Болван! Твердолобый, непроходимый болван!

А ведь Ноэль точно так же, как и он, не приучена доверять людям. И он, Рейнер, только что доказал ей, что ее доверия ни в коей мере не достоин, дал ей отличный повод вычеркнуть его из своей жизни. Сумеет ли он исправить содеянное? Ведь только сейчас он понял со всей отчетливостью: будущего без Ноэль он себе не мыслит.

— Прежде чем уехать, я хочу серьезно поговорить с тобой, Ноэль.

Миссис Лайсетт застегнула молнию на сумке и, поставив ее в угол, уселась в кресло, положив руки на колени, и одарила дочь в высшей мере недовольным взглядом.

Ноэль обреченно вздохнула. С того злополучного ужина она с замирающим сердцем ждала, когда же наконец мать отругает ее за “неподходящее знакомство”. Но Агата Лайсетт молчала. По всей видимости, выходка Рейнера настолько ее потрясла, что почтенная дама предпочла вовсе не возвращаться к неприятной теме. И лишь сейчас, уже прощаясь с дочерью, решила-таки исполнить свой “материнский долг” до конца и отчитать ее по полной программе.

— Я изо всех сил старалась сдержаться и не наговорить лишнего. Но, кажется, зря. Бог весть чего еще ты натворишь в мое отсутствие. О чем ты вообще думаешь? Бомж, собиратель бутылок? Тоже мне, достойная партия!

Только этого ей и не хватало! После мучительного разговора с Рейнером, когда стало ясно, что вместе им не быть, выслушать лекцию на тему, что тот ей совершенно не подходит, было выше сил Ноэль.

Можно было бы, конечно, рассказать матери всю правду о Рейнере и о его сети кинотеатров.

Ноэль украдкой ущипнула себя за руку: может, она спит и видит сон? Или внезапно перенеслась в некую альтернативную реальность? Нет, это явь. Кажется, они с матерью наконец нашли общий язык… или хотя бы некое его подобие. Вряд ли они когда-либо станут лучшими подругами, но им есть к чему стремиться!

Агата Лайсетт подхватила сумку и направилась к двери. На пороге она обернулась и, к удивлению дочери, подмигнула.

— Вижу, ты наконец повзрослела. Так что я уезжаю со спокойной душой, как говорится.

— Мама… — Ноэль просто не находила слов, — так ты приезжаешь… потому, что волнуешься за меня?

— Ну конечно. Дочь ты мне или нет? Я к тебе, между прочим, очень привязана. Гораздо больше, чем ты думаешь.

В груди Ноэль всколыхнулась теплая волна. Впервые в жизни она поняла, что мать ее любит — по-своему, но любит. И пусть порой проявления этой любви способны обидеть и ранить, все равно такая мать лучше, нежели та, которой до родной дочери вовсе нет дела.

Словно подслушав ее мысли, Агата Лайсетт на мгновение сжала руку Ноэль в своей и сказала:

— Ладно, мне пора. И знаешь, ты права. Этот твой бомжик действительно хорош собой. — Мать толкнула дверь, вышла на крыльцо и весело помахала дочери. — Удачи тебе!

Не в силах стронуться с места, разом утратившая дар речи, Ноэль слабо помахала в ответ. А потом закрыла дверь и еще долго стоила в коридоре, прислонившись к стене и заново переживая недавний разговор. До чего же это славно — уметь постоять за свои права и нежданно-негаданно обнаружить материнскую любовь там, где привыкла усматривать вечное недовольство и придирки!

И в это самое мгновение Ноэль с удивительной ясностью осознала: она, и не кто иной, ответственна за собственное счастье и благополучие. Никакой не Руперт. И не мать. И даже не Рейнер. Она и только она вправе выбирать свой путь. Свое будущее. И никто не лишит ее этого права!..

В дверь позвонили. Неужели мама что-то забыла? Ноэль посмотрела в глазок — и остолбенела.

Рейнер? Но откуда он взялся? Ноэль прижала руку к сердцу. О нет! К этой встрече она не готова. Она еще не привыкла к пьянящему чувству уверенности в себе. Ей нужно время. Но Рейнер уже здесь. Он стоит на пороге, А она только что поняла, что не может вечно убегать от него, открещиваться от собственных чувств, зачеркивать собственные надежды. Молодая женщина стиснула зубы и открыла дверь.

