— Освистали его! — ругался Покер Ливингстон, который снова стал чаще показываться на ферме.

Более спокойный Энди Мак-Эрон выслушивал приказы и идеи Уильяма со спокойным лицом, но потом делал только то, что считал нужным.

Но хуже всего были маори. Племя вернулось из путешествия, и мужчины снова занялись работой в Киворд-Стейшн. Однако Уильяма они игнорировали. До сих пор они хоть и с неохотой, но все же признавали в нем члена местного племени пакеха; но с уходом Куры он потерял свои права. Просил ли Уильям, кричал ли — маори по большей части просто смотрели сквозь него.

Это приводило Уильяма в бешенство, тем более что и со стороны Гвинейры он встречал все меньше понимания. Тем временем даже она заметила, что он все чаще топит свои неприятности в виски, и начала его в этом упрекать.

— Как вы собираетесь быть примером для остальных, если утром выходите на работу слишком поздно и в помятом состоянии? Мне тоже это не нравится, Уильям, но в первую очередь мне неясно, как себя вести. Если я буду защищать вас, то покажусь смешной, потеряю авторитет. Но если я признаю правоту мужчин, вы будете обижаться на меня и совершенно утонете в виски! Вы должны прекратить это, Уильям! У меня уже однажды был в хозяйстве пьяница, и этого больше не повторится, пока я пользуюсь здесь уважением!

— И что же вы сделаете, мисс Гвин? — насмешливо спросил Уильям. — Вышвырнете меня? Конечно, вы можете сделать это, но тогда потеряете Глорию. Потому что я, конечно же, заберу ее с собой!

Гвинейра заставила себя успокоиться.

— Тогда пора начинать учиться варить кашу, — спокойно ответила она, — и думать о том, кто вам даст работу вместе с ребенком. Как вы вообще собираетесь путешествовать с Глорией? Положите малышку в седельную сумку?

В тот вечер Уильям, выслушав Гвинейру, умолк, но позже она призналась мужу, что своей угрозой он ужасно напугал ее.

— А ведь верно, у нас нет прав на этого ребенка! И если он заберет ее… Да, мы должны поддерживать его, возможно, каждый месяц давать деньги, чтобы он мог оплачивать няню и квартиру…

Джеймс покачал головой.

— Гвин, любимая, только без паники, — принялся успокаивать он ее, поглаживая по волосам. — Ты очень сильно преувеличиваешь. Слава богу, что мальчик Уильям этого не понял. Но ты ведь не думаешь всерьез, что наш несостоявшийся «овечий барон» позволит тебе выгнать себя? Куда он денется с Глорией, если об этой истории говорят уже все вокруг? И что он будет делать с малышкой? Боже мой, он даже не умеет держать ее! Невообразимо, чтобы он утащил ее с собой, поскольку наша миссис Уивер не крепостная, чтобы он мог приказать ей идти с ним. Да и в худшем случае, у ребенка есть еще мать. Ты могла бы обратиться к Куре. По крайней мере она должна испытывать к дочери хоть что-то, чтобы передать заботу о ней тебе. Любой суд будет в твою пользу. Так что не сходи с ума.

Джеймс обнял Гвин, но полностью успокоиться та не могла. Она ведь уже начала чувствовать себя в безопасности! А теперь Уильям выходит из-под контроля!

В первые дни после исчезновения Куры Хизер Уитерспун ходила как побитая собака. Она не могла понять, почему вдруг Уильям отказался от нее, да еще нагрубил ей. В конце концов, не она виновата в том, что Кура застала их. Наоборот, именно она разгадала стратегию Куры в тот вечер и намекала об этом Уильяму. Но он был уже слишком пьян, чтобы понять это и не позволить своей жене манипулировать собой.

— Я не поползу к ней по первому же свистку! — пьяно возмущался он. — И… и уж точно не повезу ее в Крайстчерч. Пусть качает бедрами, пошла она… я возьму ее, когда захочу, а не тогда, когда ей это будет нужно.

Хизер не стала больше ничего говорить. Никто не может требовать этого от нее; в конце концов, она его любит. Несправедливо теперь обвинять ее во всем.

