Кура пожала плечами.

— Вам нет необходимости извиняться за то, что маори — туземцы, — ответила она. — Кроме того, это совершенно не так. Они тоже приехали сюда. Это произошло в XII веке, с острова в Полинезии, который они называют Гавайки. С какого именно острова на самом деле, неизвестно. Зато сохранились названия каноэ, на которых они приплыли. Например, мои предки приплыли на Аотеароа на «Уруау».

— Аотеароа обозначает Новую Зеландию, не так ли? Это означает…

— Большое белое облако, — скучающим голосом произнесла Кура. — Первого поселенца звали Купе, а его жена, Кура-маро-тини, сравнила острова, к которым они подплывали, с облаком. Скажу, что меня назвали в ее честь, дабы предупредить ваш следующий вопрос. Сыграть для вас песню?

Глаза Калева Биллера сияли. Но, похоже, дело было здесь скорее в информации, чем в ней лично. Для Куры этот мужчина оставался загадкой.

— Да… нет. То есть… ведь музыку вашего народа еще никто не записывал, не так ли?

— Нотами? — спросила Кура. — Нет, насколько я знаю, нет.

Ее мать была одним из лучших музыкантов острова, однако нот Марама не знала.

Кура тоже просто пела песни своего племени; ей никогда не приходило в голову записать их. Впрочем, в этом отношении ее талант был весьма ограничен. Хотя она могла записать нотами простую мелодию, песни ее племени, которые по большей части исполнялись несколькими голосами, были для нее слишком трудны.

— А жаль, ведь правда? — поинтересовался Калев. — Как насчет того, чтобы вы, к примеру, спели мне боевую песню… Как там она называется? Хака, верно?

— Хака — это необязательно боевая песня, — ответила Кура. — Это вроде спектакля с пением. Люди выражают свои чувства и некоторые события с помощью песни и танца. Поют обычно на несколько голосов.

— Тогда вы должны мне спеть все голоса, один за другим! — восторженно отозвался Калев. — Хотя, конечно, с мужскими голосами будет сложновато. Или есть хака только для женщин?

Кура кивнула.

— Хака бывают самые разные. Часто с распределенными ролями. Например, эту исполняют во время похорон. Специальной хореографии нет. Любой может танцевать все, что захочет, а петь могут мужчины и женщины, или только мужчины, или только женщины.

Она сыграла несколько тактов на пианино, а затем запела своим одурманивающим голосом. Мелодия очень хорошо подходила к подавленному настроению, царившему в пабе; голос Куры настолько точно и проникновенно передавал печаль, что вскоре все разговоры в «Уайлд Ровере» стихли.

Когда Кура закончила, старый шахтер поднял бокал за жертв рудника Ламберта. После этого мужчины попросили исполнить «Danny Boy».

Калев терпеливо дожидался, пока последний подвыпивший ирландец не выразит свою печаль голосом. Прошел не один час. Однако Кура была довольна. Хотя эти бесконечные грустные песни действовали на нервы, мужчины ставили ей один напиток за другим. Этот вечер снова наполнит ее карманы.

— Вы подумали, мисс Кура? — наконец поинтересовался Калев, бросая почти испуганный взгляд на дверь.

В паб вошел сильный светловолосый мужчина зрелого возраста и громогласно приветствовал Пэдди.

— Холлоуэй, старый мошенник! Я услышал это нытье с улицы и подумал, что лучше мне забрать отсюда сына, пока он не загрустил. Все это, конечно, печально, я имею в виду ситуацию с рудником Ламберта, но, с другой стороны, парни сами виноваты, они ведь могли наняться ко мне! Как и все добрые, разумные шахтеры в этом пабе! Всем работникам рудника Биллера по одному пиву за мой счет! — С последними словами мужчина обернулся к посетителям паба, которые устроили ему ожидаемые овации. Теперь Кура узнала его: Джошуа Биллер, отец Калева. Она видела его на поминальной церемонии. Впрочем, Калев, похоже, был не в восторге от его появления. Казалось, он готов провалиться сквозь землю вместе с бокалом виски.

Биллер выпил за здоровье своих людей и присоединился к Калеву. Судя по всему, он был очень доволен тем, что увидел.

