— Моя невестка? Нанесла вам визит? — переспрашивает Филипп адвоката, который роется в каких-то бумагах.

— Совершенно верно. Мадам Симона Сорель, — Марро поднимает на него глаза. — Времени у нее было в обрез. Мы говорили совсем недолго.

— Что ей было нужно?

— Об этом речь впереди, месье Сорель. Будьте столь добры, не перебивайте меня. Эта красивая дама, с которой нас связывают столь неприятные и некрасивые переживания, принесла подарки для вас. Поскольку мне известно, как близко вы воспринимаете все, что касается жизни месье Сореля, я позволил себе, мадам Фалькон, передать эти подарки вам обоим. Потому что они имеют огромное значение — для вас обоих. — Он ловким движением достает из картонной коробки видеокассету. — Позвольте попросить вас об одной услуге, месье Сорель: вложите эту кассету в видеомагнитофон. Мне что-то не хочется вставать из-за стола.

Филипп принял кассету из его рук. На ней красным фломастером было написано: «Кадры и звук этой видеопленки перезаписи не подлежат! Запись самоуничтожается через десять секунд после первого просмотра!»

Он сунул кассету в видеомагнитофон.

Марро продолжал говорить:

— Солнце светит прямо в окно. Поэтому я задернул гардины. Так вам будет лучше видно. Вот вам пульт, месье. Большое спасибо! — Передавая пульт, он успел нажать на одну из кнопок.

— Ну-с, посмотрим, — проговорил мэтр Марро.

Сначала пошло черно-белое изображение, затем последовали белые цифры «три», «два», «один» — и уже в цвете появилась Симона Сорель. Длинные черные волосы зачесаны назад и перехвачены на затылке заколкой. Филипп увидел ее большие карие глаза, высокий лоб, крупный четко очерченный рот… Его левое веко дернулось. Он вспомнил о встрече с Симоной в «Бо Риваже», о шантаже и о той немыслимой сумме, которую пришлось заплатить мэтру Марро, чтобы избежать скандала. «Что на этот раз? — подумал Филипп. — Я больше этого не вынесу…»

Симона была в серебристой блузке; она сразу начала говорить, глядя прямо в камеру:

— Добрый день, господин Сорель! Хотя я жена Кима и тем самым ваша невестка, полагаю, что официальное обращение будет для вас приятнее, чем, допустим, фамильярное «пап» или «папочка». Мне тоже так удобнее.

Я должна сообщить вам следующее. Поздним вечером седьмого октября 1997 года мы с моим мужем, будучи во Франкфурте, услышали по радио сообщение о том, что в Женеве перед отелем «Бо Риваж» убит владелец галереи Серж Молерон. На нем был ваш светлый плащ. Уже в первом сообщении было упомянуто, что следственная комиссия не исключает возможности, что этот самый светлый плащ стал причиной того, что преступники убили не того, кого намеревались. Убить было решено вас, а не Сержа Молерона…

«Она говорит так же продуманно и уверенно, — подумал Филипп, — как и тогда, когда пришла ко мне в отель. Благовоспитанная дочь добропорядочного врача из Любека…»

— Через час после этого сообщения нам нанес визит некий господин, с которым мы не были знакомы и который нам не представился. Он сказал нам, что ему велено отвезти нас кое-куда, где нам сделают одно предложение. Чтобы убедить нас это предложение принять, он сказал, что речь пойдет об очень большой сумме и назвал ее. После чего мы последовали за ним в его машину…

Мэтр Марро довольно заулыбался, прокашлялся и сказал:

— Пардон!

— Мы находились в пути около трех часов, — продолжала Симона холодно и несколько высокомерно, — поначалу нам казалось, будто мы где-то в Таунусе, но потом, в сумерках, мы потеряли всякую ориентацию. Наконец, машина остановилась перед какой-то виллой. Вы поймете меня, месье Сорель, если я не стану описывать ни вида самой виллы, ни того, как выглядел встретивший нас господин. Да и произошедший между нами разговор я передам вам в самых общих чертах. Он подтвердил, что в Женеве убили не того, кого хотели. Он сказал также, будто вам, месье Сорель, угрожает смертельная опасность. У Кима, дескать, есть шанс спасти вас, если он согласится вместе со мной и еще двумя людьми, которые присоединятся к нам, похитить доктора Дональда Ратофа и его дочь Николь.