Но Хизер уже давно поняла, что жизнь не всегда справедлива к ней, и обратилась к проверенной стратегии: она будет рядом, будет ждать. Когда-нибудь Уильям одумается, когда-нибудь она станет нужна ему. В возвращение Куры она не верила. Та сначала будет наслаждаться успехом, а когда ей понадобится мужчина, она найдет себе кого-либо, кто будет находиться рядом с ней в тот момент. Кура-маро-тини не была привязана к Уильяму Мартину. И если Хизер верила в любовь, то только в свою собственную.

Кура уже нашла своего мужчину, хотя в этом случае и не стала бы говорить о любви. Но она восхищалась Родериком Барристером: он казался ей воплощением всех ее мечтаний об успехе и карьере. С одной стороны, он мог посвятить ее в тайны бельканто гораздо глубже и интенсивнее, чем мисс Уитерспун с ее тремя уроками пения, взятыми в Швейцарии. Кроме того, он обладал властью — вся труппа слушала его приказы, причем с такой покорностью, какой Кура никогда прежде не видела. Конечно, в Киворд-Стейшн тоже были господа и слуги, но своеволие и самоуверенность пастухов и маори, которые так смущали Уильяма, Кура воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Рабское повиновение было не в чести на овечьих фермах. Тот, кто работал там, должен был уметь принимать решения. А в ансамбле Барристера имело значение только одно слово, причем его собственное. Он мог осчастливить балерин, пообещав им на одно соло больше, и даже такие ученые певицы, как Сабина Конетти, не осмеливались возражать, когда такой новичок, как Кура, натягивал им нос. А благосклонность Барристера — это Кура выяснила довольно быстро — имела вполне определенное отношение к женской половине ансамбля. Балерины совершенно откровенно говорили, к примеру, о том, что Бригитте только потому разрешили петь Кармен, что она была покорна импресарио. А нежелательные последствия этой связи устранила молчаливая акушерка из Веллингтона.

После этого Бригитта несколько недель не могла танцевать и всхлипывала ночи напролет. Это раздражало Куру, поскольку пока что она делила гостиничный номер с маленькой танцовщицей. Как бы там ни было, Бригитта на нее не сердилась. Она была рада отделаться от певческих ролей, с которыми безнадежно не справлялась, и, судя по всему, Родерик ее больше не интересовал. Когда спустя несколько ночей Кура стала убегать из комнаты, чтобы навестить импресарио, девушка делала вид, будто ничего не замечает.

Куру довольно сильно тянуло к привлекательному тенору, и ей даже не пришлось притворяться, когда он начал ухаживать за ней. Впрочем, он тоже недолго удовлетворялся поцелуями и безобидными ласками. Над опасениями Куры относительно того, что она забеременеет, он лишь посмеялся.

— Чушь, малышка, я очень осторожен! У меня все всегда под контролем!

Куре хотелось верить в это, и она заметила, что, любя ее, Родерик выходил из нее быстрее, чем это делал Уильям. Но по-прежнему оставалась неясной ситуация с Бригиттой. В конце концов она с гулко бьющимся сердцем доверилась Сабине Конетти. Несмотря на свои подозрения относительно того, что певица недолюбливает ее — сейчас Родерик изучал и роли сопрано со своим новым открытием, — она полагала, что та больше всех знает о женских тайнах. Сабина с готовностью посвятила ее в те немногие премудрости, которые были известны ей самой.

— Старайся держаться от него подальше в самые опасные дни. Но полностью безопасно это никогда не бывает, — подытожила она. — И не рассчитывай на клятвенные заверения этих парней в случае чего жениться… или что там они еще обещают. Поверь мне, сейчас Родерик готов пообещать тебе даже звезду с неба, но на это надеяться не стоит. Да, Родерик наслаждается тобой, как Пигмалион, но в целом больше всех любит себя. Если ему будет нужно, он бросит тебя.

Впрочем, это предупреждение не имело для Куры особого значения. Во-первых, Кура понятия не имела о греческой мифологии, а во-вторых, была уверена в том, что Родерик добр к ней. Если он самовлюбленный эгоист, во что она вполне верила, то просто не всегда будет давать ей крупные роли и, в первую очередь, не каждый день бесплатные уроки пения. Он действительно проводил полдня у рояля вместе с Курой, в то время как остальные члены ансамбля наслаждались свободой, исследовали такие города, как Окленд и Веллингтон, или отправлялись на вылазки, чтобы насладиться чудесами природы вроде тропиков и гейзеров.