Она прекрасно выглядела, просто вызывающе — хорошо выспавшаяся и ухоженная. Она принесла шприц для инъекций и попросила меня оголить правое бедро. Я снял пижамные брюки. Она вонзила иглу.

— Так, — довольно сказала она.

— Что вы мне вкололи?

— Успокоительное, — сказала она. — Попозже вам сделают еще один укол.

— Зачем?

— Чтобы вы хорошо себя чувствовали, мистер Чендлер. Вот увидите, средство чудесным образом вас успокоит.

— Я не волнуюсь.

— Да, я вижу, — сказала она и улыбнулась. — У вас есть какие-нибудь пожелания?

— Я хочу посмотреть на себя в зеркало.

— Лучше не надо, — засмеялась она.

— Вы должны исполнить последнюю волю приговоренного, — настаивал я.

— Хорошо, — сказала она и достала зеркальце из шкафа. Она держала его передо мной, а я рассматривал себя. Я выглядел ужасно. Кожа головы покраснела, были видны следы от нескольких срезанных прыщей. Кости черепа рельефно выступали.

— Спасибо, — сказал я.

— Я вас предупреждала! — Она опять рассмеялась, положила зеркальце на место и ушла.

Я впадал в полусонное состояние. Все звуки стирались, мне опять было все безразлично. Я потерял ощущение времени, мне казалось, прошло минут пять, когда пришла медсестра. Оказалось, прошло уже полчаса.

После второй инъекции я погрузился в легкую дремоту. Несколько раз приходила и уходила доктор Ройтер. Я видел ее через полузакрытые глаза, слышал, когда она разговаривала со мной, я делал, что она говорила, но потом сразу же забывал ее слова. У меня были пожелания относительно удовлетворения определенных потребностей, но я еще не дошел до того, чтобы их озвучить.

— Госпожа доктор, — услышал я себя, — есть еще кое-что, о чем я хочу попросить. Речь идет о моей фирме. Надо… — Но на этом отрезке моей речи я потерял голос, способность концентрироваться исчезла, мои мысли путешествовали легко и свободно. Я забыл, что хотел сказать. Нет, я еще знал это. А потом уже не знал. И вообще это было не так важно. Не было ничего очень важного. И все казалось достаточно приятным…

Пришел огромный парень в белом халате и вкатил в палату операционную тележку. Он подошел ко мне, поднял меня из кровати как маленького ребенка, положил на тележку, накрыл простыней и повез к выходу. Я был невыразимо далеко от всего, но мог воспринимать все, что было вокруг меня, — голоса и лица, двери, окна, грузовой лифт.

Мы доехали до предоперационной, которая находилась вверху под крышей. Здесь великан оставил меня одного. Рядом разговаривали несколько человек. Инъекция уже действовала во всю свою силу. Я слышал голоса, но не понимал слов, я уже не знал, что они обозначают. Казалось, время безмерно расширяется, минуты превращались в часы. Почему ничего не происходило? Почему ко мне никто не подходит? Почему, наконец, меня не забирают? Но вскоре меня забрали, великан и медсестра. Они ввезли меня в операционную. Огромные окна операционной были затемнены, горели сильные лампы. Они подняли меня с тележки и положили на операционный стол под светящимся серебряным шаром. Надо мной склонились незнакомые лица. Они действительно были мне незнакомы? Неожиданно мне показалось, я узнал доктора Вогта.

— Как вы себя чувствуете? — спросило лицо, которое напомнило мне Вогта. Оно плавало в молочном свете блестящего купола.

— Хорошо, спасибо, — сказал я, но я уже не слышал собственного голоса. Лицо уплыло.

Медсестра закрепила мои руки. Теперь я не мог больше шевелиться. В следующее мгновение у меня зачесался нос. Он чесался невыносимо, я пытался подавить раздражение, но мне это не удавалось. Нос чесался все сильнее.

— Нос, — сказал я.

— Что? — спросила медсестра.

— Почешите его, пожалуйста.

Она выполнила мою просьбу.

Со всех сторон подошли люди в белом и посмотрели на меня.

— Пожалуй, начнем, — сказал один из них.

Забряцали инструменты. Что-то зажужжало.

Невидимые руки коснулись моего голого черепа. Нет, думал я, нет же! Я же еще в сознании, я же все вижу и чувствую. Как вы можете начинать, если я все чувствую?

