— А почему мы должны им помогать? — возмущался Хидэо. — Ведь женщины не работают! Это они должны о нас заботиться.

— Я всё делаю для мужа, — признавалась Намико, — готовлю, стираю, убираю… Я даже покупаю мужу костюмы и обувь — ему ведь некогда. Я знаю его размеры.

То ли японская лёгкая промышленность подчинялась некой идеальной системе стандартов, то ли японские тела, но купленные без примерки костюмы сидели на Хидэо вполне сносно. А сам Хидэо даже не знал, где находится универмаг Фуджисаки, в котором Намико одевает его.

— А почему я должен знать? — изумлялся он. — По магазинам ходит жена. Но вообще-то я могу всё сделать сам. Однажды, когда Намико заболела, я даже сам купил ужин — бутерброды. — Значит, он сам не мог нарезать бутерброд? — Это сложно, — вздыхал Хидэо, — там очень много компонентов!

В бутерброды от Сэвэн-илэвэн кроме сыра и ветчины добавляли ещё листок салата и майонез — очень сложно для профессора!

И Шимада неважно разбирался в проблемах питания.

— Что это? — спросила она однажды, встретив его в университетском магазине.

— Кажется, рыбные сосиски, — неуверенно ответил он, разглядывая пакет.

— Это вкусно?

Шимада пожал плечами.

— Но Вам это нравится? Вы это едите?

— Откуда мне знать, что я ем? — искренне удивился Шимада. — Я ем то, что жена кладёт мне на тарелку.

Еда, покупки — дело женщин. И отвечать на телефонные звонки в семейном доме — её дело. Даже если муж дома. Если он сидит рядом с аппаратом, он подвинется, давая ей возможность снять трубку — она видела такое в кино. В доме Шимады, Кумэды, Сато, Кобаяси трубку всегда снимала женщина. В вопросе об обязанностях жён все сэнсэи были едины — образованные, передовые мужчины. Но японские.

— Японские мужчины очень счастливы! — говорил китайский доктор Чен. — Жёны все делают для них!

— Иметь японскую жену — это счастье, особенно если вместе с ней у тебя есть американская зарплата, английский дом и китайская еда. Несчастье же составляют американская жена, китайская зарплата, японский дом и английская еда. — Намико рассказывала привезённый из Европы анекдот не ради смеха, а из профессиональной гордости, как знак всемирного признания достоинств японских жён.

— Наши женщины лучше мужчин, — улыбался пожилой токийский профессор Нагаи, посетивший однажды Хидэо. — И вот Вам доказательство: после войны, когда много японской молодёжи было отправлено в Америку учиться, мало кто из девушек вернулся, их разобрали замуж, а вот парни все приехали назад. Никому они не приглянулись.

Она тоже достоинства японских женщин признавала. Однажды она даже рассказала Шимаде сценку из старого японского фильма: прошлый век, зима, жена обнищавшего актёра сушит мокрые носки мужа на своей груди, потому что в доме нет дров. Простудившись, женщина умирает.

— Японские жёны славятся во всём мире, — говорила она, — они так преданы своим мужьям!

А Шимада хмыкал.

— Такие жёны в Японии давно перевелись! Конечно, в традиционном японском доме Вы и теперь увидите женскую преданность мужу, но семьи профессоров почти утратили наши традиции, переняли западный стиль…

Перенять то переняли, но на Ягияме, где жило много университетских, она каждое утро видела в приоткрытых дверях домов женщин, которые провожали уходящих на работу мужей. Жёны кланялись им, подавали пальто. Правда, Анна говорила, что делают они это только напоказ, а дома хозяйничают, как хотят, распоряжаются деньгами. И в любви инициатива чаще всего у них — они решительнее мужчин. Анна рассказывала, что раньше японский брачный контракт включал обязательство жены умереть позже мужа. Кажется, это не была шутка. Какие уж тут шутки, если японский мужчина без жены беспомощен, как младенец. И, останься он один, кто положит ему на тарелку незнамо что? Кто купит незнамо где костюм? Кто потащит его чемодан? Да он, бедняга, даже напиться не сможет с горя. Потому что некому будет открыть ему бутылку, рюмку налить!

