- Елена Ди… Дм… Нет, не получается, - признался в собственной беспомощности Илья. – Только имя видно и первую букву отчества. Фамилия, данные о новом месте жительства безвозвратно утеряны. Одно сплошное пятно.
- Но, по крайней мере, три новых адреса мы знаем, - оптимистически посмотрела Лиза на Каменева. – И по теории вероятности, шансы, что кто-то из этих людей помнит Ольгушку или мог удочерить ее девочку, велики. Вдруг пятый жилец нам и не понадобится вовсе?
- Советую начинать с Чертанова, с Хомкиных, - закрыла книгу начальница и вернула ее обратно в сейф.
- Почему? – Илью заинтересовала логика чиновницы. – А я, честно говоря, думал о бездетной семье Симоновых. У них больше причин удочерить девочку.
- А Хомкиным – выгоднее, - объяснила начальница. - На момент расселения коммуналки у них имелся маленький мальчик. И девочка пришлась бы очень кстати. Не понимаете?
- Не понимаем, - признались в один голос Лиза и Илья.
- В советское время при распределении жилья существовало жесткое правило «n - 1», - раскрыла тайну чиновница. - Квартиры давали так, что комнат в них было на одну меньше, чем человек в семье. Например, если у мужа и жены только один ребенок, значит, можно рассчитывать лишь на двухкомнатную. Если двое детей – трехкомнатную. Но если дети разнополые, - чиновница сделала многозначительную паузу, – мальчик и девочка, то государство считало своим долгом расщедриться на четырехкомнатные хоромы.
- Значит, начнем с Чертанова, - согласился с неоспоримыми доводами Илья.
- А если вы оставите свой номер телефона, - устало посмотрела на гостей начальница ДЕЗа, - то я через какое-то время смогу сообщить вам адрес пятого жильца. Все едино в архив ехать, книги домовые отвозить. Если, наконец, выберусь, то полистаю старые записи. Раньше информация непременно дублировалась, попытаюсь выяснить фамилию таинственной Елены Д. и ее следующее место жительства. Все-таки приятно, наверное, человеку будет узнать, что у него есть родственники…, - неожиданно прониклась судьбой неизвестной ей девочки чиновница.
Глава 17
ВЕРНУВШИСЬ после неудачного разговора с Павлом в свою комнату, размазывая слезы по лицу, Люба присела у кроватки, где спала маленькая девочка. Пожилая женщина провела шершавой ладонью по шелковистым волосам ребенка, поправила одеяло. Девочка, сладко посапывая, перевернулась на другой бочок.
«Отдай малышку в детский дом, - вспомнила дворничиха, как советовали ей на поминках соседи. – Ты уже старая, зачем тебе чужая головная боль?»
- Нет, - покачала головой Люба, прикоснувшись губами к щеке девочки, - никакая она мне не чужая. Разве можно дитя лишать домашнего тепла? Я обязательно что-нибудь придумаю.
И для начала снова пошла… работать. Пересчитав копеечную пенсию, в которую советское государство оценило ее многолетний тяжкий дворницкий труд, Люба поняла: даже при самой жесточайшей экономии не то, что одеть, прокормить малышку не сможет. Только снова мести улицы ее, конечно, не взяли. Все вакансии заняты: количество лимитчиков, желающих получить комнату в столичной коммуналке, не убывало. Но для Любы отыскалась вполне приемлемая должность вахтера в школе, прямо во дворе дома. Требования простые: заступать на пост рано, в 7.00, чтобы освободить ночного сторожа и впустить уборщицу. (Для Любы, привыкшей подниматься до солнца, это часть «программы» вообще не представляла проблему). А потом целый день строго призывать к порядку неугомонных первоклассников, которые предпочитают по лестницам не ходить, а носиться, и строго качать головой при виде покуривающих в потаенных уголках старшеклассников. Да, еще каждые 45 минут, когда начнется учебный процесс, не забывать нажимать на кнопку звонка. Чтобы учителя и ученики знали, что урок, наконец, закончился. И торопились заполнить пустые коридоры. Для Любы в этот момент главное нужно быстро добраться до своего угла, чтобы грохочущая людская лавина не свалила замешкавшуюся старушку с ног.
