— Чтобы проще было ориентироваться, — ответила она. — Почтальоны и приезжие должны быстро находить тот или иной адрес. Даже в Робервале. Улица Сен-Жорж была так названа в честь Жозефа-Жоржа Паради, первого кюре Валь-Жальбера, а улица Лабрек — в честь монсеньора Мишеля-Тома Лабрека, епископа Шикутими.

— Можно подумать, ты с нами урок проводишь, — заметила Лоранс.

— И он еще не закончился, — смеясь, воскликнула Эрмин. — Сейчас я вам прочитаю лекцию по истории Валь-Жальбера. Итак, мы с вами на улице Сен-Жорж, которая была одной из самых оживленных в поселке, здесь находилось много магазинов. Смотрите, это почтовое отделение, и оно по-прежнему работает. Прямо перед вами универсальный магазин. А в соседнем доме помещалась мясная лавка, принадлежавшая Леонидасу Паради[44]. Каждую субботу Бетти посылала меня к нему купить мяса, которое она готовила по воскресеньям.

Киона с интересом рассматривала внушительный фасад универсального магазина с плотно заколоченными окнами и дверями.

— На первом этаже располагалась бакалейная лавка, в которой можно было купить все необходимое, — продолжала Эрмин. — А на втором владельцы здания оборудовали казино, там играли в карты. На третьем была гостиница на два десятка номеров. Я любила приходить сюда за покупками для Бетти и сестер-монахинь. Разглядывала подвешенную к полкам железную утварь, новую и сверкающую, и стеклянные банки со сладостями. Я не отваживалась что-нибудь здесь купить, даже если у меня оставалась какая-то мелочь.

В тот момент, когда Эрмин вспоминала эти подробности из своего детства, маленькие пальчики в шерстяной варежке сжали ее пальцы. Это была Киона.

— А потом ты заработала много денег и теперь можешь покупать любые конфеты, какие захочешь, — с хитрой улыбкой заключила девочка.

— Да, ты права, — согласилась Эрмин. — Позади магазина заливали каток, где я впервые увидела Тошана.

— Вот было бы здорово, если бы папа гулял сейчас с нами, — вздохнул Мукки.

— Да, дорогой, — согласилась Эрмин. — Возможно, когда-нибудь так и будет.

Заброшенные дома, занесенные по самую крышу снегом, из труб которых никогда уже не поднимется дымок, вдруг навеяли на Эрмин тоску. Она поспешила дальше. Снегоступы легким шуршанием отмечали их шаги.

— Здесь жила Мелани Дунэ, — продолжила свой рассказ Эрмин, останавливаясь перед домиком, похожим на все остальные на этой улице. — Я приносила ей настойки из трав, которые готовила для нее одна из монахинь, и бедняжка всегда просила меня спеть ей песню «Странствующий канадец»[45].

— Ой, мамочка, спой эту песню, прошу тебя! — взмолилась Лоранс.

— Хорошо, — согласилась Эрмин.

Раздался ее нежный, поразительно чистый голос, который сначала звучал тихо, но постепенно становился все громче.

— Как красиво, мамочка, ты ее поешь! — пришел в восторг Мукки, его черные глаза сияли от радости.

— Я обожаю эту песню, — мечтательно заявила Мари.

Эрмин не стала петь все куплеты. Она внимательно прислушалась, стараясь различить глухой шум падающей воды. Морозы были еще не настолько сильными, чтобы сковать Уиатшуан ледяным панцирем, и водопад продолжал обрушиваться в озеро Сен-Жан. Но чтобы попасть к нему, сначала надо было пройти мимо целлюлозно-бумажной фабрики.

— Посмотрите, мои дорогие, наверх. Это место называется «плато», или Верхний город. Дома здесь были построены тогда, когда фабрика работала на полную мощность, а население Валь-Жальбера росло.

Мукки споткнулся и, чтобы не упасть, схватился за какое-то торчащее из снега железное сооружение.

— А это что? — спросила Киона.

