Хаммонд наблюдал за этими попытками с умилением. Такое лицо бывает, когда смотрят на малыша, делающего первый шаг. Бородка его дергалась, губы шептали слова, глаза сияли радостью за толстыми линзами очков. Лоб порозовел, брови вползли на него и изогнулись домиком, кожа собралась в морщины, как щеки у породистого бассета.

— Давай, давай, красавица, — шептал Хаммонд с непередаваемыми сюсюкающими интонациями. — Давай, выбирайся оттуда.

Его лицо лучилось радостью, когда он принялся осторожно вскрывать яйцо. Не прошло и минуты, как существо лежало у него на ладони, спазматически подергивая хвостом, крутя головой, разевая зубастую пасть.

— Видите, как это происходит? Так же появлялись первые создания миллионы лет назад.

«Конечно, так, — усмехнулся Грант. — Именно так. Только вот кто им всковыривал скорлупу?»

— А теперь рождение такого чудного существа происходит на нашей фирме.

— А вас не пугает их дальнейшее размножение в природных условиях? — вдруг спросил Малколм. — Я имею в виду угрозу перенаселения.

— Нет… — чуть помедлив, ответил Хаммонд. — В естественных условиях они не смогут дать потомства. Мы предприняли определенные меры предосторожности. Тут, в Юрском парке, не существует несанкционированного деторождения.

— Стерилизация?

— Хм… Любопытное предположение, но вынужден вас разочаровать, доктор Малколм. Мы поступаем несколько иначе. Дело в том, что в Юрском парке содержатся только особи женского пола.

— Ну, допустим, — глаза зоолога сузились. — А откуда вам известно, что данная особь — женская? Кто-нибудь ходит по парку и проверяет?

— Господи, конечно же, нет, — тоном, каким обычно выговаривают маленьким детям за прилюдно сказанную глупость, возразил бородач. — Конечно, нет. Мы просто контролируем их хромосомы, вот и все. Это не сложно. В любом случае, все особи — самки. Для того чтобы стать самцом, динозавру нужны определенные гормоны. Мы лишаем рептилий возможности получить их.

— Лишаете возможности? — недоверчиво переспросила Элли.

Малколм вдруг наклонился вперед, опершись руками на край инкубатора, и пристально посмотрел Хаммонду в глаза.

— Послушайте, Джон, не обманывайте себя. Контроль, о котором вы нам тут говорите, просто невозможен! Не-воз-мо-жен! История эволюции учит нас тому, что жизнь, природу нельзя запереть! Понимаете? Это — нонсенс! Самообман! Утешение для дурачков! Жизнь, в любом случае, вырвется на свободу, расширит территорию, просочится сквозь барьеры и заграждения. Они научатся добывать нужные им гормоны из окружающей среды! Может быть, это будет болезненно, а может быть, и опасно, но… — Малколм выпрямился и развел руками. — Ну, вот так.

— Вы хотите убедить меня и этих людей, — Хаммонд указал на стоящих вокруг гостей рукой, в которой все еще пищала новорожденная рептилия, — в том, что стая динозавров, состоящая исключительно из женских особей, начнет, рано или поздно, плодоносить?

— Нет, — покачал головой зоолог. — Я этого не говорил. Я сказал, что любая жизненная форма всегда найдет путь к воспроизведению себе подобных. Иначе говоря, жизнь все равно вырвется из-под контроля, — он помолчал и вдруг спросил, кивая на возящегося в ладони бородача малыша. — Что это за вид?

— Велоцираптор, — ответил Хаммонд.

— Птица-хищник, — пробормотал Грант.

— Совершенно верно. Очень опасное существо, — Хаммонд передал детеныша японцу, и тот поспешно ретировался. — Доктор Грант, доктор Сетлер, мистер Спайзер, доктор Малколм, как я уже говорил, сегодня вы сможете осмотреть парк, но перед этим мне хотелось бы, чтобы вы пообедали. Для этого нам придется перейти в корпус для посетителей. Если ни у кого нет вопросов и возражений…

Вопросов и возражений не оказалось.

