ДИФИРАМБ В ЧЕСТЬ МИРА
Ты солнце в лютню мою вдохнул,
и не тебе ли
обязан младенец, что тихо заснул
в своей колыбели.
Это в твоих животворных лучах
земля зеленеет,
молодожены мебель влачат,
и всюду теплеет.
Студенты благодаря тебе
зубрят науки,
и так уверены в судьбе
и дед и внуки.
Ты покровитель библиотек,
наук любитель,
но также и старушек всех ты покровитель.
Ты то, чем каждый день живут,-
талант и труд.
Враги твоих олив листву -
не оборвут.
С тобою будем до конца
мы.
Тебе верны наши сердца,
МИР.
СТРАННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ НА УГЛУ НОВОВЕЙСКОЙ УЛИЦЫ
По случаю воскресенья
шло их десятка четыре.
Один вздохнул внезапно,
другие на месте застыли.
Их восхитило что-то.
Луна осветила небо.
И в небо уставились, точно
сорока уставилась в ребус.
Луна – ведь их стихия,
восходы, заходы, все это.
Поэты, они такие.
Эх, поэты, поэты.
ПАСХАЛЬНАЯ НОЧЬ ИОГАННА СЕБАСТЬЯНА БАХА
Все семейство выехало в Гаген.
Я один во всем огромном доме,
меряю шагами галереи.
Мне забавны – отблеск позолоты,
пеликаны те резной работы,
облака, что мчатся в эмпиреи,
Как люблю я тучи! И хмурый свет в округе.
Словно крепости. Или мои большие фуги.
Хорошо, когда нас оставляют в покое,
когда мы с Музыкою – двое.
Словно лес осенний горит в шандале злаченом.
Сегодня пасхальный вечер. Звон откликается звонам.
О, нынче весело сердцу!
В старых шкатулках старые письма,
листья, засушенные когда-то!
Как славно перебирать давнишние думы.
О, праздничный час, серебристые шумы!
Золотые столпы вдохновенья! Кантаты!
В бархат зеленый одет,
шатаюсь по этим залам,
шагами лестницы беспокою.
О, еще до вечера времени пропасть,
чтобы мурлыкать, напевать, чтобы топать,
чтобы течь заколдованной рекою.
Темные, как ночь, портреты приветливы в залах,
посмотришь издали – они в тенях, как в покрывалах.
Забавно, что кто-то меня называет «мастер»,
говорят: в кантатах моих я небу диктую законы.
Как жаль, что с моим дроздом они совсем незнакомы,
ах, что это за дрозд – свистать он великий мастер!
Я многим обязан ему. И вам, облака и воды.
Тебе, теченье реки. Всем полным звукам Природы.
Гляньте на эти затейливые рисунки,
на эти кресла, где спинка резная,
на эти все золоченые штуки,
на клетки, где поющие попугаи,
на облака, летящие, как феллуки
под ветрами южного края.
Все здесь память, все напоминанье
обо мне, об Иоганне Себастьяне.
Говорят, что я стар. Как древние реки.
Что время из рук моих утекает навеки.
Да, много его утекло без пользы, я знаю.
Но, дьявол, пусть это так! Пускай велики утраты!
Еще, черт подери, существуют мои кантаты.
И не время меня – а я его доконаю!
Вот вернется семейство. Будет вечер пасхальный.
Отразятся дочери в глуби зеркальной.
И гости нагрянут – они у нас не редки.
Закусят они, выпьют степенно.
И ударит в струну пастушок с гобелена.
А потом будет ночь. Я скроюсь в беседке.
Ведь лучше всех скрипок моих,
на которых играл я в Веймаре,
и всех жемчугов, что хранил я в футляре,
чем фуги сынов моих, чем мечты и виденья,-
этот миг великого отдохновенья,
этот миг, когда видишь сквозь ветки и купы
небывалый, огромный, неистовый купол -
ВЕСЕННЕЕ ЗВЕЗДНОЕ НЕБО!
ЛИРИЧЕСКИЙ РАЗГОВОР
– Скажи, как меня ты любишь?
– Скажу сейчас…
– Ну?
– Люблю я тебя и на солнце. И при свечах.
Люблю, когда берет наденешь или шляпу. Или платок.
Люблю тебя и в концерте. И на перекрестке дорог.
В сирени. В малиннике. В кленах. В березовой чаще.
Люблю тебя спящей. Люблю работящей.
И когда ты яйцо разбиваешь так мило.
И даже когда ты ложечку уронила.
В такси. В лимузине. Вблизи. В дальней дали.
Люблю тебя и в конце улицы. И в начале.
И когда ты на карусели. И когда ты идешь пешком.
И когда ты расчесываешь волосы гребешком.
В море. В горах. В калошах. Босую.
Нынче. Вчера и завтра. И днем и ночью люблю я.
И когда ласточки прилетают весной.
– А летом как меня любишь?
– Как летний зной!
– А осенью, когда капризы, и всякие штучки, и тучки на горизонте?
– Люблю, даже когда ты теряешь зонтик!
– А зимой, когда снег серебрист на оконной раме?
– О! Зимой я люблю тебя, как веселое пламя.
Быть у сердца люблю твоего. Близко. Рядом.
А за окнами - снег. И вороны под снегопадом.