В 1773 г. Нельсону удалось принять участие в полярной экспедиции. Два военных корабля были направлены на север, в сторону полюса, адмиралтейством по ходатайству Королевского общества (Академии наук). Юных моряков запретили брать в экспедицию, но Нельсон и еще два его сверстника ухитрились попасть на корабли. Успеха экспедиция не имела, суда оказались затертыми льдами. Наступил момент, когда капитаны решили их покинуть, но неожиданно подул благоприятный ветер, корабли вышли на открытую воду и благополучно вернулись в Англию.

Сохранился рассказ о том, как однажды Нельсон с приятелем, когда суда стояли во льдах, решил убить белого медведя. Они нашли его и попытались застрелить из мушкета, но оружие отказало и приятель дал мудрый совет — уходить. Однако Нельсон заявил, что попытается убить зверя прикладом. Чем бы закончилось это приключение, неизвестно, если бы капитан Лютвидж вовремя не сообразил, что происходит и не выстрелил из пушки. Медведь убежал.

Намного более опасным оказалось для Нельсона плавание в теплые моря, к берегам Индии. За 18 месяцев фрегат побывал почти во всех портах Индостана .и Персидского залива. В конце плавания Нельсон тяжело заболел. Судя по симптомам, теперь это заболевание определили бы как малярию. Тогда лечить его не умели. Последствием заболевания явился временный паралич. Врач сказал, что больного нужно отправлять домой. Молодого мичмана («почти скелет») перенесли на фрегат «Долфин», направлявшийся в Англию.

Из устья Ганга до Портсмута было шесть месяцев пути.

Медленно, постепенно больной начал поправляться. Но именно с того времени на него стали находить приступы острейшей мучительной депрессии, чего ранее никогда не случалось. Приступы депрессии сменялись большим подъемом душевных сил. В один из таких моментов он пережил мощный прилив патриотических чувств: «Мой король и моя страна предстали передо мной как мои покровители». И для того чтобы оправдать их покровительство, Нельсон сказал себе: «Я буду героем. Вверив себя провидению, я буду храбро встречать любую опасность» (43).

Сейчас все это звучит высокопарно и неестественно. Но вряд ли стоит размышления Нельсона на борту фрегата «Долфин» приписывать экзальтации. Позднее, при совершенно других обстоятельствах, Нельсон не раз возвращается к мысли о величии подвига во имя короля и страны, которые ответят ему признательностью. Эта мысль пронзила сознание Нельсона перед началом Трафальгарского сражения.

Хотелось бы напомнить, что примерно в те же годы молодой Гёте воскликнул: «Прочь! Вперед! Прежде чем мы сломим себе шею, нам нужно покрыть себя славой» (44).

По возвращении в Англию Нельсона ожидала приятная новость. Капитан Саклинг был назначен контролером флота. Это — очень высокий и влиятельный пост. Следовательно, и поддержка Нельсону теперь могла стать более ощутимой.

В тот же день, когда экипаж «Долфина», на котором Горацио вернулся в Англию, получил расчет, Нельсон был зачислен на 64-пушечный корабль «Уорчестер» четвертым лейтенантом.

Через полгода, 9 апреля 1777 г., Нельсон предстал перед экзаменационной комиссией адмиралтейства и держал экзамен на чин лейтенанта. Он предъявил документы о том, что прослужил на море более шести лет, а также прекрасную аттестацию за подписями капитанов Саклинга, Лютвиджа, Фармера, Пигота и Робинсона, под началом которых плавал, Нельсон успешно ответил на вопросы членов комиссии — опытных моряков. В процедуре экзамена было только одно нарушение: Нельсон представил в комиссию удостоверение, свидетельствовавшее, что ему более 20 лет, тогда как ему еще не хватало пяти месяцев до 19. Но это нарушение существа дела не затрагивало. Комиссия признала его достойным занять должность лейтенанта. Правда, с патентом на чин лейтенанта, замечает Ж. Гравьер, «он мог еще долго прождать лейтенантского чина, но, к счастью, дядя его, капитан Саклинг ... легко выхлопотал племяннику своему чин, о котором многие мичманы английского флота вздыхают напрасно целую жизнь»(45). На следующий день после экзамена Нельсон получил назначение вторым лейтенантом на фрегат «Ловестов».