Солнце опутало джунгли сетью жары, и не было возможности из нее выбраться. Сгустившийся, прогретый до самой земли воздух казался материальным, плотным, вязким, как болотная жижа. Рубашки, моментально намокая от пота, становились темными. Деревья застыли в неестественном кукольном спокойствии. Изредка налетал вялый ленивый ветерок, не приносящий облегчения. Он натужно пытался разогнать раскаленное марево, но попытки эти каждый раз заканчивались неудачей и не вызывали у людей ничего, кроме раздражения. Впрочем, такого же вялого, как и сам ветер. Тем не менее, Грант был рад, что выбрался из бетонного склепа. Несмотря на жару, ему нравилось здесь, среди травы, лиан, пальм и кипарисов, лиственниц и гинко. Прохлада внутри здания была искусственной, стерильной, пахнущей разогретой изоляцией или не пахнущей ничем вовсе. Наверху же царила жизнь. Настоящая, естественная. Тут можно было ходить, разговаривать в полный голос, вдыхать запахи трав и древесной смолы, цветов и хвои, слушать щебетание невидимых пичуг и бормотание животных, скрытых зарослями.

Слева, за высокими, странного вида кустами, слышались отчетливые человеческие голоса, рев коровы и сухой гулкий клекот, очень похожий на птичий, только гораздо более громкий, происхождения которого Алан не знал. Он мог только догадываться, что издает его один из подопечных Хаммонда.

— Пойдемте, — словно прочитав его мысли, предложил бородач, — посмотрите. Это весьма занятное зрелище.

Они свернули с тропы, миновали кусты, осторожно раздвигая их руками, преодолели небольшой ручей, ступая по скользким, наполовину скрытым водорослями камням, и вышли на открытую поляну, окруженную саговниками, соснами Культера и громадными, в несколько метров, папоротниками. Грант отчаянно вертел головой, пытаясь понять, какие еще формы жизни можно встретить на этом острове. Несколько раз он замечал резвящихся обезьян, которые быстро исчезали в ветвях, едва люди подходили достаточно близко. В какой-то момент ему показалось, что среди деревьев появилась бурая спина мегатерия[3], но тот исчез прежде, чем Грант сумел убедиться в точности своего определения.

— Сейчас мы подойдем к загону, в котором содержится наиболее опасный вид динозавров, — с гордостью заявил Хаммонд.

— Ти-рекс? — спросил Грант.

— Н-нет. Ти-рекса вы увидите позже, во время осмотра. Эта часть парка пока закрыта. Здесь разместились две довольно крупные особи Велоцираптора.

— Крупные?

— Да. Четыре метра в высоту.

— Ого, — Элли присвистнула. — Действительно, крупные.

— Мы стараемся, чтобы в парке присутствовали только… ммм… отборные особи. Самые выдающиеся.

Загон больше напоминал крепость. В одном углу торчала массивная смотровая вышка, от которой тянулся широкий парапет, проложенный по верхушке наружной бетонной стены, кое-где сменяющийся толстой решеткой. Внутри периметра высился еще один ряд заграждений — высоковольтный. Пространство загона — площадка примерно тридцать на двадцать метров — было густо засажено пальмами и саговниками. Сейчас по парапету сновали люди, одетые в форменные комбинезоны Юрского парка. Над загоном, в толстой, прочной сети билась корова. Она громко мычала, глядя на людей тоскливыми огромными глазами. Сеть крепилась к огромной стальной лебедке, управляемой хмурым человеком из смотровой башни.

— Чем это они занимаются? — спросил Грант Хаммонда.

— Сейчас время кормления, — ответил тот и предложил: — Давайте поднимемся на стену.

Они забрались по широкой лестнице на парапет и остановились, глядя в зеленую колышущуюся стену пальм.

Перемежающийся глухим взревыванием клекот, который недавно слышал Грант, возобновился. Звуки доносились из самого загона. Теперь в них можно было разобрать гортанно-утробное рычание, тусклое, но достаточно сильное. Казалось, кто-то выпускал воздух из треснувшего парового котла.

Грант смотрел вниз. Рядом застыла Элли. Малколм привалился спиной к внешним поручням, скрестив руки на груди. Казалось, он потерял всякий интерес к происходящему. Эль Спайзер стоял чуть в стороне, подавшись вперед. На лице его блуждала довольная улыбка.

Внезапно рядом с ними показался человек. Высокий и крепкий, подтянутый, в легкой рубашке-сафари, шортах и сандалиях, он держал в руке армейскую кепку. Мускулистые загорелые руки, покрытые белыми нитями шрамов и царапин, спокойно свисали вдоль тела. Орлиный нос, когда-то перебитый, а потому и сейчас немного кривоватый, не только не украшал мужчину, но придавал угрюмому лицу хищное выражение. Глаза его были острыми, зоркими. Нижняя челюсть, пожалуй, чуть-чуть более тяжелая, чем полагалось от природы, усиливала ощущение свирепости. Волосы подстрижены коротко, на армейский манер. Гранту бросилось в глаза, что рубашка мужчины абсолютно суха, будто жара ему и вовсе нипочем. Не волнует его жара. Совершенно.