— Безумие какое-то… — начал Филипп.

— Тихо! — прикрикнул на него Марро. — Никакое это не безумие после всего, что ваша невестка поведала мне во время своего весьма недолгого визита. Ничто из того, что вы здесь увидите и услышите, безумием не назовешь — и слава богу!..

Симона продолжала говорить:

— Смысл похищения будет состоять в том, объяснил нам этот человек, чтобы заставить Ратофа под угрозой, что в противном случае убьют его самого и его дочь, рассказать при включенной видеокамере со всеми подробностями о том, в какой степени он сам и фирма «Дельфи» повинны в случившихся вирусных атаках и на каком уровне сейчас находится программа, которую этот человек назвал «пылесосом»…

— Этого не может быть, — тихо проговорил Филипп. — Этого не было. Эта женщина лжет!

— Эта женщина не лжет! — с нажимом проговорил выведенный из себя адвокат. — Все это имело место в действительности. Попридержите лучше язык, месье!

— Нам сказали, что мы получим копию признания Ратофа. А оригинал заказчики оставляют у себя. Оригинал может быть использован много раз, с него можно сделать и другие копии. Этот человек сказал, что если Ким передаст такую копию отцу, это может спасти ему жизнь. — Симона скривила свои красивые губы. — Этому человеку было, конечно, известно об отношениях между Кимом и вами, господин Сорель. Его предложение можно было счесть и предельно циничным. Как бы там ни было, для этого человека или, точнее говоря, для тех, кто за ним стоял, — кассета с признаниями Ратофа обладала огромной ценностью. Этот человек сказал, что готов заплатить нам большой аванс, а когда дело будет сделано, расплатиться сполна — и сумма была названа очень большая. Но решать, принимаем мы предложение или нет, мы должны были сразу, на месте. — Симона мягко улыбнулась. — Ким, конечно, немедленно согласился. После чего мы получили аванс, и нас отвезли обратно в город, где в одном неприметном с вида доме нас познакомили с нашими будущими «коллегами». — Симона несколько наклонилась вперед. — Во время этого возвращения в город Ким признался мне, что уже почти потерял всякую надежду на то, что между вами когда-нибудь опять установятся нормальные отношения. Его явно угнетало то, сколько денег вы всякий раз за него платили — по самым разным поводам. Ему не хотелось быть у вас в вечном долгу. А тут ему представилась возможность сбросить с себя эту ношу. Если признания Ратофа имеют для вас такую важность, он это для вас сделает — вы их получите. Буквально он выразился так: «и тогда мы будем квиты».

— «Квиты», — автоматически повторил Филипп.

— А вы что, поцелуев от него ждали? — Марро снова разозлился. — Возьмите себя в руки, месье!

Филипп взглянул на Клод. Она смотрела прямо перед собой невидящим взглядом.

— И той же ночью, — продолжала рассказ Симона, — мы с нашими «коллегами» разработали план похищения Ратофа и его дочери. Это было делом нетрудным. Ратоф все еще находился в больнице на лечении у него — что-то вроде воспаления легких. В «Дельфи» его никто не хватится. Днем восьмого октября мы похитили Ратофа и почти в то же самое время его дочь Николь — в какие заранее подготовленные убежища мы их обоих перевезли, я вам, конечно, говорить не буду. На глазах у Ратофа все время была черная повязка, чтобы он никого из нас не мог видеть… Только во время записи его признания мы сняли повязку, но тогда прямо в лицо ему светил прожектор, а мы стояли в тени…

Мэтр Марро прокашлялся, словно подтверждая ее слова.

— Какая она у вас замечательная, эта ваша невестка, господин Сорель, — в этих словах было столько же уважения, сколько и насмешки.

— Один из наших «коллег» объяснил Ратофу, что его дочь тоже у нас в руках, и мы разрешили ему в течение двадцати секунд поговорить с ней по телефону. Столько же времени мы отвели Ратофу на звонок жене. Он сказал ей, что ему было велено: что они с Николь похищены и что их сразу убьют, если она поставит в известность полицию. Он умолял ее не делать этого, и она согласилась. Тогда другой «коллега» объяснил ему, какого рода признания они от него требуют. Если это признание не будет нами получено, мы сначала убьем его, а потом и его дочь.