— Да перестань, это не страшно, — запротестовала Эрмин. — У нас такая жизнь, что из-за расстояний и нерасторопности почты все события теряют свою остроту.

— Это правда, — заметила Шарлотта. — Обычно я провожу зиму с тобой, Мимин. Я тоже, когда узнала об этом, ужасно жалела, что осталась в Валь-Жальбере. Была вдали от тебя и деток и не могла поддержать вас.

Эрмин кивнула. Она ощущала себя совершенно подавленной. Стемнело. Вдруг железные тиски сжали ее сердце — ей стало больно и из-за ребенка, и из-за мужа. В такие минуты на берегу Перибонки она могла бы побежать к Тале, набраться сил в улыбке Кионы. Она уже тосковала по девочке.

«Никто не знает, кто такая Киона на самом деле, кроме моих родителей… — размышляла она. — Даже Шарлотта, которая жила с нами бок-о-бок, думает, что она сиротка, которую пригрела Тала. Мирей этой легенды не знает. Никого также не удивляет поведение Тошана. Он ведь близко не подошел к Валь-Жальберу после рождения Кионы; я одна провожу здесь лето. Однако никто никогда меня об этом не спрашивал. Ни Бетти, ни Мирей, ни даже Симон. Мама, наверное, придумала какое-то объяснение, которое ее устраивает».

Словно прочитав ее мысли, экономка осмелилась задать вопрос:

— А твой муж? Он, говорят, пошел в армию? Он в Квебеке? В Цитадели?

— Увы, да, — ответила Эрмин, осторожно потягивая карибу и с подозрением поглядывая на напиток, поскольку пила его впервые. — Я все устроила так, чтобы нам не расставаться, предвкушала долгие месяцы с семьей, а тут сначала смерть Виктора, а потом эта война! Никогда не знаешь, что готовит нам будущее… Я была слишком доверчива…

Шарлотта и Мирей обменялись взглядами, в которых сквозила жалость. Именно сейчас обе они почувствовали, насколько хрупка молодая женщина, хотя даже не подозревали о том, что больше всего она страдала от запрета говорить правду, навязанного ей Лорой.

— Ужасно обидно, что между твоим мужем и родителями как будто кошка пробежала, — продолжала экономка, — мне мадам об этом сказала между делом. Неужели они собираются месяцами дуться друг на друга? Из месяцев складываются годы… Тошан слишком уж гордый. Должен был о тебе подумать, малышка моя. Хотя самое важное — что он позволил тебе выступать, делать карьеру.

— Мне теперь совсем не хочется выступать! — сказала Эрмин с горечью. — И карибу больше не хочу, слишком крепкий для меня.

— Я совершенно уверена, что ты вернешься на сцену, — сказала Шарлотта убежденно. — Иначе я, твоя гримерша, останусь без работы.

Появление Лоры положило конец дискуссии. Хозяйка дома с удивлением посмотрела на пустой стакан и на бледное лицо дочери.

— Тебе звонили, дорогая! Телефонистка дала мне номер, по которому можно вызвать Тошана.

— Боже мой! Спасибо! — воскликнула молодая женщина, резко вскочив со стула и бросаясь к кабинету, где стоял телефон.

— Да, у них любовь! — прокомментировала Мирей, смущенная грозным выражением лица хозяйки.

Сложив руки на груди, Шарлотта погрузилась в свои мысли. Она опоздала и не застала Симона, но, вся трепеща от сдерживаемой страсти, на мгновение закрыла глаза. Она считала, что готова к замужеству. Однако молодой человек был готов лишь к братской дружбе. Он часто делал комплименты ее прическе и нарядам, болтал с ней, если представлялся случай, но дальше этого дело не шло. Девушка опасалась только одного: старший сын Маруа мог отказаться от своего целибата ради внезапно вспыхнувшей любви к какой-нибудь прекрасной незнакомке. Суховатый голос Лоры вывел ее из задумчивости:

— Скажи мне, Шарлотта, ты поможешь Эрмин искупать близнецов? Они сегодня просто невозможно до чего расшалились. А ты, Мирей, поторапливайся! Месье проголодался. Он почти ничего не ел на полдник.

С этими словами она вышла из кухни и почти столкнулась в дверях с Эрмин.

— Мама, я не смогла дозвониться до Тошана, попробую чуть позже.

Светло-голубые глаза Лоры потеплели. Она прижала дочь к себе.

