Три молодых чекиста, одевшись в штатское, отправились в дальнюю экспедицию. Летели самолетом, потом ехали поездом, на попутных машинах. Пробирались пешком по звериным тропам сквозь глухие леса…

Вот, наконец, она – маленькая геологоразведочная партия. На расчищенной поляне ряд аккуратных бревенчатых домиков. Кругом – лес. Прямо в окна лезут мохнатые ветви.

Начальник партии, немолодой грузин, просмотрев служебные удостоверения, удивленно уставился на пришедших.

– Нэужели какой сволочь тут есть? Нэ может быть… Всех своих людей хорошо знаю! Нэт, кацо, нэ может быть…

Просмотрели списки работающих в партии. Да, есть такой – Черенков И. Н. Бухгалтер. Беспартийный. Под судом не был. Во время войны работал в Кузбассе, что подтверждается справкой.

– Черенков? Очэнь хороший, тихий человек. Муху нэ обидит… Сейчас обедать ушел. Где живет? А здэсь, рядом…

Худой мужчина с морщинистым, в высоких залысинах лбом, сидит за столом, ест из миски. Завидев незнакомых, в замешательстве засуетился, неуклюже встал из-за стола.

– Вы Черенков?

– Да… Чем могу служить?

– Вы жили в Краснодоне во время оккупации?

Длительная пауза. Черенков медленно опускается на стул:

– Так… Мне все ясно…

Старший группы чекистов шагнул к столу, многозначительно взглянул на Черенкова.

– Значит, мы прибыли точно по адресу?

– Да…

Пока чекисты производили обыск в квартире, грузин отозвал старшего группы в сторонку, горячо зашептал:

– Слушай, кацо… Объясни, пожалуйста, за что его арестовали?

Старший пожал плечами – он не имеет права разглашать служебные тайны.

– Нэт, ты мне, пожалуйста, скажи, – не унимается грузин, – я слыхал, ты его про Краснодон спрашивал… Значит, он с фашистами там был.., Нэужели… за «Молодую гвардию»?!

Старший молчит.

– Вай, какой мэрзавец! В гости ко мне ходил, за столом сидел! Понимаешь, кацо, дочка у меня в десятый класс ходит. «Молодую гвардию» проходит, целый кусок на память выучила. На экзаменах «пять» получила… А он, такой подлец, сидел у меня дома, слушал, как дочка читает. «Хорошо, – говорил, – читаешь». Вай, какой мэрзавец! Стрелять таких надо!

В дороге Черенков дважды пытался бежать. Пробыв в камере предварительного заключения менее часа, он успел вынуть оконную раму, пробовал расшатать решетку. Наконец, убедившись, что бежать не, удастся, затих. В кабинете следователя он сразу попросил бумаги и чернил и сел сам писать показания…

Так начал разматываться клубок. Постепенно удалось разыскать и других участников гнусного преступления. В Восточной Германии, в одной из советских воинских частей, пристроился бывший бургомистр Краснодона Стаценко – теперь он занимал скромный пост фуражира и именовался Стеценковым. Нашелся и сын его Георгий, сыгравший немаловажную роль в гибели молодогвардейцев. В Караганде под чужим именем укрывался бывший начальник ровеньковской полиции Иван Орлов, на чьей совести смерть отважных комсомольцев Олега Кошевого, Любы Шевцовой, Виктора Субботина, Сени Остапенко, Дмитрия Огурцова и многих других славных патриотов. Предстали перед народным судом бывшие полицаи Лукьянов, Давыдов, Усачов – все те, кто в трудный для Родины час изменил ей и перешел на службу врагу.

Не ушли от заслуженной кары и матерые фашисты, организаторы кровавой расправы над молодогвардейцами – полковник Э. Ренатус, эсэсовцы О. Древитц, Э. Шредер, Я. Шульц и их пособники. Все они были обнаружены в лагерях немецких военнопленных. Что касается гауптвахтмейстера Зонса, то он поплатился за свои преступления еще раньше: артиллерийский снаряд настиг его в тот момент, когда он удирал из Красного Луча.

И только одного из главных палачей, верного фашистского пса, подлого убийцу Василия Подтынного долго не удавалось найти. Он исчез, словно в воду канул…

Где же укрывался Подтынный?

