завтра. Если вы не против, я сам приеду за вами в миссию Красного Креста, помогу…
— У меня много помощников, благодарю, Сухраб, — улыбнулась Джин. — Конечно же, я привезу аппарат. Раз уж я обещала Самаз Агдаши спасти её мальчика, я обязательно сделаю это.
«Как говорится, долг платежом красен», — вспомнились ей слова матери.
— Госпожа, приезжал капитан Лахути, спрашивал, почему мы до сих пор не забрали трубу из починки и не восстановили систему подачи воды. — Голос Марьям звучал в трубке обиженно. — Требовал даже, чтобы я сама за этой трубой поехала. Не понимаю, на что она ему далась? Ему-то какое дело, что у нас нет воды? Разве оперировать больных — его забота?
— Как начальник охраны капитан Лахути обязан следить за порядком, — мягко урезонила Джин помощницу.
Она свернула с трассы и уже поднималась на холм, за которым располагалась деревня, где жил мастер Тарани. Вечерело. Кроваво-красный шар солнца отбрасывал на стволы обступавших дорогу шелковиц золотисто-багряные тени.
— Возможно. Но я всё равно ему сказала, что раз не я отвозила трубу, то и не мне её забирать, — с вызовом ответила Марьям. — У меня что, своей работы мало? К тому же это не простая труба, а архитектурный памятник. Кто ж, спрашиваю у него, мне её отдаст? Работу мастера еще ведь оценить надо, проверить, нет ли брака, а я — всего лишь медсестра. Сказала ему, в общем, что вот вернется, мол, госпожа из больницы и сама за этой трубой съездит…
— И как он отреагировал? — спросила Джин с улыбкой.
— Промолчал.
— Понятно. Ладно, Марьям, не волнуйся: я сейчас как раз еду к мастеру за трубой. Вернусь, наверное, часа через полтора. — Джин аккуратно объехала яму, чтобы не попасть в нее колесом и не повредить лежавшую на заднем сиденье машины дорогостоящую аппаратуру. — Так и говори всем, кто меня будет спрашивать. И можешь, кстати, вызывать на завтра рабочих. Водопровод нам действительно нужен позарез.
— Хорошо, ханум, сейчас вызову, — повеселела девушка и повесила трубку.
Привычно положив мобильник под ветровое стекло, Джин внимательно смотрела на дорогу. К Тарани она поехала сразу из госпиталя не потому, что ей срочно нужна была труба, а потому, что не могла позволить себе заехать в миссию с зараженными полонием волосками Эбаде. Даже мысли не допускала, чтобы кто-то еще получил из-за нее дозу радиации. А уж какое количество радиации получила сама, продержав в кармане радиоактивные волосы почти четыре часа, боялась и думать.
Джин знала, что в способности распространять вокруг смертоносное излучение полоний не имеет себе равных. Уж если агенты, которые везли небольшую его дозу из России для умерщвления перебежчика в Лондоне, заразили им самолеты, гостиницы и бары, а полоний при этом находился в защитной капсуле, то что уж тогда говорить о смоченном соляным раствором носовом платочке? Так, детская игрушка для самоуспокоения. Но другого способа достать образцы иранского полония, получаемого на подземном объекте «Роза», у Джин, увы, не было…
А радиация меж тем уже давала о себе знать: время от времени Джин чувствовала приступы острой головной боли, а правая ладонь, которой она касалась «раскаленной» радиацией руки Эбаде, покраснела и начала шелушиться. Джин приняла антидот, но улучшений пока не наблюдалось. О последствиях старалась не думать. В конце концов, соглашаясь на поездку в Иран, она знала, что при выполнении задания может и заразиться лучевой болезнью, и угодить в страшную тегеранскую тюрьму, и подвергнуться там пыткам… Это было частью её работы, и она отдавала себе отчет в том, на что шла. Поэтому сейчас гораздо важнее не повредить на разбитой исфаханской дороге ценную аппаратуру, предназначенную для спасения человеческих жизней, а не думать о возможных нежелательных последствиях для своего здоровья…
«Хвоста» за ней на этот раз не было: или «наружка» не ожидала, что она отправится к Тарани прямиком из госпиталя, или получила какие-то другие указания.
«Шевроле» Джин въехал на уже знакомую деревенскую улицу. Вокруг глухой стеной стояли все те же высокие заборы. Царившую в деревне тишину нарушало лишь ленивое перелаивание местных собак. Но стоило обитателям заслышать звук мотора, как на окнах тотчас заскрипели ставни.
Тарани открыл ворота на удивление быстро: видимо, ждал её. Джин прочитала в его глазах радость, смешанную с беспокойством.
— Я уж думал, ханум, что вы забыли про свою трубу, — поклонился он и распахнул ворота во всю ширь, позволяя машине въехать во двор.
— Очень много больных, — пожаловалась она из-за приспущенного окна, — не смогла освободиться раньше.
— У меня всё готово, ханум, как и обещал, — доложил Тарани, быстро закрыв ворота за «шевроле» и подойдя ко всё еще сидевшей за рулем Джин. — Мои сегодня дома, поэтому приглашаю вас в мастерскую. Я сделал то, что вы заказывали помимо трубы, — понизил он голос. — По-моему, получилось неплохо.
— Не сомневаюсь, — кивнула Джин, — только из машины я пока выходить не буду. Принесите шарик сюда, пожалуйста. Просто тот источник радиации, ради которого я вам его заказала, мне пришлось взять голыми руками, и он сейчас находится при мне, в салоне автомобиля. А я не хочу причинить вред ни вам, ни вашим близким. Поэтому давайте сначала упакую его как следует, а уж потом выйду.
— Вы привезли… это на себе?! — вздрогнул Тарани. — Но вы же подвергли себя смертельному риску!
— У меня не было другого выхода, — устало улыбнулась Джин. — Меня вызвали к больному очень рано утром и срочно, так что навестить предварительно вас не было никакой возможности. Но и пренебречь этим вызовом я не могла, поскольку других способов проникнуть в госпиталь у меня тоже не было. Несите же скорее шарик, мы теряем время.
— Да, да, ханум, сейчас. Я мигом.
Тарани убежал в мастерскую, но уже через минуту вернулся и протянул Джин свое главное изделие. Как Джин и хотела, шарик оказался небольшим и действительно напоминающим крупную бусину для четок. Сверху он был покрыт голубоватой глазурью и вес имел не очень тяжелый, так что если прикрепить его к четкам, даже ищейки «Министерства информации» ни о чем не догадаются.
— Отличная работа, — похвалила мастера Джин. — Даже лучше, чем я рассчитывала. Он раскручивается?
— Да, элементарно. Позвольте, я покажу…
— Нет, нет, я сама. — Джин раскрутила шарик, оценила вместимость полости. Повторила: — Отлично. Подойдет. А теперь ступайте пока в мастерскую: мне надо загрузить шарик радиоактивным содержимым. Возвращайтесь минут через пять, не раньше. Заодно приготовьте бензин, чтобы я смогла сжечь платок, в котором оно сейчас завернуто.