Я видел сверкающий танец

Над кровлей завода, в глуши.

Опасный, диковинный танец

Под небом, где нет ни души.

Я видел, как там пролетали

Шары голубого огня,

И ветер багровое знамя

Сорвал на глазах у меня.

Я видел, по кровле железной

Прошел человек не спеша,-

И молнии вдруг надломились

И вниз полетели, шурша.

Враждебные посвисты ветра,

Дождя перекрестный допрос.

Но шел человек в поднебесье

И знамя за пазухой нес.

Он был не волшебник, я знаю,

А был он из наших парней.

Поэтому красное знамя

В руке его стало красней.

И там, в поднебесье дождливом,

Где ропот, и рокот, и треск,

Упал на лицо человека

Сияния алого блеск.

Враждебные посвисты ветра

И молнии выпад крутой,-

Но знамя над нами, как пламя.

Принес его парень простой.

Жара. На землю каплет солнце.

И нет ни ветра, ни дождя.

В грязи вернулась из колодца

Моя порожняя бадья.

И над лесами пламя вьется,

Ветвей зеленых не щадя.

А мы с отцом идем по склонам,

Подстерегая диких коз.

Жара. На языке соленом

Витает привкус детских слез.

По камешкам, от солнца сонным,

Ручей проносится вдали.

Наверно, я иду по склонам

Необитаемой земли.

Мы ждем в кустарнике, у самой

Прозрачной, неземной струи.

Сюда придут при звездах самки

И губы освежат свои.

Единый выстрел – кровь из ранки,

Я пить хочу. Звенит источник.

Наверно, жаждой связан я

С тем существом, что этой ночью

Должно погибнуть у ручья,

Хотя законы и обычай

Велят не убивать зверья.

Кровавы сумерки. Алеет

Моя одежда. Вновь и вновь

Мне кажется, что это тлеет

На мне самом чужая кровь.

Мерцают алые соцветья,

Как жертвенник на алтаре.

О лучшая из жертв на свете,

Не приходи! Не верь жаре!

Она пришла и сбоку встала.

Спасайся, господи, скорей!

В ручье вода затрепетала

От этих тоненьких ноздрей.

Она умрет, ей будет больно.

И миф о девушке,- о той,

Косулей ставшей,- вдруг невольно

Воскрес и былью и мечтой.

А лунный луч, далекий, бледный,

На теплый мех стекал звездой.

Минуй чело косули бедной,

И боль, и смерть,- во имя той!

Но загудела даль. Колени

Согнулись, к небу – голова.

И все-таки одно мгновенье

Она была еще жива.

Душа ее легко взлетела

С печальным криком журавля,-

Как будто все осиротело

И пахнет холодом земля.

Покуда не остыло тело,-

Косуля из последних сил

Еще по воздуху летела,-

Рога чернели вместо крыл.

Я вздрогнул. Радостно и бодро

Отец присвистнул: «Мясо есть!

Теперь бы дождичек и вёдро,

Чтоб дух немного перевесть».

Я пью и пью. Звенит источник.

Навеки жаждой связан я

С тем существом, что этой ночью

Упало мертвым у ручья,

Хотя законы и обычай

Велят не убивать зверья.

Но наш закон жесток предельно

И милосердность жестока,-

Моя сестра больна смертельно,

И в доме – хлеба ни куска.

Одной ноздрей ружье дымится.

О, как переменило лес

Одно убийство! Словно птица,

Летит листва наперерез.

А я беру цветок на память,

Стою с серебряным цветком.

А с вертела отец ногтями

Снимает сердца алый ком.

Что сердце? Я хотел бы жить… Я голоден!

О дева -

Косуля, ты меня прости навеки, насовсем.

Спать! Как высок костер и как дремучи древа!

Что думает отец? Я плачу, ем и ем!

Я хожу белым днем,

Он отвечает черным днем,

Я наступаю мечтой,

Он берет ее войной.

Он нападает на мои легкие,

И я на год задумываюсь в больнице,

Нахожу блестящую комбинацию

И один черный день снимаю с доски.

Он угрожает мне смертью,

Которая ходит крест-накрест,

А я выставляю книгу щитом

И заставляю смерть отступить.

Я выигрываю у него еще несколько фигур,

Однако, смотри, половина моей жизни

Уже за краем доски.

– Я объявляю тебе шах, и ты сразу скиснешь,

Говорит он.

– Ничего,- отшучиваюсь я,-

И рокируюсь чувствами.

За моей спиной жена, дети,

Солнце, луна и остальные болельщики

дрожат за каждый мой ход.

Я закуриваю сигарету

И продолжаю партию.