…В Красном Луче, куда примчался на взмыленных лошадях Подтынный, ему не удалось разыскать ни Гендемана, ни Зонса. В городе была паника. Немцы чувствовали себя сидящими на пороховой бочке, готовой вот-вот взорваться. Им было не до Подтынного.

И он, не задерживаясь, махнул дальше на запад. Гнал и гнал лошадей по проселочным дорогам, объезжая стороной города и крупные поселки, позволяя себе лишь коротенькие передышки в глухих лесах.

Но, как ни торопился Подтынный, лавина наступающих советских войск двигалась еще быстрее. И однажды, выскочив из густого перелеска, приютившего его на ночь, Подтынный увидел впереди себя большую колонну танков с красными звездами на башнях…

Несколько недель спустя в полевой военкомат, разместившийся в одном из недавно освобожденных райцентров Одесской области, пришел оборванный, заросший рыжей щетиной бородач. Обрадованно кинулся обнимать дежурного по военкомату, взволнованно сквозь слезы кричал:

– Братцы, родные! Свои… Год в фашистских застенках промучился, думал, каюк… Спасибо, братцы! Теперь я с вами до Берлина!

– Как фамилия? – спросил дежурный.

– Да фамилии, можно сказать, у меня нету… – сконфуженно проговорил бородач. – Кличка есть, а не фамилия… Подкидыш я, под забором меня нашли, по-украински значит под тыном. Вот и зовут меня Подтынным…

Подтынный все рассчитал и взвесил. Ему ничего не стоило назвать любую, первую попавшуюся фамилию – все равно никаких документов нет. Но в армии он мог случайно встретиться со знакомыми однополчанами, и тогда все сразу раскроется. Нет, фамилию менять нельзя. Но зато все остальное – год и место рождения, всю биографию – можно сочинить заново. Кто докажет, что просидевший год в лагере военнопленных Подтынный и заместитель начальника краснодонской полиции – одно и то же лицо? Фамилия? Так это и не фамилия вовсе, а кличка. Свидетели? А где они? Все, кто видел, как расправлялся Подтынный с молодогвардейцами, погибли. И потом кому придет в голову искать фашистского наймита, предателя Родины в действующей армии, на фронте? Затесаться в армию, перебиться как-нибудь, а там перетрется все, забудется…

Так рассуждал Подтынный, принимая решение пробраться в действующую армию. Ему удалось это сделать. Но пришла пора демобилизоваться, и он снова задумался: куда податься, где упрятаться понадежнее?

Сначала он поселился на Украине; потом перебрался в Казахстан; через полгода снова снялся, ища себе укромное пристанище…

Говорят, есть такой способ охоты на волка: место, где он устроил себе берлогу, окружают веревками, увешанными яркими флажками. Испуганный волк мечется во все стороны, натыкаясь на флажки, в ужасе бросается назад, носится по замкнутому кругу, пока, поняв, что выхода нет, не замирает где-то на месте. Тогда охотники его убивают…

Вот так кружил по всей стране и Подтынный. Всюду ему казалось, что его вот-вот накроют, разоблачат, и он в страхе кидался на новое место, чтобы через некоторое время снова бежать, прятаться, испуганно озираясь вокруг.

Наконец, устроившись скотником в одном из совхозов Сталинской области, он успокоился. Он надеялся, что время выветрило из нашей памяти совершенные им преступления, что о нем уже давно забыли…

Шестнадцать лет волк укрывался под овечьей шкурой. И все же настала пора – с него сорвали маску.

Один из работников управления государственной безопасности случайно встретил его фамилию в каких-то совхозных документах. Подтынный… Не тот ли?

С большим трудом удалось раздобыть фотокарточку бывшего лейтенанта В. Подтынного. Сличили ее с фотографией скотника. Тот же острый нос, те же тонкие губы, большие треугольные уши… Он!..

На предварительном следствии Подтынный долго юлил, старался запутать следы. Первые десять дней он упорно отрицал все предъявленные ему обвинения. Но слишком очевидны были факты – его опознали жители Краснодона, его участие в расправе над молодогвардейцами подтвердили бывшие полицаи, отбывающие ныне наказание за свои преступления. И Подтынный, наконец, заговорил. Он рассказал все, что знал…

23 февраля 1960 года выездная сессия Верховного Суда УССР в открытом судебном заседании слушала дело предателя Родины, палача и убийцы В. Подтынного.