Ратоф с подавленным видом на «мерседесе» проводил Филиппа до отеля «Интерконтиненталь», располагавшегося недалеко от аэропорта Лохаузен.

Водитель помог им обоим выйти из машины. Ратоф положил руку Филиппу на плечо, сопровождая его к отелю.

— Я знаю, и ты, и все остальные сделаете все, что в ваших силах. Вы первоклассные специалисты. А ты лучший из лучших, это я тебе абсолютно честно говорю, нет, правда, Филипп, не смейся, это чистая правда! Сделайте, ради бога, все, на что вы способны, чтобы обнаружить этот чертов вирус! Вы просто обязаны его найти!

Филипп внимательно посмотрел на Ратофа.

— Что с тобой?

— Боюсь, ты сошел с ума. Вы придумываете защитные программы, одну за другой. Вы намерены создать безупречную защитную программу, через которую в систему не проскользнуть ни одному вирусу, даже если за это возьмется самый одаренный злоумышленник — и тут же умоляешь меня этот самый вирус отыскать. Большего бреда я ни от кого не слышал, а из твоих уст и вовсе услышать не ожидал…

Близкий к истерике Ратоф перебил его:

— Именно из моих уст, дружище! И никакого бреда тут нет. Это самая естественная вещь в мире, что я тебя в данном случае умоляю обнаружить вирус. Бог свидетель, у меня самые честные намерения.

— Но почему, Дональд, почему?

— Потому, что этот ускоритель построила «Дельфи», идиот! Потому что эта установка унесла человеческую жизнь, и неизвестно, выживут ли остальные двое. Это, это… я учитываю порядок приоритетов, только и всего… Да, мы пытаемся создать безупречную защитную программу. Но пока что у нас ее нет. В данной ситуации я могу сказать — и слава Богу, что нет.

— Ты все-таки спятил!

— А вот и нет, а вот и нет! Ибо если бы эта программа у нас уже была бы, она никакого вируса не пропустила бы, и тогда мне конец. Однако, к счастью, все имеющиеся у нас программы не без изъянов, и вирус вполне мог проникнуть в программу ускорителя, он просто должен был проникнуть в нее, и ты должен его обнаружить, ты должен сделать это, Филипп, ну пожалуйста! Не то они меня…

— Тебя? Почему тебя? С какой стати?..

— Да пойми же ты, дружище! Я — директор исследовательского центра фирмы. А кто-то всегда во всем виноват. Так было во все времена, так оно и будет. Я не имею ни малейшего отношения ни к созданию этого ускорителя, ни к созданию вычислительного центра в Эттлингене, я не конструктор, но я отвечаю за все, что создано нашей фирмой. Если вы никакого вируса не обнаружите, если станет известно, что «Дельфи» делает установки с серьезными изъянами, опасными для жизни персонала, то никто и не подумает придираться к главным конструкторам и ведущим специалистам, — в фокусе всеобщего возмущения окажусь я — не возражай мне! — да, я, и никто другой. И они будут вынуждены вышвырнуть меня — «под давлением общественности»! Я стану козлом отпущения. Со мной будет покончено раз и навсегда, Филипп, если ты не найдешь вирус, если это свинство действительно произошло по нашей вине. Времена, когда увольняли стрелочников, миновали. Общественность требует крупных жертвоприношений!..

— Послушай, Дональд…

— Не перебивай меня! Если они выгонят меня и устроят вдогонку целый трамтарарам, ни одна собака ко мне и близко не подойдет. И о работе мне придется забыть навсегда. И тогда мне конец. Бедная моя жена, бедная моя дочка Николь — какой позор их ожидает! Мы так счастливы, что Николь эти полгода будет жить у нас, потому что ее послали на стажировку в Университет имени Гёте, она будет ассистенткой у знаменитого профессора, я тебе уже рассказывал…

— Да, рассказывал уже. Но послушай…

Ратоф не стал его слушать. Со смешанным чувством удовлетворения и отвращения, но без злорадства Филипп думал: «Вот ты каков. Кто ниже, того топчи, а кто повыше, перед тем прогибайся. Пусть хоть все вокруг сгинут, лишь бы тебя самого, твою жизнь и твою замечательную дочь Николь эта судьба миновала!»

— Если мне дадут пинок под зад, — сказал косоротый, — если я стану для них козлом отпущения, тогда…

«Ну? — подумал Филипп. — Ну, и что тогда?»

— …тогда я покончу с собой!

— Прекрати городить чушь, дружище!

— Я покончу с собой, это я тебе честно говорю.

