— Восхитительно, — пробормотал Марро.
— Ратоф тем не менее упирался около шести часов. После очередного разговора по мобильному телефону с дочерью, когда она сказала ему, что ствол пистолета охранника давит ей на лоб, он сдался и сделал подробное признание. Вечером восьмого октября один из наших «коллег» уехал со снятой кассетой — без сомнения, для того, чтобы проверить где и с кем надо, правдиво ли это признание и во всем ли оно соответствует действительности. Кто именно должен был решить это, мы не знаем. Длилась проверка долго, он вернулся только во второй половине дня девятого октября. И сказал, что все о’кей и мы с Кимом можем получить нашу копию. Мы ее просмотрели. А около полуночи девятого октября была произведена та съемка, которую вы, господин Сорель, видите в данный момент. Тем временем Ким получил вторую часть обещанного гонорара, и он сказал мне, чтобы я утром следующего дня первым же рейсом вылетела в Женеву и передала весь материал мэтру Марро.
Клод по-прежнему смотрела прямо перед собой невидящим взглядом.
— После чего, — продолжала Симона, — я улечу далеко-далеко отсюда. Только после того, как я прибуду в условленное место, Дональда Ратофа и его дочь Николь освободят. Мой муж Ким уже находится в этом месте. Оттуда мы двинемся дальше. Все спланировано так, чтобы нас никто не нашел. Мы вам больше не дадим знать о себе. И никогда в родные места не вернемся. Кто был нашими заказчиками, угадать нетрудно: конкуренты «Дельфи». Что вы сделаете с кассетой, нам безразлично. У нас есть деньги, мы их получили, а вы, господин Сорель, получили от нас кассету с признанием. Хочу еще раз процитировать Кима: «Теперь мы квиты».
Изображение Симоны пропало, побежали черно-белые кадры, и Марро остановил видеомагнитофон.
— Побыстрее вынимайте ее! — сказал он.
Дрожащими руками Филипп вынул кассету из видеомагнитофона и положил ее на столик рядом с телевизором. Вскоре после этого послышался негромкий хлопок, вспыхнул огонек пламени, и вот уже на столике не осталось ничего кроме горстки пепла.
— Теперь вторую! — сказал Марро, ненадолго открывший окно, чтобы проветрить кабинет.
Он протянул Филиппу еще одну кассету.
— Не задавайте ненужных вопросов! И не перебивайте меня! Речь в самом деле идет о вашей жизни, месье Сорель, и о вашей тоже, мадам Фалькон… Вставляйте кассету в видеомагнитофон, и побыстрее, месье!
Филипп не мог заставить себя сойти с места.
— Ну-ну! — в некотором раздражении проговорил Марро. — Возьмите себя в руки, месье!
Пошла вторая кассета — это адвокат нажал кнопку на пульте. После цифр «три», «два», «один» на экране появилось изображение Дональда Ратофа. Его толстое лицо с косым ртом было очень бледным, голый череп блестел в свете прожектора, лоб был усеян мелкими капельками пота. Чья-то рука держала перед его грудью экземпляр «Штутгартер цайтунг». Камера приблизилась к Ратофу, и можно было увидеть дату на первой полосе газеты «8 октября» и заголовок передовой статьи. Потом камера отъехала, и изображение газеты пропало. Ратоф, одетый в полосатую пижаму, был связан.
