Изменить стиль страницы

Задолго до римского завоевания все области Франции, которые сегодня говорят на двух важнейших диалектах французского языка, лангдойле и провансальском, уже владели, благодаря дошедшей до этих мест фригийской традиции, языком римлян ничуть не хуже их самих, каким бы фантастичным не показалось подобное утверждение. Латынь — всего лишь разновидность умбрского диалекта, единственное галльское наречие, следы которого обнаружились в надписях. Римляне сами были кельтским племенем. Их язык — прямой наследник умбрского, латинский диалект, ставший письменным и тут же превратившийся в политический, гражданский и военный язык всей семьи кельто-латинских народов.

Итак, на латыни разговаривали и писали в Галлии задолго до римского завоевания. «Записки» Цезаря не оставляют никаких сомнений по этому поводу. Осажденный в Герговии Цезарь, находясь в окружении галлов и желая отправить письмо одному из своих лейтенантов, не осмелился писать на латыни, потому что большинство его противников были хоть немного, но грамотными и умели не только говорить, но и писать на языке римлян. Он использовал греческий язык, который хотя и знали в Галлии, но все же не так хорошо, как латынь.

Все эти обстоятельства дают основание для вывода, что галльский язык, так же, как и албанский и многие другие языки того времени, никогда не был письменным и что известен он нам только благодаря именам собственным, которые, с одной стороны, свидетельствуют о родственных связях этого языка с латынью, а с другой — говорят о том, что он имел свои особенности. Для своих гражданских обрядов галлы никогда не пользовались никаким другим языком, кроме латыни, правда, с провинциализмами, и иногда достаточно сильно выраженными. Тем не менее, у них был свой алфавит, который, так же как алфавит этрусков и латинский, восходил к фригийскому и сохранил некоторые его особенности, не встречающиеся в латинском алфавите, такие как, например, использование греческих букв «гамма» и «эта». Одно время ученые, столкнувшись с небольшим количеством надписей, сделанных не на латыни, полагали, что открыли некий особенный язык, который и есть галльский; но этот мнимый галльский язык есть не что иное, как греческий, записанный буквами латинского алфавита, и этого вполне достаточно, чтобы сделать его непонятным для тех, кто не слишком хорошо с ним знаком.

Эти надписи, весьма немногочисленные и притом очень короткие, состоят исключительно из религиозных формул и доказывают, что литургический язык галлов не был ни латынью, ни каким-либо особым диалектом. В этом отношении они находились на той же стадии развития, что и вся большая семья кельто-латинских народов, частью которой и были галлы, так как сам латинский язык становится литургическим только начиная с перевода Библии святым Иеронимом, то есть много лет спустя после триумфа христианства. Пока Рим оставался языческим, его литургическим языком был греческий. Ни на одной римской могиле не было найдено надписей религиозного характера на латинском языке. Использование этого языка в эпитафиях не встречается ранее четвертого века до нашей эры и ограничивается исключительно гражданскими обычаями. Он служит для написания имени и добрых качеств покойного. Иногда эпитафия представляет собой фрагмент стихотворения, но мне не известно, чтобы была обнаружена хотя бы одна молитва или надпись религиозного содержания на латыни. Когда они все же встречаются, то написаны на этрусском, то есть древнейшем греческом языке; когда этрусский исчезает, такого рода надписи заменяются орнаментом, состоящим из греческих символов, а не из латинских.

Первая латинская эмблема, которую я сумел здесь обнаружить, является уже христианской и представляет собой ребенка с птицей и виноградом в руках, что и диктует прочтение эмблемы:

AVE PUER JUVA MANIBUS

(О дитя, будь счастливо в мире теней!)

Но не должны ли мы обратить внимание, что эта эмблема совсем не является религиозной? Латынь использовалась при составлении тессер, или особых жетонов, которые служили паролем, позволявшим войти в определенное политическое общество; один из таких жетонов встречается очень часто и на нем можно увидеть овна (ovis), льва (lis) и быка (trio), движущихся друг за другом вокруг кометы. Этот жетон являлся паролем для противников императора Августа и был изготовлен к тому дню, когда император праздновал открытие посвященных Юлию Цезарю спортивных игр в цирке, начало которых ознаменовало появление кометы. OVI–LIS-TRIO читается вместе как «О vil histrio», «гистрион»! Вся композиция может быть сведена к двум стихам:

О vil histrio, lapide
Cometam, circum sequantur.
II

Эти примеры доказывают, что латинский язык, так же, как и греческий, позволял составлять подобного рода эмблемы, которыми древние пользовались очень часто, и что если они вовсе не были религиозными символами, то причина этому та же, по которой сегодня турки не могут молиться на своем языке, использовать для этих целей им разрешено лишь арабский.

Именно поэтому в латинских эпитафиях иногда обнаруживают финикийское выражение, записанное латинскими буквами, так как язык финикийцев был в свое время литургическим, а латынь была удостоена такой чести только во времена христианства. Все памятники галлов, которые я до настоящего дня видел, позволяют мне сделать вывод, что до христианской эры и несколько столетий после ее начала в Галлии не было другого литургического языка, кроме греческого, и что надписи на всех этих памятниках были составлены на греческом в третьем или четвертом веке нашей эры, когда появляется и вульгарная латынь, называвшаяся «язык Таис», «Tec» (Thes), то есть «язык слуг», на котором разговаривали низшие классы общества галлов. Первый из памятников такого рода попался мне на глаза в музее Эпиналя, и название деревни Бувемон (Bouvemont) читалось на нем как «поднимающиеся быки» (boeufs qui montent).

В том же самом музее есть и другой памятник, не менее любопытный и важный, чем предыдущий, поскольку на нем можно найти пять-шесть галльских слов, возможно, единственных, дошедших до нас. Этот барельеф, изготовленный из красной вогезской глины, ранее украшал одно из кладбищ; на нем изображен бог галлов Огмий, держащий правую руку на груди, а левой опирающийся на посох странника. Он вырезан на плоскости, поддерживаемой двумя дельфинами, а на его голове сидит ворон. С обеих сторон возле его ушей можно увидеть ленточки и надпись, которая прекрасно сохранилась:

CIBRONA TEANIOMAI МЕО.

Известно, что слово Брон (Bron) или Брун (Brun) служило у галлов одним из имен ворона, и поэтому надпись, приведенная выше, гласит: CIBRONA, ворон на голове; ТЕ ANI, две ленточки; ОМА IME, одежда на плече.

Такое прочтение дает нам язык, очень близкий греческому, однако на нем ничего особенного не сообщается; в то же самое время, если записать этот эпиграф греческими буквами, нельзя будет не увидеть в этой надписи самый распространенный в греческом богослужении символ:

Σιβρο ναττε, ανιςμαι μαιω
(Сибарис я топтал ногами, я пребываю в скорби, я ищу).

То, чего здесь недостает, восполняется за счет орнамента, добавив который, получим следующий стих:

Οδιτες διχτιτ Κιδδοι
Σιβρο ναττε, ανιςμαι
μαιω Αχμον χρηδτ ηρινον
(Странник, запутавшийся в сетях Куссе,
Сибарис я топтал ногами, я пребываю в скорби,
я ищу счастливую весну Акмона).

Акмон, третий из кабиров, ведет свои имя от наковальни, галлы произносили его как Огмий. Он олицетворял силу жизни, или же солнце в день весеннего равноденствия.