«А есть ли у тебя эта самая честь?» — подумал Филипп, у которого все больше портилось настроение при виде этого представителя расы господ.

— Знаешь что, давай не будем, — сказал он. — Это должен быть вирус. И мы его найдем. Не беспокойся на этот счет! Для тебя все кончится хорошо. Мы сделаем все, что сможем, все.

— Благодарю тебя, — забормотал Ратоф. — Спасибо тебе, спасибо, — он даже отдал Филиппу поклон. В последнюю секунду Филипп успел отдернуть руку — не то Ратоф поцеловал бы ее.

— Нет, ты все-таки спятил!

— Да, со страха, правда, честное слово!

— Возвращайся в свой отель и выпей для храбрости! Тебе ничего не угрожает. Поверь мне.

— Благодарю! — бормотал Ратоф. — Благодарю! Я тобой восхищаюсь… Я перед тобой преклоняюсь…

«И выгнал меня из фирмы», — подумал Филипп.

Наконец, Ратоф сел в «мерседес», и машина отъехала. Когда Филипп вернулся в отель, ночной портье поторопился дать ему ключи от номера. Он поднялся в свой номер на пятом этаже, из окон которого сейчас был хорошо виден ярко освещенный аэропорт.

Он сел за письменный стол у открытого окна и набрал номер телефона Клод. Было около одиннадцати вечера, и он почти не рассчитывал, что ему ответят. Но вот в трубке зазвучал записанный на пленку голос Сержа: «Вы набрали номер…» — и последовал женевский номер телефона Клод.

— К сожалению, абонента в данный момент нет дома. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после гудка, мы вам перезвоним!

«Клод уже наверняка спит, — подумал Филипп. И тут он ощутил приступ ревности. — Почему это на автоответчике записан не ее голос, а голос Сержа? Разве это он напустил для Клод ванну теплой воды с пахучей солью, разве он выбрал для Клод музыку Сати, разве это Серж массировал ноги Клод, разве это он готовил для нее разные вкусные блюда? Что они там друг с другом обсуждают? Сидит ли Серж на краю ее постели? Или спит на маленьком диванчике? Остался ли он у нее на ночь? Сколько всяких вопросов… Что бы они там ни говорили, а все-таки…»

Сигнальный гудок на автоответчике уже отзвучал. Он еще раз набрал тот же номер телефона и наговорил на автоответчик свой номер телефона в «Интерконтинентале».

— Пожалуйста, позвоните мне, — говорил он, — и дайте знать, где и во сколько я могу вас застать.

Подумав немного, добавил:

— Будьте живы и здоровы! Спокойной ночи!

Положив трубку, он тут же снова схватил ее и набрал номер телефона ночного портье.

— Чем могу служить вам, месье Сорель? — тотчас же отозвался он.

— Я хотел бы завтра утром, как можно раньше, послать через «Флойроп»[80] розы в Женеву. Тридцать пять красных роз на длинных стеблях.

— Очень хорошо, господин Сорель. Куда послать розы?

— Мадам Клод Фалькон.

— Ее адрес?

— Цветочный магазин в Женеве должен выяснить по телефону, где даме будет угодно получить букет. Либо у себя дома… — он назвал номер телефона и адрес, — либо в Пти Пале…

— Пти Пале, — повторил ночной портье.

— Пти Пале в Женеве каждый знает. В субботу там открывается выставка, и мадам Фалькон наверняка будет в музее.

— Понимаю, господин Сорель. Все будет сделано. Желаете передать какое-нибудь письменное сообщение?

— Да, — сказал Филипп. — Je t’aime. Philip[81].

— Je t’aime. Philip, — повторил ночной портье. — Благодарю вас, месье Сорель. Желаю вам спокойной ночи.

— Спасибо! — Филипп опять положил трубку. Посидел без движения, глядя на далекие огни аэропорта. Самолеты в это время суток не взлетали и не садились.

Глаза его закрылись сами по себе.

5

Ночь в Местре. Вокзал недалеко от Венеции. Теплый, липкий воздух. Вонь от нефтеперегонного завода и от уборных. Он ждет поезда на Милан, ему необходимо попасть в Милан, это вопрос жизни и смерти, но поезд все не приходит, он ждет его уже год, десятилетия. Он весь в поту. Вот уже десятки лет он ходит по перрону взад и вперед. Колокол в церкви пробил четыре раза. В предутренней тьме светятся тусклые лампочки. Он мечется по перрону. Рестораны и все магазинчики закрыты. Несет гнилью, это отвратительная сладковатая вонь, а в конце перрона на старом чемодане сидит Смерть. Вот он, наконец, подходит к ней.