— Меня зовут Дональд Ратоф. Я возглавляю исследовательский центр фирмы «Дельфи» во Франкфурте и являюсь членом правления всего концерна «Дельфи». Чтобы спасти жизнь моей дочери Николь и свою собственную — нас похитили! — я сделаю следующее правдивое признание: «Дельфи» получила заказ на разработку компьютерной программы, которая после вирусной атаки обеспечивает исчезновение всех, абсолютно всех мельчайших частиц, которые, всегда присутствуют в программах для «внедрения вируса. В профессиональной среде эта программа получила название «пылесоса». Это самый крупный заказ из всех, когда-либо полученных «Дельфи». Один аванс составил двести миллионов долларов. Кем был сделан этот заказ, я не знаю. Мне известно лишь, что за этот заказ боролись многие наши непосредственные конкуренты из разных стран. Переговоры проходили между посредниками заказчика и председателем правления нашего концерна. Повторяю: я не знаю, кто именно является заказчиком. Но деньги на кон поставлены огромные. Обо всем этом Сорель не имел, конечно, ни малейшего представления; мы лишь поручили ему проанализировать последствия трех вирусных экспериментов — на комбинате лекарственных препаратов в Шпандау, на ускорителе в Дюссельдорфе и после столкновения двух самолетов над Ингольштадтом. Сорель был абсолютно убежден в том, что «Дельфи» и другие фирмы во всем мире работают над созданием идеальной защитной программы для компьютеров, которую никакому вирусу преодолеть будет не под силу…
Ратоф прокашлялся и сузил глаза. На экране появилась рука в перчатке и утерла Ратофу носовым платком пот со лба. Филипп, сердце которого билось сейчас сильнее и чаще, чем обычно, подумал: «С тех пор, как я знаком с косоротым, он при любой возможности повторял, что он говорит искренно и честно. А сейчас он этого ни разу не сказал. Неужели страх обладает терапевтическим свойством?»
Снова прозвучал голос Ратофа:
— Признаюсь, что специалисты из «Дельфи» под моим руководством инсценировали все три эксперимента, чтобы проверить, как далеко мы зашли в создании «пылесоса» и сумеет ли Сорель обнаружить эти остаточные частицы. Он дважды обнаруживал их достаточно быстро, а в третий раз — только с помощью французской программы новейшего образца. Что послужило для нас доказательством того, что мы значительно продвинулись вперед в деле создания «пылесоса». Этот успешный результат был нами заранее просчитан, и поэтому в случае с авиакатастрофой мы не стали прибегать к фокусу с числом из Апокалипсиса, цифровой последовательностью шесть-шесть-шесть. В предыдущих случаях мы использовали эти цифры, чтобы терроризировать население, чтобы запугивать легковерных и навлечь подозрение на разные организации и лиц, которые могут руководствоваться в своих действиях самыми разными мотивами: короче говоря, чтобы отвести внимание от себя…
Ратоф поднял глаза, он, несомненно, что-то читал.
— Мне на информационной доске указали на то, что в моем признании об организованных нами катастрофах — я не имею права называть их «экспериментами»! — я должен осветить в мельчайших подробностях все, что касается работы над «пылесосом».
Что он и сделал, детально описывая все, имевшее отношение к трагическим событиям в Берлине, а также к двум другим катастрофам — не опуская технических особенностей каждой из этих трех террористических вирусных атак.
— Далее, — сказал он, — мне напоминают на информационной доске, чтобы я объяснил, почему катастрофы инсценировались с таким размахом. За исключением случая в Дюссельдорфе, не повлекшего за собой большого числа жертв, катастрофы должны были ошеломить своим размахом и последствиями, чтобы к их расследованию привлекли лучших специалистов во всех областях, в том числе и вирусологов, и, конечно, самого Филиппа Сореля. Да, нам было необходимо участие в расследовании самых авторитетных вирусологов, которые даже по самым ничтожным признакам обнаружили бы присутствие в программе вируса, поскольку мы сами работали над программой, которая исключала бы нахождение хоть какого-то доказательства появления вируса. Чем значительнее катастрофа, тем больше гарантии, что против нас будут работать лучшие вирусологи!
«Пес поганый! — подумал Филипп. — И ради этого погибли сотни людей, и еще не известно, сколько останутся калеками на всю жизнь!» Он перевел взгляд на Клод, но та все еще смотрела в пустоту невидящими глазами.
— Сорель, — неумолимо продолжал Ратоф, — после того, как мы удалили его из Франкфурта, постоянно находился под нашим контролем и наблюдением. Так нам стало известно — со всеми подробностями! — о его встрече с Томасом Хоппе в санатории «Лесное умиротворение» и о том, что Хоппе рассказал Сорелю. И поэтому нам в конечном итоге пришлось сделать старику укол, причем никакое вскрытие действие этого препарата не обнаружит…
— Нет! — вскричал Филипп.
— Тихо! — махнул на него рукой мэтр Марро. Ногти Клод впились в ладонь Филиппа.