У меня опять зачесался нос.

Может, через час я умру, подумал я. Может, я вижу этот зал в последний раз. Может, в этот момент заканчивается моя жизнь …

На лицах были маски. Кто-то провел холодным предметом по моей голове. Если я умру, подумал я, я ничего не оставлю после себя. Ни печали, ни друга, ничего прекрасного, никаких достижений, никаких воспоминаний. Никакой ненависти. И никакой любви. Никакого примера. Ничего. Если порассуждать, моя жизнь не была красивой. Или все же… Иногда она была прекрасной. Несколько часов. Я попытался вспомнить какой-нибудь из таких часов. Но мне ничего не приходило в голову.

Нос опять начал чесаться.

— Пожалуйста, сестра, — пробормотал я. Она почесала меня левой рукой. А правой воткнула мне иглу в предплечье. Это было последнее, что я помню. В следующий момент свет погас, голоса стихли, и я провалился в шахту глубокого темного колодца.

19

На дне колодца стало опять светло.

Он был похож на задворки. Здания вокруг представляли собой руины, окна — темные дыры. Было холодно, небо было серым. Здесь валялись рухлядь и мусор всех видов, множество отходов и нечистот. Под голым каштаном стояла скамейка. На скамейке сидела Иоланта. Я увидел ее сразу же, как вошел во двор, и подошел к ней.

— Извини, я опоздал.

— Ничего, — ответила она, — я жду всего два года.

На ней была длинная светлая одежда, похожая на роскошную ночную сорочку. Она встала и пошла по пустынному двору.

— Нам надо торопиться, — сказала она, — поезд скоро отходит. Через мгновение она добавила: — Он последний.

Мы быстро пошли вперед, хотя земля была очень неровной. Казалось, наши ноги почти не касаются ее, мы парили над ней, как в полете. Мы покинули двор и вошли через низкий грязный коридор внутрь руин.

— Смотри, — сказала Иоланта. Она показала рукой в угол бывшей ванной комнаты. Там сидели две большие розовые крысы и серьезно смотрели на нас.

— Они тоже хотели уехать, — сказала Иоланта. — Но им не дали визу.

— Нужна виза?

— Это ввели несколько дней назад, — сказала она и кивнула крысам.

— Желаем счастья! — крикнула одна крыса.

— Спасибо, — сказала Иоланта.

Мы вышли на улицу. Это была пустая выжженная улица. Мертвые дома как призраки обрамляли ее с обеих сторон. Под полуразрушенными арками ворот в плетеных креслах сидели люди, все выглядело так, как будто был конец рабочего дня. Все люди на этой улице были в летней одежде. И все они были мертвы. Их провалившиеся глаза смотрели в пустоту. Иоланта здоровалась с ними, когда мы проходили мимо. Мертвецы не двигались. Но Иоланта продолжала сердечно их приветствовать.

— Они имеют большое влияние, — объяснила она мне.

— Где?

— В правлении вокзала, — сказала она и потащила меня дальше. Ее белое платье обвевалось вокруг нее. Поднялся сильный ветер, начался мелкий дождь.

Вокзал, до которого мы, немного поплутав, дошли, тоже был сожжен. Перед временными кассами стояли длинные очереди. Я хотел тоже встать в очередь, но Иоланта потащила меня дальше. Мы быстро обошли вокруг вокзала и подошли к маленькой деревянной двери, в которую Иоланта постучала. Открыл великан в белом халате. Похоже, он знал Иоланту, потому что кивнул и впустил нас в зал ожидания третьего класса. Он закрыл за нами дверь, схватил Иоланту и одним движением сорвал с нее платье. Под платьем на ней ничего не было. Он поцеловал ее. Я стоял рядом и не двигался. Поцелуй длился долго. Снаружи на платформе заревел локомотив. Великан отпустил Иоланту.

— Пойдемте, — сказал он. Он провел нас через зал ожидания в кабинет, где стоял большой письменный стол. Иоланта, как была, голая, и я, в обычном костюме, встали перед столом. За столом сидел профессор Вогт. На нем был плащ с поднятым воротником, он кивнул нам.

— Доброе утро, что вы желаете? — Он нас не знал. Великан что-то сказал ему на ухо. Лицо Вогта изобразило удивление.