Она взглянула на сына с болью.

У меня не было никакого желания продолжать разговор, и я поторопился к машине. Возможно, через минуту я уже забыл бы об этом эпизоде, если бы, проезжая мимо автобусной остановки, не увидел снова мать и сына. Она сидела на лавочке задумчиво и показалась мне какой-то одухотворенной. Я вспомнил о своей матери, погибшей из-за меня, паскудного сынка, и перевел взгляд на зарвавшегося вертолетчика. В своих потертых джинсах и мятой футболке он был абсолютно не похож на майора, пусть даже и бывшего. Босяк, да и только! В другое время я бы даже не обратил внимания на такую картинку, но отныне я стал жить каждую минуту с ощущением, что это – одна из последних. У меня защемило сердце.

– Садитесь, подвезу до Киева, – предложил я им, выглядывая в открытое окно.

В ответ Володя зло махнул рукой.

– Да мы не в Киев, мы – на Бучу, – ответила женщина просто, извинительно улыбнулась, обнажив ряд ровных зубов, и я с удивлением заметил, что передо мною – еще довольно миловидная женщина со следами былой красоты.

– Садитесь, – настаивал я. – На Бучу – так на Бучу, мне с этой стороны даже лучше будет в Киев въезжать.

– А вы сами-то верите в чудеса этого батюшки? – спросил я больше для поддержания разговора.

– Чудеса потому и случаются, что в них верят, – рассудительно ответила женщина. Подумав, она добавила: – То, что он Богом призван, не вызывает сомнения. Местные жители рассказывают, будто он только в сорок лет попал в Киево-Печерскую лавру, стал послушником и несколько лет писал иконы.

– Бред! – безапелляционно заявил Володя, который оказался на редкость отходчивым. – Вот я не верю, и ничто со мной не произойдет. Гром небесный не грянет! И пить я не перестану! Стану я себя радости такой лишать, как же…

– Просто у тебя, Володя, это от бесов…

Меня поразило то, о чем сообщила женщина. «Как, – подумал я с воодушевлением. – В сорок лет он, выходит, был еще никем, только-только стал определяться со своей судьбой. А теперь он чуть ли не святой человек! А мне вот-вот сорок, и дни мои уже сочтены… Но, может, у меня тоже будет иное начало?»

– А сколько времени он тут, в приходе?

– Да, говорят, несколько лет всего. А люди едут и едут. Потому что верят. И его слова многих исцеляют.

– Сейчас ему, выходит, лет сорок пять? Не больше?

– Выходит, что так.

Мне хотелось больше поговорить с этой женщиной, я почувствовал в ней необычную скрытую силу.

– Вот вы говорите: чудеса потому и случаются, что в них верят. И что, по-вашему, отец Афанасий может и рак исцелить?

– Думаю, может, – просто ответила она, – но только если больной будет свято верить. Но я, правда, думаю, больному, кроме непреклонной веры, еще надо трудиться. Ведь у нас часто люди просто ждут чуда, но не соблюдают элементарных правил, продолжая жить, как раньше говорили, супротив природы. Тут, по-моему, и молитва будет бессильна. Поскольку будет уравновешиваться злом.

– Злом, которое человеку делают? – уточнил я.

Она дружелюбно засмеялась в ответ на мою незадачливость.

– Да нет же! Злом, которое человек сам себе делает и от которого не желает освобождаться.

– А вы знаете – как?

– Знаю. – Она сказала это просто и уверенно, поправив волосы рукой. – Нужно поменять образ жизни. Начать мыслить по-другому и по-другому взаимодействовать с природой.

– Гм… – То, что говорила женщина, меня захватывало, но я не знал, как дальше зацепиться за ее слова. Повернувшись, я мельком заметил, что ее сын со скучающим видом смотрит в окно – наверное, он уже не раз слышал это. – Но как? Как именно?

– Вы спрашиваете меня из любопытства? Или это как-то лично вас касается?

Я смешался. Мне было трудно и противоестественно произносить этот ужасный приговор. Но я произнес его. И о намерении ехать в Израиль на операцию. При этих словах Володя присвистнул, а когда я обернулся к женщине, она строго посмотрела на меня.

