Николай II, вступив на престол, оставил союзный договор с республиканской Францией в силе, сохранив тем самым внешнеполитическую и военно-стратегическую ориентацию России на формирующуюся Антанту (Англия, Франция, Россия). Европа медленно, но неуклонно скатывалась в пучину войны.
На переломном этапе мировой и российской истории на царском престоле в лице Николая II оказался человек, оценки которого как государственного деятеля неоднозначны и чрезвычайно противоречивы: от осуждения и очернения — до идеализации. Достаточно вспомнить роман Пикуля «У последней черты» и поставленный по его мотивам фильм Э. Климова «Агония», являющиеся квинтэссенцией тенденциозных и идеологизированных оценок царствования Николая II.
Вместе с тем в советский период интерес к личности царя, к узнаванию всей неудобной для власти правды о его трагическом финале не удалось заглушить официальными трактовками совершённого злодеяния. Для того чтобы войти в музей «Ипатьевский дом» в Свердловске (теперь Екатеринбурге), где произошло убийство царя и его семьи, выстраивались очереди людей — местных, приезжих и просто следовавших через Свердловск дальше на восток. Например, по свидетельству одного очевидца, студенты-комсомольцы Казанского медицинского института, добровольно отправившиеся летом 1956 г. на освоение целинных и залежных земель в Павлодарскую область (Майский район, совхоз Ворошиловградский), во время длительной остановки их поезда в Свердловске, все, без исключения, пошли на организованную для них экскурсию в Ипатьевский дом. Они, точнее весь комсомольский поезд, отстояли очередь, чтобы выслушать рассказ женщины-экскурсовода и содрогнуться от жестокой правды, которую она донесла до них, воспроизведя пронзительные слова последнего Царя, обращенные к его убийцам: «И в детей стрелять будете?» Позднее Б.Н. Ельцин, будучи секретарём Свердловского обкома КПСС, отдаст приказ взорвать музей «Ипатьевский дом». На месте преступления останется лежать несколько брёвен. Затем здесь будет построена часовня. О пересмотре властью своего отношения к трагедии царской семьи может свидетельствовать организованное президентом РФ Ельциным торжественное перезахоронение останков царя и его семьи, которые, однако, не признаются подлинными Русской Православной Церковью, канонизировавшей Николая II как Государя-Великомученика. Тем временем один из убийц царя и его семьи спокойно умрёт в Центральной клинической больнице (бывшей Кремлёвской), не будучи привлечённым к ответу и нисколько не раскаявшись в содеянном.
Не вызывает сомнений, что на исторический облик Николая II легла длинная тень информационно-психологической войны, развязанной против царя внешними ненавистниками России и внутренними борцами с самодержавием всех мастей — от либералов до большевиков. Приходится констатировать и то, что и последний царь, и его окружение, и правительство эту войну проиграли. И это имело самые негативные последствия для судьбы Российской империи.
Современники отмечали в Николае II застенчивость, какую-то отстранённость от происходящих событий. Министр иностранных дел А.П. Извольский в своих воспоминаниях приводит следующие слова императора: «Если Вы видите меня столь спокойным, то это потому, что я имею твёрдую и полную уверенность, что судьба России, точно так же как судьба моя и моей семьи, находится в руках Бога, Который поставил меня на моё место»{255}.
По мнению российского историка и дипломата М.В. Майорова, Николай II не обладал ни сокрушающей энергией Петра I, ни прозорливым умом Екатерины II. Как считает Майоров, последний император не соответствовал требованиям времени: образцом правителя для него был царь Алексей Михайлович (отец Петра I), хранивший традиции старины и самодержавия как основы могущества и благосостояния России{256}.
Такие характеристики легко вписываются в русло информационно-психологической войны, поскольку страдают односторонностью и не дают реалистичного представления о трагической личности последнего русского венценосца и его деяниях на благо России. Современный историк П.В. Мультатули в своём очередном исследовании, посвященном царствованию Николая II, развенчивает тенденциозные и несправедливые наветы на Государя, показывая, что и в помыслах, и в делах он был достойным преемником лучших российских самодержцев{257}.
Николай II, как и все российские императоры, с упованием на Бога и убеждённостью в божественной легитимности самодержавной власти совмещал активную деятельность по укреплению международных позиций России не только как великой державы, но и как части света. С могуществом империи он связывал и свою личную славу, и своё место в истории.
На западе он, помня завет отца, поначалу старался избегать открытых конфликтов, хотя равновесие на европейском континенте грозил нарушить германский рейх, озабоченный расширением для немцев «места под солнцем» и связанный узами «нибелунговой верности» с Австро-Венгрией, выступавшей соперником России на Балканах.
Однако на востоке российская политика не могла исключать возможность конфликтов, ибо планы на этом направлении были особенно дерзновенны. Здесь Николай II намеревался достойно завершить многовековой труд наших казаков, этих «красивейших своей отвагой из всех рыскавших по ещё молодой и просторной земле человеческих хищников», которые «с крестом на шее, несколькими зарядами за пазухой» и в сопровождении купеческой братии протоптали России путь через Сибирь к открытому ими Амурскому краю{258}. Николай II хотел исправить геостратегические промахи прежних самодержцев, не сумевших своевременно (в отсутствие конкуренции со стороны великих держав) воспользоваться подвигами русской вольницы, и обеспечить России выход через Манчжурию и Корею к тёплому Жёлтому морю, т.е. к тому востоку (или южноазиатским странам), для отыскания которого западные европейцы в XV и XVI столетиях предприняли целый ряд морских походов, открыв путь на юг Азии вокруг мыса Доброй Надежды. Этому великому геостратегическому замыслу отвечал и великий инфраструктурный проект: соединить железной дорогой военный порт Порт-Артур и город Дальний на Ляодунском полуострове через Маньчжурию, потом через всю Сибирь и Россию с Балтикой. Но в XX в. этому плану Николая II, поддерживаемому Германией, уже противостояли интересы Великобритании, а также США, которые, овладев Кубой, Гуамом и Филиппинами, «в несколько скачков оказались в самом центре великой восточной арены».
Уже с первого дня постройки Транссибирской железной дороги (строительство началось в 1891 г.) американские советники при японском министерстве иностранных дел убедили Японию в том, что Россия никоим образом не может удовлетвориться замерзающим на 100 дней в году и лежащим на закрытом море Владивостоком как конечной станцией своего грандиозного пути и будет искать нового, более удобного выхода на Корейском полуострове. В результате, как утверждали американские советники, Япония окажется на краю гибели, а потому ей следует предупредить Россию и самой занять Корею{259}. Поддерживаемая Великобританией и США, Япония стала готовиться к войне с Россией. Тем самым она добровольно взяла на себя роль «англосаксонского караульщика» при выходе России в Азию. Чтобы нейтрализовать Россию как конкурента в Азиатско-Тихоокеанском регионе, английским и американским стратегам было важно уничтожить торговый и военный флоты России, ослабить её до пределов возможного и оттеснить от Тихого океана в глубь Сибири{260}. Решение этой задачи виделось не только на путях сотрудничества с Японией в борьбе против России, но и в поддержке тех организаций и движений, которые направляли свои усилия на разложение Российской империи изнутри.