О, как он хорош! Всякий раз при одном только взгляде на Рейнера у нее перехватывало дыхание. А он, между тем, явно нервничал, словно боялся, что Ноэль захлопнет дверь перед самым его носом. Как на него не похоже!

Впрочем, зря тратить время Рейнер не стал.

— Я… Сдается мне, что я должен извиниться, — объявил он с порога, точно бросаясь в холодную воду.

— Да ну? — изогнула брови молодая женщина.

— О да. — Рейнер шагнул вперед и сжал ее пальцы в своей широкой теплой ладони. — Да, должен. — Он покачал головой и на мгновение уставился в пол. — Ты той статьи не писала.

Ноэль замерла, пытаясь отрешиться от того, какое это наслаждение — ощущать свою руку в его руке. Она открыла было рот, собираясь заговорить, но ей это не удалось.

— Вижу, я застал тебя врасплох, — отметил Рейнер.

Собравшись с духом, Ноэль решительно высвободила руку.

— Честно говоря, да. — Она сухо улыбнулась. — Ты, никак, удосужился взглянуть на подпись, верно?

— Верно. — Рейнер поднял голову, изумрудно-зеленые глаза потемнели до черноты грозового неба. — Теперь я знаю, что ты не из тех, кто предает доверие и доверившегося…

— Ключевое слово “теперь”, — безжалостно оборвала его Ноэль, несмотря на то что под взглядом этих глаз по спине у нее пробе жал волнующий холодок. — А не далее как вчера все было иначе. Ты был полностью уверен, что я — бессовестная газетчица, готовая воспользоваться чужим горем в своих гнусных целях. После того как я дала тебе слово, ты подумал обо мне самое худшее, как большинство людей в моей жизни. Это обидно и это больно…

— Признаю, я был идиотом, — еле слышно выдохнул Рейнер. — Ты пыталась защитить меня и мою семью и в результате лишилась работы, так? Я правильно догадался? Ноэль, мне стыдно, что я в тебе усомнился. Мое прошлое… Горький опыт научил меня: людям доверять нельзя. Я так боялся повторить ошибки отца, что в результате вел себя в точности как он. Я не позволял себе искренне привязаться к кому-либо, выбирал отношения поверхностные и ни к чему не обязывающие, так на какую же ответную любовь мог я рассчитывать? Я швырял деньги направо и налево как замену сердцу и получал то, чего заслуживал… Дарил бриллианты, но никогда не разговаривал по душам. — Рейнер перевел дух. — Теперь я попробую иначе…

И, к изумлению Ноэль, он церемонно опустился на одно колено и торжественно произнес:

— Ноэль, я люблю тебя и жить без тебя не могу. Если ты согласишься выйти за меня замуж, я буду счастливейшим человеком на земле. — Он подбросил на ладони что-то яркое и блестящее. — В знак моей вечной любви и серьезных намерений, пожалуйста, прими вот это кольцо.

Ноэль потрясенно заморгала, пригляделась повнимательнее — но наваждение не исчезло. Это было ярко-красное пластмассовое колечко вроде тех, в которых щеголяют девочки детсадовского возраста, дополняя их бабушкиным боа, теткиной шалью и мамиными туфлями на высоких каблуках.

Ярко-красное пластмассовое обручальное кольцо?

— Посмотрим, подойдет ли. — Рейнер вновь завладел ее рукой и попытался надеть колечко на палец, но дальше первого сустава оно не лезло.

Тогда он склонил голову набок, оценивая эффект, и усмехнулся.

— Отлично смотрится. Просто твой цвет! С размером, правда, промашка вышла… Ну да пустяки, отнесем к ювелиру, он подгонит…

Ноэль так и прыснула. Смятения и горечи как не бывало. Перед ней был ее Рейнер, выдумщик, фантазер и шутник… самый потрясающий мужчина на свете!

— Ради Бога, где ты это взял?

— Из детской хлопушки, — невозмутимо пояснил он. — Пришлось взорвать целую коробку, прежде чем попалось то, что нужно. Но для хорошего человека не жалко! — Рейнер погладил ее руку, и на сей раз голос его прозвучал серьезно: — Я люблю тебя, Ноэль, и сделаю все на свете, чтобы доказать это.

Ноэль затрепетала. В горле застрял комок, и молодая женщина сумела выговорить только:

— О, Рейнер…

Он поднялся с колена, привлек ее к себе и еле слышно прошептал в губы:

— Скажи, что меня любишь… Ноэль, я знаю, что это так.