Но сами женщины силу свою словно таили, соглашались подчиняться мужчинам, прятались в глубинах своих домов… С интересом вглядывалась она в женские фигурки, согнувшиеся в прощальном поклоне вслед уходящему мужу. В сущности, она немного знала о японских женщинах — так, анекдоты, сказки… Журавлиха обернулась девушкой, вышла замуж, родила детей и каждую ночь, когда семья засыпала, превращалась в птицу и, выщипывая пух из своих крыльев, делала одежду и одеяла. И семья жила хорошо. А когда женщина состарилась, то опять стала журавлихой и улетела. А муж посмотрел ей вслед и заметил неодобрительно, что крылья у неё совсем облезлые. Это была японская сказка. Японская сказка о японской женщине. Дамы провожали своих мужей до порога дома и останавливались. И не дерзали сделать ещё один шаг, выйти в мир…

Через изгородь

Столько раз перепорхнули

Крылья бабочки.

Басё

— Японские женщины не работают? — восклицала американка Джейн. — Да сказки это! Это Вам так кажется, потому что Вы всё время среди профессоров крутитесь! Японские профессора — люди богатые, могут позволить себе роскошь жену дома держать. А простому смертному в Японии на одну зарплату нынче не прожить. Особенно с детьми.

Всё, что касается детей, Джейн знала теперь хорошо — она собиралась рожать. И, устав писать иероглифы, рисовала толстого ребенка с клеймом на попке "Сделано в Японии" — пригласительный билет на крестины. Один она вручила своей русской подруге. Они с Джейн часто встречались в Шимин-центре. Сюда приходилось забегать не ради курсов японского языка, давно заброшенных, а за советом, за помощью, необходимой, чтобы одолеть магазины, поликлиники, счета… Помочь управиться со всеми этими делами университетские мужчины не могли. Мужчины вообще мало что знали за пределами своих письменных столов. И она шла к женщинам в Шимин-центр.

У неё появилось там много подруг: жена профессора архитектуры Сумико, жена профессора права Мидори… Ей, иностранке, женщины позволяли называть себя по именам. И только к одной из них, самой старшей, она обращалась, как положено в Японии, по фамилии, Соно-сан. Женщины любили свой Шимин-центр. Они приходили на уроки оживлённые, нарядные, в золотых серёжках. А после занятий частенько отправлялись в ближний ресторанчик вместе пообедать, поболтать. Шимин-центр был их клубом, развлечением для них, домохозяек, которым надоело вечно ждать своих мужей в пустых домах, надоело хранить в шкафах свои университетские дипломы.

- Моя специальность? Английский язык и литература, — хором отвечали Намико, Сумико и красавица Мидори. И Соно-сан.

Без диплома по английскому языку невозможно было стать учительницей в Шимин-центре. И женой университетского сэнсэя — жёны Кобаяси, Шимады, Кумэды, Сато имели такой диплом.

— Почему я выбрала эту специальность? — Намико пожимала плечами. — Так принято. Большинство девушек нашего круга учились в университете именно на этом отделении.

Учились, чтобы стать домохозяйками.

— Замужней женщине в Японии не принято работать, — утверждали Намико, Сумико и красавица Мидори. И Соно-сан.

Только Джейн возражала:

— Да посмотрите же вокруг! Как много женщин среди продавцов, официантов, служащих компаний, банков…

- Да, в Японии многое теперь меняется, — вздыхала Намико. — Многие женщины, особенно молодые, хотят работать. Наша невестка Митиё не оставила работу после замужества, чтобы помочь мужу обеспечить их молодую семью.

Намико почему-то говорила только о молодых. Но она, да и другие жёны профессоров, трудились в Шимин-центре.

— Это другое, — отрицательно качала головой Намико, — мы работаем бесплатно. Это полезно для репутации наших мужей.

Вся женская активность в этой стране укладывалась в русло мужниных дел: диплом, удобный, чтобы выйти замуж, общественная работа, полезная мужу и ещё…