— Не волнуйся, скоро ты его увидишь, своего любимого! Господи! И зачем нам все эти потрясения! А ты знаешь, что Ханс Цале тоже пошел в армию? На войне как на войне. Кажется, на севере Европы, особенно в Финляндии, положение очень напряженное.

— Ты с ним встречалась? — шепотом спросила дочь.

— Нет, он мне написал. Очень трогательное письмо, желает мне счастья, очень нежно говорит о тебе. Он следит за твоей карьерой и восхищается тобой.

— Бедный Ганс, — прошептала Эрмин, — не могу представить его в солдатской форме. Это же артист, потрясающий пианист!

Образ музыканта предстал у нее перед глазами. Он сопровождал Эрмин во время ее дебюта в «Château Roberval». Робкий и застенчивый взгляд светлых голубых глаз за стеклами очков. Датчанин по происхождению, он любил свою новую родину — Квебек.

— Я чуть было не вышла за него замуж, — добавила она, — и ты мама, тоже! Надеюсь, Господь будет хранить его. Я так многим ему обязана.

— Главное, ничего не говори отцу, — поторопилась предупредить Лора. — Он такой ревнивый…

«Не говори это, не говори то… Сплошные секреты!» — подумала Эрмин.

Она добавила вслух:

— Все-таки папа способен это понять. Ганс имел основания сообщить тебе о своем отъезде. Есть ситуации, когда ревность необоснованна. Просто какой-то абсурд! Вы квиты, ведь у него самого был роман с Талой.

— Тише, — в гневе прикрикнула на нее мать. — Что на тебя нашло? Говорить об этом здесь, у нас дома! Дорогая моя, не нужно подливать масла в огонь! Я очень счастлива с Жослином и нашим маленьким Луи. Я даже не предполагала, что заслужила такую безмятежную семейную жизнь. Поэтому стараюсь избегать конфликтных ситуаций.

— Вы с папой ошибаетесь! — отрезала выведенная из себя Эрмин. — Откровенность часто вознаграждается. Я тут только что вспоминала, что за последние четыре года никто не спросил меня, почему Тошан перестал бывать в Валь-Жальбере у родителей жены. Можно подумать, что в этом нет ничего необычного. А ведь люди должны были бы удивляться этому.

— Даже речи не может быть, чтобы друзья и соседи узнали о том, что произошло на самом деле, — возмутилась мать.

— А как ты им это все объяснила, мама? Хочу напомнить тебе, что папа является крестным своей незаконной дочери! И надеюсь, что теперь у него будет право видеться с ней, когда ему захочется.

— Замолчи! Я сама это улажу с твоим отцом!

В эту минуту вошел Жослин с газетой в руке, очки на кончике носа.

— Моя обожаемая супруга, моя бесценная дочь! — воскликнул он. — Какие интриги вы тут плетете?

— Мы говорили об ужине, — поторопилась ответить Лора. — Мирей хотела подавать его слишком рано, потому что мы устали. Ну и денек! Уверяю тебя, Эрмин, чтобы организовать этот небольшой праздник в твою честь, от нас потребовалось немало усилий. Самым сложным оказалось транслировать музыку. Мэр с помощью Симона соорудил нечто наподобие громкоговорителя. Но как удачно все получилось!

Молодая женщина пришла в растерянность, видя, как ее родители делают вид, что ничего не происходит. Она представляла себе, как они проводят вечера в этом прекрасном доме, окруженные заботой Мирей, не зная никаких финансовых проблем и к тому же радуясь проделкам сына, появившегося на свет от их возрожденной любви.

«На самом деле, мне не в чем их упрекнуть, — думала она. — Они многое пережили в годы разлуки и дорожат своим счастьем, которое далось им с таким трудом».

Шарлотта поднялась к Мадлен, и оттуда послышались радостные крики. Словно вторя им, раздался резкий телефонный звонок.

— Может быть, это Тошан! — воскликнула Эрмин.

Несколько минут спустя благодаря хитроумию изобретателей телефонной связи ее муж уже шептал ей нежные слова. Эрмин с удивлением заметила, что, слушая любимый голос, прерываемый треском и помехами, она ласково поглаживает аппарат из черного бакелита.

— Моя перламутровая женушка, как мне не терпелось поговорить с тобой! Я в Цитадели, недалеко от театра Капитолий. Встретил здесь одного парня из Альма, мы работали на мельнице в Ривербенде. А еще тут Гамелен, мой соперник в гонке на санях, он в одном со мной полку. Мы радовались как дети, что оказались вместе.