— Ну-ну, мальчик, а я думал, ты аккомпанируешь этим завываниям! Извините, мисс, но когда мой сын прикасается к клавишам, мне всегда кажется, что я на похоронах. А вы хоть выглядите красиво и наверняка можете сыграть что-нибудь повеселее!

Кура натянуто кивнула. Этот человек был из тех, кто почти всегда норовил ее облапить и подходил к делу настолько неуклюже, что заставлял, словно улитку, прятаться в домик даже довольно общительную женщину.

— Конечно, — ответила она. — Мы с вашим сыном говорили о музыке маори, а именно о хака. Вот это, мистер Калев, к примеру, веселый танец. Он повествует о спасении вождя Те Раупараха, который прячется в яме от своих врагов. Сначала он ждет, что они вот-вот поймают его, но потом его друг приносит известие — в некоторых исполнениях это женщина, — что они ушли. Пение выражает сначала его страх, а потом радость.

Кура ударила по клавишам и запела.

— Ка мате, ка мате, ка ора, ка ора…

Калев слушал с восхищением, его отец — скорее с нетерпением.

— Судя по всему, эти маори только и поют, что о темных ямах. Но твоя маленькая подружка восхитительна, Калев. Ты не хочешь представить меня ей?

Кура не поверила своим ушам, однако Калев действительно грациозно поднялся и представил ее своему отцу как настоящий джентльмен.

— Кура-маро-тини Мартин.

— Джош Биллер, — проворчал старик. — Очень, очень мила. Будет мне виски, Пэдди?

Джош спокойно выпил три бокала шотландского виски и при этом не спускал глаз с Куры и своего сына. Калев вел себя безупречно, а Кура все больше нервничала. У нее было полно работы: шахтеры ожидали услышать в ее исполнении сентиментальные народные песни, а Калев все равно уже не решался попросить ее сыграть еще хака. Спустя час оба Биллера торжественно откланялись, и Джош, уходя, еще раз кивнул Куре.

— Очень красивая девушка, Калев!

Куре же оба мужчины показались скорее странными. Но это было ничто по сравнению с тем сюрпризом, который ожидал ее на следующий день. Кура спала долго, что было вполне обычным после того, как она полночи играла на пианино в пабе. Она пропускала завтрак и лишь съедала несколько сэндвичей на обед. Но на этот раз робкая служанка-маори, работавшая на миссис Миллер, постучала в дверь и передала ей приглашение.

— У миссис Миллер гости, и она хотела бы пригласить на чай и вас тоже.

Кура посмотрела на старые часы, которые часто не давали ей уснуть своим тиканьем, отметила время.

Одиннадцать часов. Идеально для визита вежливости между приличными дамами. Мисс Уитерспун говорила ей, что раньше это считалось неслыханным, поскольку дама могла еще спать. А позже визит может помешать приготовлениям к обеду.

Кура оделась несколько тщательнее, чем обычно; впрочем, все ее платья были уже довольно-таки поношенными. Нужно будет скопить денег и заказать себе что-нибудь новое. Она спустилась вниз, причем девушка провела ее не в комнату для завтраков, где обычно миссис Миллер принимала подруг, а сразу в салон.

Миссис Миллер сидела в кресле, на лице у нее было выражение довольной кошки. На краешке дивана, держа в руках чашку чая, сидела дама, просто, но дорого одетая. Эта женщина сразу же напомнила Куре Калева Биллера. У нее тоже было такое же вытянутое, довольно невыразительное лицо. Впрочем, волосы каштановые, не светло-русые, как у Калева и его отца.

— Мисс Мартин, это миссис Биллер. Я поначалу позаимствовала ее, но, вообще-то, она пришла к вам! — Она сияла, как будто это должно было очень сильно обрадовать Куру.

Кура поздоровалась по всем правилам, грациозно опустилась в предложенное кресло и столь же грациозно взяла в руку дымящуюся чашку с чаем, как и гостья. Конечно же, правила приличия запрещали прямо спрашивать о том, чего хочет миссис Биллер. Поэтому сначала последовал ничего не значащий разговор.

Да, то, что произошло на руднике Ламберта, просто ужасно, особенно с Тимоти Ламбертом. Страшная трагедия. Конечно, городу потребуется время, чтобы справиться с этим. И разве поминальная церемония у преподобного отца была не трогательна?