Изредка ему сюда возили женщин. Наверное, каких-то проверенных, «железных» особей Турукина. Говорили им при этом, что Рауф — то ли вор в законе, то ли член ельцинского правительства. Глаза завязывали и везли. Разговаривать во время свиданий не разрешалось.

Знай себе, пей свою бутылку и сливай половые шлаки. Наутро их так же увозили…

— Толик во мне заинтересован! Думаешь, легко найти такого специалиста…

А вот убираться Рауф должен был сам. Потому что в проклятое это секретное помещение разрешалось входить только Артисту и, как исключение, Мальчику.

Но что же это такое, что предстояло в ближайшие дни Луке? На Западе это делали давно: похищали людей, воровали у них внутренние органы и «осуществляли пересадку» — тем, кто мог себе такую роскошь позволить. Этот грязный бизнес начался едва ли не сразу после того, как была доказана возможность подобной пересадки: новые почки, новые сердца, новые половые органы.

Лука не мог поверить в саму возможность существования у нас такого изуверства. Какой бы перестройкой нас ни калечили — ведь в России живем! И окружают нас православные, русские люди, а не грязные янки!

Через день-два, трезво взглянув на вещи, Лука понял, что с ним не шутят. Его, как, вероятно, уже многих, сделали донором. Прежде покупатели частей человеческого тела были только на Западе. Но таскать такого рода товар через границу — уму непостижимо! Несмотря на очень высокие цены. И значит, господа янки, пожалуйста к нам. А тут, кстати, к этому делу и свои подоспели — с толстыми кошельками.

— И не так уж дорого теперь все это! — Рауф словно его агитировал. — Всего сто тысяч баксов. Чуть реабилитировался — до свидания!

— А тебе?

— И меня не обижают. Операция — две тысячи!

Лука посмотрел на него вопросительно.

— Выйду — получу сполна! — бодро пояснил Рауф. — Здесь ведь я только на баб трачу… долларов пятьсот — шестьсот в месяц. Остальное — на книжку.

«Какая книжка? — подумал Лука. — Третий том Александра Дюма..?» Но вслух, конечно, ничего не сказал.

Рауф истолковал его взгляд по-своему:

— Презираешь? А что мне остается?! Отойдя в угол, он сразу сник. Долго молчал, стоял, скрестив руки, потом вдруг его прорвало. Не глядя на Луку, он стал рассказывать о пути сюда.

Говорить о национальности Рауфа весьма затруднительно, поскольку он — кавказский метис. И по логике вещей, исходя из перестроечной ситуации, одна половина его человеческой сути, его души должна теперь воевать с другой.

— Два раза в плену побывал… — горестно вздохнул Рауф. — И у тех, и у других. И те, и другие избивали, к стенке ставили… звери. На то, что я классный врач, на красный крест, полумесяц им было плевать… чудом спасся. На третий раз скрутили, завязали рот и глаза — и в самолет. Так я здесь и оказался.

Так он погиб для родных, для друзей, для всех. Был заказ на опытного хирурга — и вот он здесь.

— Тут у вас если человек пропадет, особенно если врач, фигура, начинают искать, милицию на ноги подымают, следствие. А я же — мертвец! — Рауф засмеялся каким-то не нормальным, утробным смехом. — Первые операции на своих же, на кавказцах, делал. Сердце, простата и печень…

— Печень ведь неоперабельна… — обронил Лука и осекся. Ему не хотелось проговориться, что он тоже медик.

— Ты… медик? — тут же отреагировал Рауф.

— Педик! — Лука старался спрятаться за грубостью. — Об этом же каждый идиот знает!

— Ну, правильно, в общем, ты сказал, — Рауф кивнул. — Но тому, кому пересаживали, уже все равно было, обречен. Предложили — что ему сто тысяч за жизнь жалко? Как у вас говорят, утопающий хватается за соломинку.

— И что потом?..

— Оба… — Рауф махнул рукой.

Такой вот веселый разговор происходил за нардами.

— Ну, с тобой-то все в порядке будет, — словно спохватившись, проговорил Рауф. — Одну почку удалю — пойдешь домой…

От несбыточной этой, прекрасной надежды Лука чуть не потерял сознание.

— А что? — продолжал Рауф. — Толком ты ничего не знаешь об этом доме. Значит, не настучишь. Поэтому завезут тебя куда-нибудь и отпустят. Они так всегда делают…

Лука хотел остановить это вранье, но молчал. Страшно было отпугнуть эту призрачную, шаткую надежду.