– Рак – это не приговор, с ним можно бороться… И есть немало успешных примеров. – Ее голос зазвучал по-особому выразительно, резонируя в моих чутких ушах новым мотивом. Я насторожился и сгруппировался, будто готовился к прыжку с парашютом.

– Я понимаю, статистика и все такое. Я сегодня ночью начитался о процентах выживания – они не очень-то обнадеживают.

Машина подпрыгнула на дороге, наехав на выбоину, – я слишком невнимательно следил за дорогой.

– Никогда больше не читайте эти глупости! – с жаром воскликнула она. – Вредная информация порождает испорченные мысли. А они, в свою очередь, отравляют существование и убивают.

– А что тогда читать?

– Да хотя бы о людях, преодолевших болезнь. Это придает сил и стимулирует веру.

– Я бы, наверное, почитал, да нет у меня ничего такого…

– Думаю, вы просто не искали. – Меня опять резанула ее убежденность.

В ее словах не было укора, просто печальная констатация факта. Но меня ее слова разозлили.

– Это вы верно подметили, – зло откликнулся я и продолжил с оттенком отчаяния: – Но что-то же мне теперь нужно делать!

– Не обижайтесь, – извинительно продолжила женщина. – Меня всегда удивляла в людях их фатальная готовность платить бешеные деньги за сомнительную операцию, противоречивые процедуры и лекарства. Надо просто перейти на правильное взаимодействие с природой.

– А кто знает, как правильно взаимодействовать? Вы вот правильно взаимодействуете с природой? – с вызовом спросил я.

– Да, щас она понарассказывает – это ее конек, – процедил сквозь зубы с заднего сиденья Володя.

– Да помолчи ты… – шикнул я на него и мягко добавил: – Пожалуйста, мне это очень нужно…

Женщина же не обратила на сынка внимания, видно, давно привыкла к его выходкам.

– У меня было заболевание, очень схожее с вашим. И я именно таким образом излечилась.

Тут я неожиданно для себя самого резко нажал на педаль тормоза. Может, это знак Всевышнего? Машина остановилась. Пассажиров качнуло вперед так сильно, что они вцепились руками в передние кресла.

– Что случилось? – раздраженно крикнул мне в ухо Володя. Его мать смотрела на меня расширившимися от удивления глазами.

– Шутите?! – крикнул я женщине, задыхаясь.

– Нисколько. – Она уже оправилась. – Мне пришлось изменить всю жизнь.

– Я вас очень прошу! – взмолился я. – Пересядьте на переднее сиденье и расскажите мне об этом!

Она посмотрела на меня настороженно, но все же пересела, а я для начала осведомился об ее имени.

– Александра Евсеевна, – с кроткой улыбкой ответила она.

– Ого! – воскликнул я не без удовольствия. – Меня тоже Шурой зовут. А можно я вас буду только по отчеству – Евсеевной?

– Можно. – Лучистые морщинки заиграли у глаз на короткий миг.

Я без обиняков стал ее расспрашивать.

– Правильно ли я вас понял, что вы излечились без операции?

– Совершенно верно, – отозвалась она и стала рассказывать. Я видел, как майор, оставленный без внимания, чтобы не закиснуть от скуки, вытащил мобильный телефон и стал забавляться игрой. – Я врач по образованию, работала в одной из ведущих клиник столицы. Впрочем, сегодня все клиники очень похожи одна на другую. Мы жили в престижном районе Киева, где муж-генерал получил квартиру. А когда со мной это случилось, я в какой-то степени была информационно подкована. Муж к тому времени уже умер – тоже от онкологического заболевания. У меня были знания о том, что предлагает официальная медицина.

– Вы не доверяли своим коллегам?

Я видел, как ее руки сжали дамскую сумочку на коленях – ей, вероятно, неприятно было высказываться на эту тему.

– Не в этом дело. На счету нашей клиники много тысяч успешных операций, среди которых есть и сверхсложные. Но к тому времени я уже знала, что приблизительно каждый четвертый пациент становится жертвой медицинского вмешательства в его организм. Кроме того, во мне сформировалась уверенность – в каждом из нас сидит собственный целитель.

– Ну да! – раздался воинственный голос с заднего сиденья. – Россказни о ритме жизни и все остальное – де-ма-го-гия! Я вот в любом ритме живу, и все мне нипочем. Потому что мне все это – до фени!