Словом, работа легкая. Но один изъян все же имелся: стол вахтера находился прямо у входной двери. Для больной любиной спины сквозняки - самые злейшие враги. Но строгая директриса требовала, чтобы дежурная находилась именно здесь и отсюда наблюдала за порядком. Люба, как могла, приспособилась: обвязывала спину теплыми платками, пряча их под традиционным, синим сатиновым халатом.
Во время обеда, между переменами днем женщина успевала сбегать домой, разогреть суп и поесть вместе с малышкой. Часам к пяти школа потихоньку стихала. А к семи, когда приходил ночной сторож, тоже одинокий пенсионер, в здании и вовсе никого не оставалось. Поговорив для приличия с Иваном Сергеевичем минут 15, посетовав на нелегкую судьбу, Люба торопилась к себе. Нужно приготовить ужин, поесть, почитать маленькой девочке сказку на ночь. А потом можно уже и самой, закрыв усталые глаза, уронить голову на подушку и провалиться в сон, пока не зазвонит ненавистный будильник. Спасибо, что соседи отнеслись к ее положению с пониманием. И составили нетрадиционный для коммуналки график уборки мест общего пользования. Обычно жильцы каждой комнаты по очереди неделю моют кухню, туалет и коридор. Но Любу вообще исключили из списка, оставив за ней обязанность лишь следить за чистотой на газовой плите, когда готовит, и своем столике на кухне.
Маленькая девочка, которую мама Ольгушка и бабушка Люба ласково называли не иначе как Лисенком или Лисонькой – протерла глаза, подперла ладошкой голову и посмотрела в окно. Она загадала: если увидит яркий-яркий свет, то есть на дворе настоящий солнечный день, значит, сегодня непременно придет мама. Но, увы, пространство за квадратной рамой выглядело серо и хмуро. Мало того, по подоконнику с наружной стороны звонко, без перерывов барабанил дождик: «точка-точка-точка-точка»… Неужели и сегодня мама не придет?
Девочка спустила ноги с кроватки и съехала на пол, точно попав сразу в оба тапочка, лежавших на линолеуме. Еще совсем недавно девочку каждое утро будила бабушка Люба, но старая женщина объяснила, что теперь ей надо уходить на работу, поэтому девочке придется срочно стать большой. Большой, так большой, решил ребенок и отныне стал считать себя самостоятельным. Что выражалось, во-первых, в том, что Лисонька никогда не плакала (только иногда, чуть-чуть, в подушку, когда мама уж слишком долго не приходила), а во-вторых, научилась одеваться, умываться и даже завязывать шнурки на ботиночках без помощи взрослых.
Девочка сняла ночную рубашку, аккуратно сложила ее на подушке, взяла с соседнего стула майку, штаны и кофту, и направилась к окну. Одевшись, она задумала хитрость: пусть первое желание не считается, нужно загадать еще раз и по-другому. Пододвинув табуретку, Лисонька забралась с ногами на подоконник: может быть, серость, хмурость и дождик занимают лишь часть улицы, а на небе, например, есть хоть какой-то маленький просвет, куда выглядывает солнышко? И тогда мама все же придет? С подоконника можно увидеть кусочек неба, но и его цвет оказался неутешительным, таким же грустным.
Она ждала маму каждый день. И когда Ольгушка появлялась, девочка старалась не отходить от нее, держась крепко за юбку. Она радостно вскрикивала, когда мама доставала из пакета новую куклу, сандалии или конфеты, чтобы доставить удовольствие Ольгушке. Но все эти подарки на самом деле не интересовали малышку. Самое главное - она могла прикоснуться к маминой руке, а если Ольгушка сажала дочку к себе на колени, могла даже прижаться щекой к ее холодной щеке. Лисонька сидела бы так долго-долго, вдыхая запах маминых волос, таких же вьющихся, как и у нее. Но в какой-то миг мама убегала, и девочке приходилось ждать следующей встречи.
А вдруг мама больше не придет? Вздохнула девочка и слезла с подоконника. Ольгушки почему-то давно не было, дней больше, чем пальчиков у Лисоньки на руке (девочка еще не умела считать по-другому, поэтому каждое утро она просто загибала новый пальчик). Такого раньше никогда не случалось. Нет, она придет, обязательно придет. Только бы… появилось солнышко за окном.