— Не тужи, батоно, и с одной почкой по сто лет живут… не хуже, чем с двумя. Я король, батоно Лука! В Сухуми у нас знаешь какой центр по пересадке — вся Европа знает. А имя Рауфа Габелия тебе ничего не говорит?

— Да я не по этой части…

Лука никогда не читал и не слышал о сухумском центре. И имя врача Габелия ни разу не встречалось ему на страницах научных журналов. Поэтому больших трудов ему стоило, выслушав собеседника, искренне и уважительно дивиться. Чего не сумеешь, когда игра идет в жизнь и смерть!

На другой день он упросил Рауфа показать операционную, безудержно льстил, убеждая, что он должен увидеть место, где великий Габелия будет его резать.

— Рэжут бандиты, дорогой, — с достоинством поправил его Рауф. — Я — оперирую!

После некоторых колебаний он все же привел Луку к своему рабочему месту. Это была не слишком просторная комната — не больше зубоврачебного кабинета. Посредине операционный стул, в углу — стеклянный шкаф с инструментами. Еще один шкаф с бинтами, ампулами, шприцами и прочим. Ни аппаратуры для поддержания кровяного давления, ни установки для наркоза, не говоря уже об аппарате «искусственная почка»! Ничего этого не было в комнате. И Лука все понял. Даже если бы было все, что надо, Рауфу одному со всем не справиться. Значит…

— Все швейцарское, английское! — энергично расхваливал Рауф, кивая на стеклянные шкафы. Как видно, он не предполагал, что Лука достаточно хорошо в этом понимает.

Значит, он просто режет. Усыпляет, берет из тебя все, что ему заказано, а потом не дает проснуться. И, понятно, одной почкой он не ограничивается, если обе здоровы. А саму пере садку, по-видимому, делают в хороших частных клиниках. И была ли там операция на сердце или полная пересадка его и откуда поступил «материал» — никогда никто не узнает! Никто и не станет интересоваться — для своего же блага.

Больше, чем можно было сейчас, Лука испугаться уже не мог. И понял, что ему остается только действовать. Иного не дано…

Убежать было нельзя. Их регулярно навещал с «инспекцией» Мальчик. И делалось это следующим образом: Мальчик входил в тамбур, и бугай запирал за ним тяжелую железную дверь, потом, удостоверившись в «глазок», что Мальчик в тамбуре один, автоматически открывал еще одну металлическую дверь — уже к ним, в «поликлинику».

Итак, убежать невозможно. Значит, надо сделать так, чтобы его выпустили сами. Только ненормальному могла прийти в голову такая мысль! И в этом был свой резон. «Нормальный» обреченный отсюда выхода не найдет. И поэтому надо действовать. Надо думать!

Он лежал в отведенной ему каморке в темноте. Сна не было, и голова работала очень четко, на том холодящем душу подъеме, с которым еще недавно он разрабатывал свое изобретение. Он приказал себе не выходить из этого состояния, не забывая ни на минуту, что у него светлая, умная голова. Иначе он бы не создал того, о чем люди мечтали еще со времен алхимиков.

План у него родился внезапно, как бы сам собой. Причем сразу во всех полутонах и деталях всплыл единым рывком, как, может быть, всплывал когда-то из пучины Град — Китеж…

Комната Рауфа была по соседству, из нее доносился мерный храп. Лука тихо поднялся с кровати. Прежде всего ему надо было написать письмо, подробное и точное. Чтобы тот, кому оно предназначалось, быстро все понял. И надо эту бумажку, эту записку, хорошенько спрятать, замаскировать так, чтобы она всегда была с собой и ее легко можно было вынуть.

Вторым пунктом плана был Рауф…

Они сидели за утренним кофе. Спешки ни малейшей — впереди бесконечно длинный день. Может быть, последний… Нет, Лука не подпускал к себе эту мысль близко, гнал ее.

— Тут не прослушивают?

— Прослушивают?.. — Рауф отпил глоток кофе и попробовал слово как бы на вкус. — Смысла нет… — Он приготовился к долгому ленивому разговору с «пациентом», чтобы через день-два, не колеблясь, его зарезать. Лука это понял и мысленно, поминая детородные органы, послал его куда надо.