— Водозаборная колонка, — объяснила Эрмин. — Люди приходили сюда за водой. Если бы вы видели этот поселок прежде! Великолепные сады с вьющимися растениями, цветы, ухоженные огороды. В каждой семье откармливали поросенка и держали птицу, а кое у кого была корова или лошадь. В сочельник все приходили в церковь на мессу.

— Но, мамочка, церкви больше нет, — удрученно сказала Лоранс.

— Увы, нет. Ее снесли семь лет назад, — ответила Эрмин.

Дети приумолкли под впечатлением от увиденного. Они смотрели на опустевшие здания, похожие на игрушечные домики, брошенные посреди гигантского безукоризненно чистого ландшафта.

Эрмин ничего больше не сказала, она испытывала какое-то странное волнение. Прогулка принесла ей больше грусти, чем радости. На нее нахлынула череда образов, напомнив о жизни в Валь-Жальбере в кипучие времена, о теплой атмосфере процветающего рабочего городка, на редкость современного по тогдашним меркам.

— А вот улица Сент-Анн, — сказала она, когда они прошли немного вперед. — Названа так в честь блаженной Анны. Некий месье Станислас Ганьон открыл здесь бакалейную лавку, но вскоре она закрылась. А вот в этом красивом доме жил старший мастер фабрики и мог наблюдать, что на ней творится, прямо из окна своей спальни. На этой ярко освещенной по вечерам большой площадке играли в крикет и теннис.

Мукки бегом бросился к развалинам пакгауза, в котором когда-то размещались вокзал и товарная станция. Зачарованным взглядом смотрел он на здания бывшей электростанции, возведенные у подножия скалистого утеса. А Киона не видела ничего, она не могла дождаться, когда они окажутся около водопада Уиатшуан.

— Мимин, вот она, поющая река! — воскликнула она.

— Да, Киона! Имей терпение, мы подойдем поближе полюбоваться ею, — ласково сказала ей Эрмин.

Вне себя от счастья, девочка затаила дыхание. Несмотря на расстояние, она уже различала тысячи брызг, радужно переливающихся на солнце, в лучах которого искрились фантастические кружева из инея, окаймлявшие водопад.

Близнецы уже бывали на водопаде, и он их ничуть не заинтересовал; они бросились вслед за братом исследовать окрестности электростанции. Эрмин поспешила их остановить.

— Не разбегайтесь! — крикнула она. — Под снегом могут валяться куски железа или ветки. И ничего не трогайте, здесь вам не детская площадка. Если не будете меня слушаться, мы сейчас же вернемся домой. Жозеф Маруа еще здесь работает, обслуживает электростанцию, которая почти превратилась в музей.

Все трое, смеясь, вернулись к Эрмин.

— Десятки рабочих, сменяя друг друга, трудились днем и ночью на целлюлозной фабрике, — продолжила она. — А там, Мукки, куда ты хотел залезть, грузили в вагоны или складывали штабелями тюки целлюлозы, которые потом отправляли во все концы страны и даже в Европу. Кроме того, надо было обслуживать динамо-машину, вырабатывавшую электрический ток, она до сих пор нам служит, и у каждого служащего была своя задача: кто-то чистил механизмы, кто-то смазывал гидравлические прессы. Только что мы прошли мимо дома семьи Тибо, да-да, родителей нашего друга Пьера Тибо. Если бы вы видели, как его отец не хотел покидать Валь-Жальбер!

Взволнованная Эрмин на какое-то время умолкла. Стоит ли рассказывать своим жизнерадостным детям, что Селин Тибо, мать Пьера, умерла от испанки? В 1918 году смертельная эпидемия охватила район, прилегающий к озеру Сен-Жан, унесла также и Жанну, дочь супругов Тибо. «Мне было всего четыре года, но воспоминания о том времени до сих пор свежи в памяти, — подумала она. — Моя дорогая сестра Мария Магдалина, которая хотела меня удочерить, тоже умерла».