«Итак,— писал молодой лейтенант родным,— теперь я выпущен в мир, где я должен действовать самостоятельно. Я надеюсь, что буду делать это с честью для себя и своих друзей» (46).

* * *

У англичан — островных жителей — издавна и вполне естественно возник и постоянно усиливался интерес к морю — и, следовательно, к судам, его бороздившим. Борьба с соперниками за господство на морях, за приобретение колоний требовала пристального внимания к строительству флота. На это не жалели ни денег, ни людей,

В ХVIII в. флот еще был целиком деревянным, парусным и вооруженным довольно примитивными пушками. Тем не менее корабли бороздили все моря и океаны. Английские капитаны, открывая новые земли, объявляли их владениями Великобритании. Суда делились на ранги в зависимости от размеров и вооружения. К первому рангу относились корабли со 100 пушками и небольшим по нынешним понятиям водоизмещением — 2000—2600 тонн. Экипаж их состоял из 850—950 человек. Ко второму и третьему рангу относились суда с несколько меньшим водоизмещением, вооружением и численностью команды. К четвертому и пятому рангам — суда, имевшие от 50 до 20 пушек; их тоннаж колебался от 1100 до 550 тонн, а численность экипажа — от 350 до 160 человек (47).

В первые три ранга входили линейные корабли — самые большие суда, участвовавшие в крупных сражениях. Тяжелые, обладавшие слабой маневренностью, они имели умеренный ход, но располагали самым мощным вооружением. Залп с одного борта обрушивал на противника ядра общим весом в 2500 фунтов.

Ко времени Нельсона корабельная артиллерия устарела, пушки использовались столетней давности, точность, дальность и эффективность выстрела были недостаточными. В 1778 г. английская фирма «Каррон компани» предложила новую пушку — ее назвали карронада — с намного более коротким стволом, чем у прежних пушек, а по мощи выстрела значительно их превосходившую.

На близком расстоянии карронада легко разбивала борта кораблей противника и производила страшные разрушения на палубах. К 1781 г. уже 400 английских кораблей были вооружены карронадами. Эти орудия весьма содействовали успеху английского флота в последовавших сражениях (48).

В четвертый и пятый ранги входили фрегаты, «глаза флота», как их называл Нельсон,— быстроходные суда с вытянутым корпусом, со средним по мощи вооружением. Очень подвижные, они вели разведку, поддерживали связь между эскадрами и адмиралтейством, выполняли поручения командующих эскадрами, а при случае вступали в бой с кораблями противника.

Строительство судов стоило очень дорого, требовало большого количества высококачественной древесины (в Англии были сведены почти все дубовые леса, дерево для судов доставляли из Северной Америки, Прибалтики, России), растягивалось на дол: 5—7 лет. Королевские верфи находились в Вулвиче, Портсмуте, Плимуте и в некоторых других портах. Более 3 тыс. рабочих были заняты на постройке судов, ими руководили сотни офицеров и инженеров, или, как их называли, «военно-морских архитекторов». Охрану верфей на случай возможной диверсии со стороны противника несли специальные отряды морских пехотинцев. Воровство и коррупция процветали. «Многие флотские офицеры в то время...— пишет сегодня Р. Харт,— не упускали случая набить собственные карманы, представляя фальшивые счета на работы, якобы выполненные для адмиралтейства» (49).

Войны Англии в XVIII столетии против Франции, Испании и североамериканских колоний, провозгласивших независимость, предъявляли свои требования к флоту. В 1756 г. примерно 50 тыс. человек числилось в штатах военно-морского флота; к 1780 г.— уже около 92 тыс., а к 1802 г.— до 129 тыс. (50) Большая часть военных моряков набиралась из числа тех, кто был так или иначе связан с морем: матросы торгового флота, рыбаки, речники и т. п. Однако в военное время моряков не хватало, и тогда при вербовке применяли силу.

Капитаны кораблей, вводимых в строй, направляли в близлежащие портовые города специальные отряды во главе с лейтенантами, которые силой захватывали на улицах, в пивных, кабаках и других общественных местах всех, кто, по их мнению, подходил для морской службы. Это действовали группы насильственной вербовки. Их командиров иронически именовали «желтыми адмиралами».